«ЧАРУЮЩИЙ ПРАЗДНИК ЖИЗНИ»

«Под крышей гостеприимного Фонда Ивана Кавалеридзе, что на Андреевском спуске, состоялась космическая встреча двух гениев украинской и армянской культур». Этими словами С.Синько - директора музея И.Кавалеридзе - открылась экспозиция и новая галерея.

Вновь С.Параджанов подарил нам праздник. Коллекция любезно предоставлена Киеву ереванским музеем С.Параджанова. Любители искусства познакомились с работами последних лет жизни мастера. Коллажи С.Параджанова часто интерпретируют вечные темы Библии и классического искусства. В 70-е годы мастер работал в принципах трансавангарда, открытого украинскими художниками лишь в 90-е годы. Его импровизации-коллажи интригуют намеками, соединением, казалось бы, несовместимого. Образный мир произведений маэстро живой, создающийся на глазах у зрителя. Это не «текст», а «словарь» - зритель, включаясь в сотворчество, довоссоздает «текст». Параджанов возбуждает фантазию, чтобы потом в горячих ее потоках вознести каждого в чарующий мир метафорической многозначности. Неисчерпаем образный космос Параджанова. Мы преобразуем себя, вчитываясь в его «тексты-послания».

С.Параджанов не был ни ангелом, ни дьяволом. Он был сравним, разве что, с играющим богом Дионисом. Красоту он находил повсюду, и сам без устали создавал ее. Он преклонялся перед ней, был ее прилежным учеником.

Его жизнь была воплощенной экзистенцией, независимой от банальной логики. Он оживал и открывал все богатство своей натуры в атмосфере дружбы, ласковых взглядов, чутких прикосновений и окрыленной духовности. Параджанов жил в толпе разных людей, как рыба в воде. Ему были интересны их характеры, вкусы, манеры. В его доме можно было встретить прославленных артистов, поэтов, академиков, даже членов Политбюро и вместе с тем - людей улицы. Ему был интересен не социальный статус личности, а степень ее уникальности. Не случайно Сергея Иосифовича почитал Федерико Феллини. У двух гениев, так тонко понимавших психологию личности и толпы, был единый масштаб восприятия людей - любовно-всепрощающий. Артистизм, великодушие, преданность делу - качества, которые мастер отыскивал в людях, и если находил, то принимал в душу навсегда. Ф.Манайло, Г.Якутович, Г.Гавриленко, Л.Кадочникова, И.Миколайчук, С.Шахбазян, Р.Балаян, А.Антипенко, Н.Игнатов, Э.Ахвледиани, Г.Хачатрян, З.Нижарадзе, Н.Рапай и многие еще были близки Сергею Иосифовичу.

Сергей Параджанов, как лакмусовая бумага, проявлял сущность людей, отделяя талант от посредственности, увеличивая тем самым не только круг друзей, но и умножая ряды врагов.

В параджановской «академии» у многих формировалось право на парадоксальное поведение в жизни и в искусстве, независимость суждений. Для одних это было не более чем бравадой, манерой самовыражения в присутствии Сергея Иосифовича, для других, немногих, - сделалось сущностью артистической биографии. Параджанов каждому из нас дал шанс. Уроки свободомыслия были тем, чем щедро одаряла всех эта свободная личность.

Удивительно тонко Параджанов понимал душу вещей. К игре в «театре» Параджанова приглашался каждый предмет. Из них составлялись бесчисленные натюрморты. Менее всего это была «мертвая натура». Вещи жили напряженной жизнью. У швейной машинки был диалог с хризантемой. Вазы, стулья, шкафы, драпировки обменивались местами, взглядами, симпатиями. Невозможно забыть «любовные письма к шкафу» - их писала некая дама из Тбилиси. «Дорогой Сергей Иосифович, если Вы не влюблены в ваш шкаф, как в него влюблена я, то…» Далее следовали изысканейшие комплименты в духе персидской поэзии в адрес шкафа. Эта эпистолярия забавляла Сергея, и шкаф в конце концов достался автору писем.

