Мера упадка?

Один кюри, один ньютон, один ампер, один… Благодарные ученые именами своих коллег — великих первооткрывателей — разметили дорогу к знанию. Теория Эйнштейна, ряды Фурье, формула Остроградского… Вот только научные администраторы, от одного росчерка пера которых у нас порой зависит судьба целых институтов или отраслей промышленности, совершенно обойдены вниманием коллег. Чтобы исправить ситуацию, предлагаю повнимательнее присмотреться к тому, что натворили те, кто стоял у административного руля украинской науки и что они внесли в ее развитие. Возможно, нам удастся на этом бюрократическом небосклоне увидеть свои созвездия, вывести некие формулы, а если повезет, то и создать новую единицу для измерения результатов административного рвения.

Первым человеком, который начал создавать систему управления наукой в независимой Украине, был профессор Сергей Рябченко. По свидетельству коллег, честнейший человек, прекрасный физик-экспериментатор. Ко всему, с появлением ростков демократии в нем проснулся политик. Он вскоре стал одним из самых ярких трибунов Верховного Совета СССР в заключительную, пожалуй, наиболее запомнившуюся всем пору его существования. Затем Сергей Михайлович вернулся в Украину и здесь попытался применить свой опыт. Вот как ему видится сделанное в то время:

— Мы провели закон о государственной научно-технической политике, базовые законы об охране интеллектуальной собственности, первыми на просторах СССР создали Патентное ведомство и Фонд фундаментальных исследований. Россияне в то время даже приезжали к нам «изучать опыт». Затем организовали Инновационный фонд, которого тогда не было нигде. В него поступали небольшие сборы от предприятий, по сути — «амортизационные отчисления» на моральное старение технологий — направлявшиеся на развитие инновационных проектов и на поддержку прикладных исследований общеотраслевого значения. Создали систему грантов, структурированных по научно-технологическим программам, управляемую научной общественностью. Денег было в обрез, но система не дала умереть украинской науке в наиболее сложные времена и в определенной степени сдерживала поток эмиграции ученых. Тогда же был создан Национальный совет по науке и технологиям под руководством академика Николая Находкина — структура гражданского общества, осуществлявшая управление развитием науки через проблемные советы, контролирующие распределение и исполнение грантов. Была проведена аттестация отраслевой науки.

Когда я возглавлял ГКНТ — Государственный комитет по науке и технологиям, мы ежегодно «выбивали» у правительства примерно по миллиону долларов на централизованную подписку зарубежной научной периодики. Иностранная научная литература, пусть в ограниченном масштабе, но поступала в Украину. Вопрос распределения ее между институтами готовился Центральной научной библиотекой им. Вернадского и решался Национальным научным советом, то есть научной общественностью. Таким образом были сделаны важнейшие шаги для проведения в Украине реформы научно-технической сферы в направлении ее демократизации и повышения эффективности.

Кроме того, мы наладили международное научно-техническое сотрудничество как внутри СНГ, так и с дальним зарубежьем. Первым актом СНГ, подписанным в Ташкенте, был Договор о научно-техническом сотрудничестве, подготовленный по нашей инициативе, еще перед Беловежским решением президентов России, Украины и Беларуси. Тогда же начались контакты ГКНТ Украины с научным советом НАТО. Мы поняли, что эта организация не является исключительно оборонной и у нее есть важнейшее направление — культура, наука, гуманитарные отношения. Так что когда на уровне Министерства иностранных дел и Министерства обороны начали налаживать контакты с НАТО, у нас уже были устойчивые связи с его научным комитетом.

— Сергей Михайлович, вы несколько раз подчеркнули «мы сделали». Можете расшифровать, кого имеете в виду под словом «мы»?

— На должность председателя комитета меня пригласил премьер-министр В.Фокин. Когда вышло постановление Кабмина о создании комитета, не было ни сотрудников, ни помещения, ни печати — ничего. Первый приказ о зачислении на работу я писал на подоконнике. Мне удалось собрать в Госкомитете людей, способных формировать и реализовывать государственную научно-техническую политику.

