Украина — 15 лет неопределенности. Что дальше?

1 декабря — 15-я годовщина Всеукраинского референдума, на котором в политико-правовом измерении окончательно был решен вопрос о нашей независимости.

Уже само по себе то обстоятельство, что нынешняя попытка создать Украинское государство реализуется наиболее длительное время, весомо свидетельствует в пользу осмысления современности нашего бытия. Тем более что «пятнадцать лет независимости, как утверждает доктор исторических наук Г.Касьянов, уже поддаются методам и инструментарию исторической науки, их вполне законно можно трактовать как «историю».

В пользу такой постановки вопроса свидетельствует и тот факт, что в наше время расширяется сфера перемен, общественная поступь существенно ускоряется, а значит — развитие событий уплотняется, порой они становятся историей, еще не состоявшись. К тому же они характеризуются хаотичностью, и соответственно усложняется возможность определения общественных «правил игры».

Становится распространенным мнение, что ускорение темпов жизни больше не укладывается в рамки устоявшегося человеческого существования, под его нажимом сотрясаются все институты общества и что ускорение перемен сокращает продолжительность жизненных циклов. По оценкам профессора Г.Почепцова, «неконтролируемое вхождение в этот хаотический мир привело к тому, что сейчас раз в год происходит Событие, аналогичного которому в прошлом вообще не было. ... Событие, которое может изменить все». При таких обстоятельствах человек не просто вынужден включаться в темп невиданных ускорений. Он вообще катапультируется, причем многократно, в другие миры.

Такие реалии приводят к невиданным темпам мутаций. Как считают эксперты, миллионы людей охватывает растущее ощущение неуверенности и тревоги. Они теряют ориентиры, способность адекватно воспринимать события и управлять событиями, непрерывной лавиной падающими на них. Немотивированный страх, массовые неврозы, поступки, не поддающиеся разумному обоснованию, необъяснимые акты насилия — все это и другое, по их мнению, только слабые симптомы явлений, ожидаемых впереди. Неопределенность и раздраженный скептицизм, фактически формирующие идеологию национального отчаяния, — это признаки уставшего общества. Таким обществом мы являемся сегодня. Однако еще никто из политиков и научных сотрудников даже не подходил к рассмотрению украинских реалий под таким углом.

Американский футуролог и публицист Э.Тоффлер в книге «Шок будущего» считает, что мы сталкиваемся с необходимостью повернуть зеркало времени — сформировать четкий образ будущего, для того чтобы лучше понять нынешнюю эпоху. «Сегодня, — подчеркивает он, — нам все труднее осознавать наши личные и общественные проблемы без применения будущего в качества интеллектуального орудия». По его мнению, выполнение такой задачи усложняется двумя обстоятельствами: скоротечностью фактов, когда приходится работать с «исчезающей ситуацией, меняющей вид и смысл раньше, чем слова положены на бумагу»; а также тем, что «мы еще не научились задумываться, исследовать, писать и публиковать в «реальном времени».

Все это приводит к необходимости изменения нашего восприятия времени, заставляет пересматривать устоявшиеся взгляды на историю и исторические исследования, их тематическую направленность.

Если в общепринятом смысле история воспринимается как видение прошлого глазами настоящего, то современная история формируется глазами настоящего с учетом опыта и аналогий прошлого. И пишущий историю современности фактически вместе с политиками создает ее, то есть творит государство. И, очевидно, несет ответственность за ее результаты. Особенно если иметь в виду то, что хотя власти далеко не всегда склонны учитывать мнение ученого, но и просто его игнорировать сейчас они уже не могут. А также то, что эпидемия потери ощущения истории распространяется, в частности в европейских странах, что приводит к разрыву связи поколений, потере коллективной памяти. Во многом от ученых зависит недопущение этого. Более того — формирование долгой памяти, ощущение исторической хронологии.

Не менее важное значение имеет и то, что уже накоплен значительный массив публикаций на современную тематику как историками, так и представителями других сфер знаний, а также политиками — действующими и бывшими. Его, этот массив, можно поделить на несколько уровней.

