«Киевские лавры»: между Ждановым и Жаданом

Майский Киев со своими дождями, сияниями и цветущими сиренями сочинен для поэтических фестивалей. Традиции давние. Однако «Киевские Лавры» (международный фестиваль, длившийся шесть дней — с 15 по 20 мая) превзошел все ранее виденное нами.

Качество фестиваля определяют организаторы, имена и залы. «Лавры» меняли залы с легкостью, как франт костюмы: днем — один, к вечеру — другой. В дневном свете промелькнули залы Дома учителя, Союза писателей, Дома актера, под финиш все поплыло, причем в буквальном смысле — по Днепру — на белом корабле «Эльбрус»; в качестве поэтических площадок еще и два зеленых острова были задействованы. Ну а вечерне-ночная часть поэтами прожита была в сети (не виртуальной) кофеен «Бабуин».

Теперь об именах. Не все заявленные в программе известные лица смогли почтить Киев своим присутствием. Ну а почтившие как камертоном (дабы не говорить о высоте пресловутой планки) задали фестивалю уровень чистоты звучания. Может, благодаря именно этому, а не чуду, вся нахрапистая графомания от фестивальных микрофонов была отсечена. В это трудно поверить, но организаторам — удалось. Да, почти полностью. Организовал и возглавил фестиваль поэт из поколения «нынешних тридцатилетних» Александр Кабанов — поэт заслуженно популярный в кругах любителей изящной словесности. В череде его успехов обычно называют изданные им четыре книги стихов и лауреатство (премии «Нового мира» и им. великого князя Юрия Долгорукого). Теперь, вероятно, к его успехам следует причесть и «Киевские лавры». Как ему удалось создать фестиваль и провести его на широкую ногу, когда-нибудь выяснят любопытные.

Среди званых гостей общее внимание привлекали к себе личности, чьи имена в литературном мире давно на слуху и в известном смысле легендарны: Алексей Парщиков, Бахыт Кенжеев, Алексей Цветков, Светлана Кекова, Иван Жданов. Кроме названных, было немало отличных и разных поэтов из Москвы, Крыма, Питера, Одессы, Харькова, Запорожья, Днепропетровска, Киева (не стоит город без поэта!), — чья громкая слава еще впереди.

В культуре авторского исполнения было замечено ноу-хау: два поэта читали стихи не по рукописи или по книжке — с ноутбука. Цветков — с миниатюрного. Алексей Остудин, поэт из Казани, с машины, размером с хорошую шахматную доску. Вероятно, здесь уместно сказать и о культуре дарения (принятия) книг. Известным поэтам многие дарили. Кто-то из знаменитостей брал равнодушно, головой лишь кивнув (верно, представляя тот груз, который придется тащить через границы). А кто-то… О, как принимал книги Кенжеев — стоило видеть! Бахыт принимал дар от безвестного собрата с таким восторгом, как будто только об этом подарке и мечтал все последние годы.

Автору этих заметок было интересно, чем некогда шумно известные поэты занимаются (помимо творчества) ныне.

Алексей Цветков (родом из Станислава, вырос в Запорожье, участник поэтической группы «Московское время», выслан в 1975-м, живет в Праге): «Пишу обзоры международных событий для сайта радио «Свобода». Два материала в день. Вынужден. Зарплата хорошая. Но моя аудитория как поэта — только в Интернете. Не хватает живого общения. Поэтому, когда Кабанов встретил меня в Праге и пригласил в Киев, я взял отпуск и с удовольствием приехал…»

Бахыт Кенжеев (родился в Чимкенте, участник поэтической группы «Московское время», с 1982-го в Канаде): «В Монреале у меня гениальная работа, я внештатный переводчик. Она позволяет мне зарабатывать на жизнь, писать и путешествовать. Эта работа сравнима только с работой университетского профессора или хорошего журналиста. Я живу за границей, чтобы писать. На родине это для меня невозможно, потому что я здесь сопьюсь. А там пить не с кем, поэтому работаю. Канада для меня уже давно не эмиграция: эмиграция предполагает невозможность возвращения. Эмиграции уже больше нет. Есть лишь вопрос о месте жительства. Тебе нравится — живешь в Украине, кто-то — в Европе, России или Америке. При наличии Интернета и дешевых билетов на самолеты этот вопрос снят…»