Мне удалось добиться понимания у В.Фокина относительно ликвидации структуры, «управляющей наукой» в Кабмине (а там есть структуры, «опекающие» каждое министерство или госкомитет), и на два года, пока очередной премьер не воссоздал эту структуру, мы были избавлены от диктата бюрократов старого толка. Это были самые плодотворные годы для реформирования научно-технической сферы. Сотни (а может, и тысячи) людей были вовлечены в управление и организацию науки в молодом Украинском государстве. Сегодня я встречаю их во всех городах Украины, даже за границей во время научных командировок. Они вспоминают тот период подъема и надежды, когда демократические реформы научно-технической сферы наблюдались каждый день. Если бы этот путь был продолжен, мы бы сейчас достигли положения, которое достойно стран, вступающих в Европейский Союз…

О том, что меня сняли с должности, узнал… из газет. Я пошел на заседание, не зная, что подписан указ Президента об этом. То есть со мной обошлись по-хамски.

— Вы были очень нетипичным министром — за границу ездили только за счет приглашающей стороны или даже за свой счет…

— Я, кажется, лишь один раз ездил за государственный счет, будучи в составе свиты Леонида Кравчука в Израиле. Но зато участвовал в Лиссабонском совещании, которое оправдало отношение Европы к странам СНГ после распада СССР, принимал участие в инсталляционном совещании ИНТАСа, бывал на заседаниях научного комитета НАТО, в Национальном научном фонде США, в ЦЕРНе, и не без пользы для Украины. Кстати, хотел бы добрым словом вспомнить премьера Витольда Фокина. Он пытался проводить нужные реформы и обеспечить развитие в независимой Украине. Самый тяжелый период начался, когда очередной премьер получил от Верховной Рады право на декреты, заменяющие законы. Чего тогда наворотили — вспомнить страшно, потому что декреты были безграмотные. Финансовый кризис, возрождение командно-административной системы и тяжелейшее положение Украины были порождены в значительной степени этим.

Когда же коррупционно-клановая система пришла к власти, она начала последовательно уничтожать предыдущие реформаторские достижения. Научной сфере вместо проблемно-целевого финансирования грантов было навязано так называемое «адресное» финансирование. То есть теперь средства направляются «адресно», на фамилию, которая лучше знакома распределяющему. Это фактически коррупционный принцип. Государственной политики в научно-технической сфере сегодня нет, а популистский закон «о научных пенсиях» не может ее заменить. Если государственная научно-техническая политика заключается лишь в том, чтобы дать бывшим научным работникам относительно хорошую пенсию, то это наихудшая политика для Украины, ее будущего, ее конкурентоспособности.

— Насколько эффективна политика в области науки, которую сегодня проводит МОН?

— В рамках такой страны, как Украина, включение науки в МОН в статусе департамента абсолютно неоправданно. У Министерства образования есть свои важные социальные и экономические задачи, его сфера деятельности чрезвычайно широка. Наука там по объему затрат составляет малую долю. А задачи науки в современной державе — не только культурно-просветительские. Она должна быть катализатором экономики, движущей силой развития общества. Так что если уж объединять науку с чем-то, то лучше сделать так, как в России, — создать Министерство научной и промышленной политики.

— Украинская наука после вашего ухода повидала разных руководителей, и каждый из них предлагал свое решение проблемы. Что вы можете сказать об их деятельности?