К первому, так сказать, поверхностному уровню стоит отнести работы описательного характера на основе объединения фактов с принятыми суждениями. Нанизанный в них перечень имен и событий имеет по крайней мере один неопровержимый позитив, если брать историю — она наполняется лицами, так сказать, населяется людьми, чего не было раньше. Но зачастую дает линейное и упрощенное объяснение непростых украинских реалий.

Второй уровень выглядит более сложным. Прежде всего из-за того, что исследователи прибегают к использованию философских категорий и социологических методов, опираются на блоки факторов, пытаются выйти на комплексное видение проблем и перспектив Украины. По нашим подсчетами, к этому второму массиву можно отнести, с определенными натяжками, до 200 книг.

В общем же, по оценкам Книжной палаты Украины, из почти 28 тысяч книг и брошюр политического и социально-экономического направления, увидевших свет в 1991—2006 гг. (по состоянию на октябрь 2006 г.), 43% составляют работы на современную тематику. К этому нужно добавить и почти 100 диссертаций только кандидатов и докторов исторических наук из 2443 таких работ, защищенных в период с 1993 по октябрь 2006 года.

Не прибегая к конкретным или обобщающим оценкам, поскольку это требует отдельного историографического обзора, считаю необходимым подчеркнуть главное: ныне накоплена необходимая база для перевода исследований на качественно новый уровень, в том числе и особенно обобщающего, концептуального и междисциплинарного, а главное — проектирующего характера.

Понятно, что исследования на современную тематику, да еще и при действующих или ныне здравствующих главных участниках государствообразующих процессов, довольно сложны в плане изложения фактажа, не говоря уж о его интерпретации и оценках. Ведь ученый — человек своего времени, привязанный к нему своим мировоззрением, своей гражданской позицией, своими политическими симпатиями и даже условиями своего существования. К тому же надо иметь в виду закономерность, о которой писал Гете: когда эпоха приближается к завершению, все тенденции субъективны, но вместе с тем, когда вызревают предпосылки для новой эпохи, все тенденции объективны.

При таких обстоятельствах следует постоянно держать в поле зрения проблему, которую в свое время очертил один из крупнейших английских историков ХХ века Эдвард Карр: «Если историк непременно смотрит на свой период глазами своего времени и изучает проблемы прошлого в качестве ключа к проблемам современности, не впадает ли он в чисто прагматическое видение фактов и не придет ли к выводу, что критерий верной интерпретации — ее удобство для нынешних целей? По этой гипотезе, факты истории — ничто, интерпретации — все».

Поэтому, очевидно, исследователи современности не смогут выступать в качестве составителей энциклопедий, равно как и преподавать «окончательную историю» (термин английского исследователя Эктона) современности. Впрочем, и нереально ставить такую задачу. Исследование — это бесконечный процесс. И писать историю — едва ли не единственный способ «делать» историю.

Наличие факта трех общепризнанных попыток создать Украинское государство (с известными результатами) поднимает вопрос (не говоря уж о его политической или геостратегической подоплеке) об исторической способности Украины быть государством.

Очевидность утверждения, что современная Украина все-таки стала государством, по крайней мере в институционном измерении, не «закрыла» дискуссий на эти темы. Правда, дискуссий, по большому счету, нет. Наши реакции, и прежде всего политические, на соответствующие «научные упреки» по этому поводу скорее напоминают рефлекторное реагирование на обиды.

Тогда как нужна интеллектуально насыщенная и интеллектуально наступательная позиция, чтобы об Украине говорили и чтобы об Украине читали. И желательно не то, что сегодня. За рубежом прежде всего. Но как ни странно это звучит, порой украинцам отказывают в праве на самостийную государственную жизнь те, кто сам взял на себя лидерскую функцию в отечественной исторической науке.

Постановку и осмысление «украинского вопроса» далее не следует рассматривать суженно по линии «Украина—Россия». «Закрыть» эту тему, по крайней мере для украинского общества, можно только дав аргументированный, с учетом всего исторического опыта, с привлечением всего аналитического инструментария, включая социальное богословие и политическую теологию, ответ на ключевой, судьбоносный вопрос: возможна ли Украина как государство.