Параджанов обожествлял семьи своих друзей, превратив само понятие «семья» в своеобразный культ, также возвышенно-почитательно Сергей относился к женщинам, особенно, к пожилым: не забывал посещать Лилю Брик, Нину Бажан, Елену Ахвледиани, Лидию Байкову и еще многих, посылал им цветы и изысканные подарки. В последний раз, провожая меня из Тбилиси, он напомнил: «Вернешься в Киев, проведай Нину Бажан. Не забывайте ее».

Никто кроме Параджанова не снял тяжелые хлопоты похорон с плеч Марии Миколайчук. На девятый день после смерти Ивана, Сергей привез из Тбилиси все, что было необходимо для поминального ужина. У свежей могилы Ивана Миколайчука в тот вечер собрались более ста человек. Гений учил нас уважать в себе художника. Мне всегда импонировало его требовательное отношение. Помню разговор.

- С какой целью ты приехала в Тбилиси? - спросил Сергей Иосифович.

- Писать книгу. Сергей, подскажи, чьи мастерские посетить?

Не заглядывая в записную книжку, Параджанов называл имена, сопровождая их точными характеристиками - портретами. Как всегда, увлекшись, он наставлял меня: «Обязательно найди Гаяне Хачатурян. У Ирины Дзуцовой посмотри коллекцию провинциальных икон XVIII-XIX веков. Я договорюсь о твоем визите с Этери Какабадзе. Нельзя уехать, не увидав работ гения Авто Варази. Ты что, не знаешь Вато Таваташвили, Мервине Тухуцеси и Джемаля Худишвили? Иди в музей народного творчества. Это на Хлебной площади».

Большим счастьем было, когда Сергей Иосифович общался с тобой как коллега. Это знавали Григорий Гавриленко - его Сергей обожествлял, Георгий Якутович, Эрнест Котков, Михаил Грицюк, Николай Рапай, Анатолий Фуженко, Иван Миколайчук, Гоги Месхишвили, Кока Игнатов, Зураб Нижарадзе, Иван Дзюба, Иван Драч и еще многие. Именно на пересечении множества талантов состоялось чудо «Теней забытых предков» и «Цвета граната». От первого, незабываемого просмотра «Теней…» нас отделяют уже десятилетия, однако отзвук эмоционального и духовного взрыва той премьеры и сегодня есть мерилом экcтраординарного в культуре.

Куда более напряженной была атмосфера во время съемок «Саят-Новы» («Цвет граната»). Сергей Иосифович уже находился под прицелом недремного государева ока. Сергея арестовали 17 декабря 1973 года. Освобожден он был 30 декабря 1977 года хлопотами Лили Брик, Эльзы Триоле. Сергей на свободе… В квартире его жены Светланы раздался первый телефонный звонок.

Гений Сергея возродился из пепла. Жить оставалось недолго. И как когда-то в Киеве, дом Параджанова в Тбилиси стал новой «платоновской академией». Весь художественный Тбилиси нуждался в Сергее. Жизнь бурлила, Зураб Нижарадзе работал над эскизами - Сергей готовился к съемкам «Демона». Комната сияла фантастическими коллажами. Сергей поражал всех необычными композициями из зеркал, черепков посуды, фотографий и лубочных украшений. В ход шло все: разбитый сервиз Коки Игнатова, старые кружева, подобранные на улице пружины и обрывки драпировок. Сочетаясь в непредсказуемых объятиях, эти вещи под руками мага превращались в «праздник для глаз».

Красивый, мудрый, как Бог, шаловливый, как дитя, Сергей шутил, импровизировал, поддразнивал бездеятельных. Однако, он делался серьезным, требовательным и даже строгим, когда слушал отчеты своих юных ассистентов о подготовке реквизита к съемкам «Ашик-Кериба» и «Демона». К делу, к творчеству он относился молитвенно. Вслед за Пикассо он вправе был сказать: «Я не ищу, я нахожу».