— Я не хотел бы касаться персоналий. Здесь дело в общей системе, в политике украинских правительств, а не в личностях. Во время работы правительства Виктора Ющенко, когда департамент науки МОН возглавил Ярослав Яцкив, началась тенденция к возрождению усилий по формированию и реализации стратегии развития, было видно движение в направлении демократических реформ. Я.Яцкив сделал важные шаги к стабилизации (а кое-где и к возрождению) научной сферы. Хотя делать ему это было весьма непросто…

Профессор Ярослав Яцкив на просьбу обозревателя «ЗН» оценить, что ему удалось сделать на должности главы департамента МОН, сообщил следующее: «Первое и главное — стремился внедрить прозрачность и открытость в работе министерства, привлечь к этому широкую общественность. В это время был создан научный совет МОН Украины во главе с Сергеем Рябченко, в который были приглашены все предыдущие руководители Министерства науки. (После смещения Я.Яцкива совет был ликвидирован. Однако после недавнего указа Президента, в котором поддерживалась идея привлечения общественности к контролю работы министерств, и в МОНе зашевелились. Показательно, что «ЗН» получило приглашения из нескольких министерств прислать своего представителя для «участия общественности в контроле за работой». За исключением МОН. —А.Р.).

Впервые за историю финансирования научной сферы в 2000 году ученым была возвращена задолженность государства по грантам. Меня критиковали за то, что не начинаю новых проектов, но я убежден — это аморально, когда государство не выполняет обязательств. Я также не заключал новых договоров с другими государствами, пока министерство не рассчиталось по прежним.

С моим участием были сформированы приоритетные научные направления и принят закон Украины, в котором сделан акцент на поддержке исследований, в первую очередь, широко известных в мире украинских научных школ. В том законе было важное примечание — 30 процентов финансирования должно распределяться на конкурсной основе… Сегодня цифра вряд ли достигает и десяти процентов. Ну а «прозрачность» и «честность» при распределении средств требует отдельного разговора.

В этот период работал и финансировался Фонд фундаментальных исследований. Впервые мы обратили большое внимание на то, чтобы издавались научно-популярные книги, делались фильмы о выдающихся ученых. Это также было шагом к большей открытости науки и к попытке завоевать у общества былое уважение к ученым и научному сообществу…

Итак, с одной стороны, я воспринимаю время пребывания на должности как затянувшийся кошмар, а с другой — меня это убедило в том, что науку нельзя объединять с образованием».

После ухода Ярослава Яцкива руководить наукой в МОН пришел Андрей Гуржий. На предложение отдела науки «ЗН» Андрей Николаевич не откликнулся. При этом он ссылался то на чрезмерную занятость, то на срочный отъезд в заграничную командировку. На одном из приемов А.Гуржий спросил обозревателя еженедельника, почему отдел науки «ЗН» не уделяет внимания деятельности МОН в области науки. Получив предложение: «Назначайте время разговора, и «ЗН» опубликует интервью», Андрей Николаевич дал совершенно удивительное пояснение: мол, он еще хочет работать…

Обозреватель «ЗН» обратился к тем, кто работает сегодня или трудился раньше вместе с профессором, доктором технических наук, академиком АПН Украины Андреем Гуржием. Они и помогли составить портрет Андрея Николаевича — первого замминистра и человека.

Сосредоточимся лишь на деловых качествах, достижениях и атмосфере во вверенном ему участке работы. Первым делом — о научных достижениях, которые позволили Андрею Николаевичу «остепениться» и занять означенную должность.

В отличие от своих предшественников, настоящей наукой он никогда не занимался. Его диссертация о вибрации токарных станков, принесшая ему докторскую степень в области технических наук, написана во время работы в Кабмине. Нынешние коллеги Андрея Николаевича, когда хотят вызвать вибрации в спине у доктора наук, заводят с ним беседу на профессиональные темы. Как и у других «проффесоров», которые обзавелись степенями на бюрократической стезе, эти попытки вызывают у Гуржия раздражение.

Из Кабмина судьба бюрократа привела доктора наук на должность заместителя министра в научное ведомство. «Главный турист от науки Украины», как за глаза называют Андрея Николаевича, пришел на хорошо насиженное место. Оно было освящено яркими личностями, первоклассными учеными, организаторами, вложившими немало таланта и усилий, чтобы эффективно заработала украинская наука. И вот, наконец, пришел человек с главным жизненным принципом «как бы чего не вышло».