Если в принципе этот проект невозможен для реализации, тогда его можно только разрушить и никто не должен нести за это ответственность. Поскольку нельзя отвечать за то, чего в принципе нельзя построить. Если же Украина может и должна быть государством, тогда правомерно говорить и о ее перспективах, об исторической ответственности за ее судьбу.

Такой подход, по моему мнению, должен совмещаться с исследованием того, во что обходится человечеству распад империй, включая советскую. Итальянский писатель и семиотик Умберто Эко считает, что «это настолько широкий сюжет, что никто, к сожалению, пока еще не рискнул его осветить. Но такая книга могла бы заложить основы для понимания современного мира. Балканские страны, например, продолжают ощущать последствия конца Римской империи. А Ближний Восток до сих пор переживает распад Оттоманской. Пройдет не одно десятилетие, пока наконец не сгладятся все негативные последствия краха советской системы. ...После удара, провоцирующего распад, — утверждает он, — нередко проходят века, прежде чем стабилизируются национальные «тектонические плиты» и утихнут ударные волны».

Вполне очевидно, что Украина состоялась как государство пока что только в институционном оформлении. Возьму на себя смелость утверждать, что она уже будет государством, даже независимо от желания или нежелания тех, кто управляет властью в стране и общественными настроениями. Мир, Европа не позволяют нарушить баланс сил, систему сдерживания и противовесов, близких к выкристализации.

Вопрос в другом — каким является и каким должно быть сущностное наполнение — во внутреннем и внешнем измерениях — украинской государственности. И по этому поводу мы довольно хорошо знаем, что знаем недостаточно. Уже даже потому, что государственный суверенитет все еще преимущественно рассматривается и оценивается по традиционным измерениям, характерным для середины ХХ века, в отрыве от мировых глобализационных процессов, существенным образом изменяющих пороговые критерии государственности и независимости.

Для украинского политикума все было более или менее понятным, когда стояла и решалась задача формирования институтов власти и государства. Не имея другого опыта, образовывали их фактически по советским образцам. Все остальное, что делалось предыдущие 15 лет, — это смесь собственных импровизаций, а также зарубежных рекомендаций и опыта, которые переносились и насаждались на украинскую почву. У нас не было и нет собственной политики.

Как следствие, в Украине сформирован строй, который можно классифицировать как бюрократический капитализм (правда, судя по составу антикризисной коалиции, следовало бы ожидать попыток создания «народного капитализма»). Государство выступает главным экономическим субъектом, действующим в интересах политического и бюрократического слоя, а не народа. Этот класс утвердил свою власть за счет того, что правовым путем экспроприировал общенародную собственность и обернул ее на свою пользу. Есть основания говорить о парадоксальном, алогичном явлении украинского сегодняшнего дня — законность без справедливости, которое в свою очередь отождествляется с периодом беззакония. Пользуясь определением российского ученого К.Ремчукова, можно констатировать, что и у нас «наступила эпоха публичной апологии неравенства как источника развития».

Соответственно дело государственного строительства сосредоточено по сути в руках власти. Реально же речь идет об утверждении политической формации, в которой общество структурируется по оси власти. Возможная цена этому — барахтанье Украины в неопределенности, поскольку из государственной практики изымается смысловой стержень, главная несущая конструкция Конституции —«носієм суверенітету і єдиним джерелом влади в Україні є народ».

Что же касается политической системы, то она скроена на скорую руку и перекроена вследствие изменений, внесенных в Конституцию почти по советским лекалам и под политические моменты и расклады сил, в тот или иной исторический момент, а не под потребности страны. Политическая система сейчас напоминает систему образца 1990 года, с ослабленной и деморализованной компартией, роль которой теперь отводится главе государства. Хотя от начала независимости институт президентства был несущим блоком украинской конструкции, как КПСС была несущей балкой всей советской конструкции.

В общем политическая власть в Украине мыслится и осуществляется как продолжение права собственности. Глава государства был в ней одновременно сувереном и собственником. Возможно, именно поэтому у нас проявляется ревностное, прямо-таки неистовое стремление подгонять, подстраивать страну под личность. Например, в этом убеждают официальные проекты законов о Кабинете министров, в которых суживаются конституционные полномочия законодательной власти и «подправляются» очевидные конституционные предписания. А под псевдонимами «президентского» и «парламентского» типов правления просматриваются ориентации украинского политикума на две властные схемы. Президентская — традиционно властьцентрическая. Парламентская — утверждение, хотя и в перспективе, демократии и гражданского общества.