Алексей Парщиков (родился на Дальнем Востоке, жил в Киеве, Донецке, Москве, основатель поэтической группы метаметафористов, приехал из Кельна): «…Там я сотрудничаю с голландским культурным центром. Комментирую стихи. Могу брать любого автора. Это может быть исторически древняя поэзия, может быть современная — китайская, сербская, русская, какая угодно. Из мировых языков я знаю только русский и английский. В этом проекте пишу на английском. В поисках переводов мне иногда приходится ездить по странам англоязычного мира, потому что в Германии бывает трудно достать, например, такого-то румынского поэта в переводе на английский. Библиотеки и межбиблиотечные связи не всегда выручают. Я встречаюсь и переписываюсь с авторами, у которых есть интересующие меня переводы. В Голландии дефицит поэзии на голландском языке. Они компенсируют это отчасти таким вот образом. Я не говорю, что комментирую по одному стихотворению в день. Но когда их будет 365, мы подумаем, что делать с этим материалом…»

Иван Жданов (родился на Алтае, основатель поэтической группы метаметафористов, живет в Крыму): «Мне когда-то дали премию Аполлона Григорьева. Я поставил родителям памятник, купил себе в Симеизе жилье и приобрел фотоаппарат. В дефолт оставшиеся деньги пропали. Теперь сдаю квартиру в Москве и живу в Симеизе, пишу стихи и занимаюсь фотографией; сделал несколько фотовыставок…»

У автора этих записок самое сильное впечатление от фестиваля — творческий вечер Ивана Жданова. И не у меня одного. Публика в «Бабуине» слушала его в каком-то растеряно-восхищенном полугипнотическом состоянии. Причем — уточню — публика искушенная и не беспредельно трезвая. Выступал он уже после замечательных Андрея Полякова и Кековой. Начал читать, и в зале вскоре поутихла круговерть. Читал он по памяти, читал больше часа. Кто-то, было, по-свойски из рядов похвалил: «Неплохо!» Жданов покривился и, выдержав паузу, скромно прореагировал: «Думаю, — это более чем неплохо». И все-то он делал, кстати, владея притихшим залом. Уместны были даже глотки через прозрачный край и нечто подобное короткой лекции, верно, как бы для первокурсников литинститута, которые попросили мэтра показать, где в строчках содержится вещество поэзии и как оно выветривается при перестановке слов, скажем, в стихотворении, где «звезда с звездою говорит»… Но к небесным светилам мы еще вернемся.

После выступления Жданова я посмотрел, что о нем пишут, и поразился, угодив на окололитературные сайты. Сказать честно, подобную гнусь о современнике приходилось читать разве что об Александре Исаевиче. У сайтовских анонимов осведомленность о жизни Жданова какая-то явно болезненно чекистская. Впрочем, во все времена ненавистников у поэтов было в достатке, и это бодрит. А в случае со Ждановым глубинная суть ненависти у анонимов, кажется, не в том, что поэт бывает задирист или несносен, а в том, что пишет он «Церковь» — с большой буквы.

На плавание по Днепру у автора этих заметок не оказалось времени, и послушать Сергея Жадана не вышло, поэтому воспользуемся цитатой. Киевская поэтесса Евгения Чуприна поведала мне о впечатлениях от «Эльбруса», в частности: «Жадан — вот пример отличного поэта и очень милого, приятного человека. Он не участвовал в слэме (состязании поэтов), но читал, причем самым первым. Был усталым, с грязной головой. Читал быстро и плохо, но все молчали и слушали, я в том числе…» Сейчас бы и сказать о звездах. Но нет, о звездах чуть позже.

Новинкой в благородном фестивальном деле стало вручение премии «Киевские Лавры» прямо в первый же день, когда еще никто и по сторонам осмотреться не успел. Но, по крайней мере, это честно. Премия —этакая скульптурная аллегория, созданная Евгением Деревянко. Скульптура представляет собой двух поэтов (конечно, украинца и русского), которые, подперев мечтательно скулы, взирают друг на друга. Круглый стол перед ними принципиально раздвижной, возможное отдаление литераторов зависит от веяний времени. При этом поэты отличаются друг от друга, как уверяет Кабанов, лишь табличками. Украинскому поэту Анатолию Кичинскому была вручена «русская» половина скульптуры, Цветкову — «украинская». Между поэтами, конечно, могут быть конфликты и на политическом, и на этническом уровнях. Но при правильном устройстве поэтической головы — конфликт ощущается на более высоких уровнях... Вот вскинул голову, а лермонтовское небо — пусто! Страшно-то как… У Жданова: «…и звезды смотрят вверх, и снизу не видны… Они повернуты спиной, их не увидишь снизу… Как эти звезды приручить, известно только Богу». А у Жадана: «… i небеса такі темні, мовби хтось поскидав до купи вiдрубанi курячi голови i чорнi троянди».

Пред каждым свой кремнистый путь, шею б не свернуть.