Тем не менее место оказалось теплым. У нас, как известно, что охраняешь, то и имеешь — новое кресло позволило ему стать профессором (это без участия в преподавательской деятельности!), академиком АПН. При случае Андрей Николаевич любит подчеркнуть, что в академики НАНУ он не стремится. И все-таки решусь предположить, что управленец лукавит. Ведь если судить по числу монографий и статей, которые он ежегодно выпускает, Андрею Гуржию удается растянуть сутки на 48 часов. Столько публиковаться и при этом почти постоянно находиться за границей, не смог бы даже Эдисон, славившийся непревзойденной трудоспособностью.

Раньше для руководства наукой назначали, как правило, людей смелых, самостоятельных, дальновидных. Можно принимать сделанное ими или критиковать, но они были людьми поступка. По единодушному мнению коллег, Андрей Николаевич не подпишет ни одного документа, в котором четко указывалась бы его ответственность за исполнение, а всегда выкрутит любую бумагу так, чтобы нельзя было понять — он за или против. Эта черта истинного бюрократа советской школы многое объясняет в его поведении даже с журналистами.

Интересен и подбор кадров — на всех местах расставлены лишь свои люди. Сделать это оказалось не так трудно — молодежь, не видя перспектив, разбежалась кто куда, самые квалифицированные специалисты среднего возраста пошли заниматься делом в институты и университеты, люди постарше ушли на пенсию. Бывшее мощное Министерство науки сжалось до смешных размеров, что, кстати, не мешает узкому кругу лиц беспрерывно кататься по заграничным командировкам. Понимаю, что упомянутые лица тут же «отобьются» от подобных обвинений тем, что, мол, они при этом не тратят ни копейки из средств министерства…

И формально окажутся правы. А подвох в том, что гранты на науку, которые распределяет министерство по государственным программам, адресно поступают в определенные университеты и другие учреждения. Те вынуждены львиную долю означенных средств тратить на… командировки и другие услуги министерским «благодетелям». К слову, эта система порядком надоела и облагодетельствованным ректорам. Как и «научные маскарады», которые затевают министерские чиновники с вручением мантий каких-нибудь индонезийских университетов и прочих центров мировой науки своему министру «за выдающиеся научные заслуги». Это особенно смешно, если учесть, что сами мантии… шьют в весьма засекреченном ателье на Подоле.

Чтобы представить масштаб работы «научного клуба путешественников», который организовал господин Гуржий, достаточно названий самых любимых стран — Индия, Китай, Египет, Бразилия, Аргентина, Индонезия… Видимо, тянет украинских чиновников туда, где пожарче. Хотя и в Европе им тоже достаточно тепло. За время, пока шла работа над этой публикацией, первый замминистра образования и науки побывал в Египте, Голландии, Франции, Бельгии. Сейчас готовится к отъезду в Индию. Прекрасное время — как раз в эту пору там начинается «бархатный сезон».

Остается надеяться, что от этого безвременья в системе управления наукой со временем останется лишь единица измерения засилья бюрократизма в науке. Тогда нынешнее состояние назовут «бюрократизмом силой в один гуржий». Если такая единица войдет в научный обиход, в МОН и в институтах НАНУ можно будет вывесить нечто вроде точного прогноза министерской погоды.

Например: «Сегодня в связи с приходом нового министра назначен новый первый зам по науке. Степень его бюрократизма определяется в три гуржия». Это будет означать, что маразм крепчает и гайки завинчиваются до такого состояния, которое уже не может выдержать никто…

А вот пример другого сообщения: «В связи с тем, что верхушке НАНУ и руководству МОН международные научные организации отказали в приглашениях на мировые научные форумы, режим в научной среде будет ослаблен. По прогнозам вскоре он достигнет уровня 0,4 — 0,5 гуржия!» Скажем прямо — негусто, но все-таки вселяет надежду. Возможно, в честь такого события флегматичные и терпеливые исследователи НАНУ, ободренные сообщением, пройдут по Крещатику, неся приветственные плакаты в адрес правительства, муляжи синхрофазотрона, на котором работали их деды и прадеды, и препарированную мышь…