Вместе с тем, оценивая новейший опыт создания украинского государства, неминуемо приходишь к неутешительному выводу: украинская политика, украинский общественный организм не так уж остро нуждаются в Конституции и парламенте. Возможно, из-за того, что у нашей Конституции и парламента не слишком удачное и успешное прошлое. Показательно, что, постоянно апеллируя к Основному Закону, власть не спешит его выполнять. Вместо того чтобы служить примером уважения к Конституции, в ряде случаев вызывающе демонстрирует игнорирование ее предписаний, взяв на себя ответственность толковать их в свою пользу. При такой практике создание парламентской и президентской комиссий по усовершенствованию или углублению конституционной реформы воспринимается как нескрываемая попытка «подогнать» ее под себя.

Но реальностью является и то, что Украина на некоторых направлениях безусловно и вопреки всему трансформируется. Еще никогда в ее истории не было столько приверженцев свободы и права. Хочется надеяться, что свобода в Украине доведена до точки невозврата. Чтобы не дать угаснуть этому обнадеживающему явлению, нужны разносторонние усилия, в том числе и научных работников, для объединения, соединения государства и свободы на основе таких формул:

— право — это императив времени, свобода — его веление;

— чем сильнее власть, тем сильнее должна быть ее судебная ветвь.

Актуальность этих требований обуславливается еще и тем, что сила права и право силы в Украине расходятся все больше. У власти не хватает времени на реформы, не хватает времени на людей. Она не может имплантировать себя в канву украинской истории. Она предлагает политику, уже неприемлемую для общества — и не в последнюю очередь из-за архаичности этой политики.

Закрыты, прекращены предметные дискуссии о путях развития Украины, что является признаком слабости власти. А, как подчеркивал С.А.Котляревский в своей работе «Власть и право. Проблема правового государства», увидевшей свет в Москве еще в 1915 году, «слабость власти является смертным грехом государства, который меньше прощается его руководителям, чем жестокость и своеволие».

Между тем надо выйти на серьезный разговор о соответствии, адекватности государственной политики потребностям народа. Иначе его будут и далее перекармливать героическим и трагическим прошлым, пропущенным сквозь призму чьего-то собственного мировосприятия, будут принуждать исключительно сквозь него смотреть на будущее и в этом вчерашнем жить.

На мой взгляд, вопрос «проекта Украины на ХХI век» имеет первостепенное значение. И дело не только в том, что проблемы и решения поверхностного характера в основном уже реализованы. И даже не в том, что отсутствие глубинного и объемного концептуального видения перспектив страны подменяется внутриполитическими и внутривластными разборками, обострением противостояния на межличностном уровне, углублением борьбы за власть ради власти, последствия которых хорошо известны из нашего же исторического прошлого. А потому, похоже, что украинские политики не знают, что делать, и таким образом ищут себе работу. В лучшем случае стараются воссоздать состояние индустриализации, тогда как человечество уже находится в постиндустриальных реалиях, или предложить возобновляющую либо догоняющую модели развития, которые одинаково неприемлемы, поскольку будут консервировать наше аутсайдерство. Не говорю уже о философии, которую исповедуют носители таких идей.

По большому счету, и это главное, следует осознать, что сегодня почти исчерпаны возможности и ресурсы государственного строительства на базе доминирующих представлений. Украина в который раз подошла к исторической черте. Фактически начинается повторение того, что было в переломные периоды создания украинского государства. Поэтому стоит предметно обратиться хотя бы к урокам Украинской революции 1917—1920 годов. По крайней мере, учитывая ее будущий юбилей.

То, что происходит в стране в последний период, в некоторых проявлениях напоминает торможение исторического движения, возникновение исторической паузы. В стратегическом плане для нации это может обернуться очередным поражением. Особенно, если учитывать то обстоятельство, что у нас уже произошел психологический разрыв с прошлым. Мы по сути живем в своеобразном зачищенном пространстве: в прошлое возврата нет, будущее — неизвестно, настоящее — невыразительно.

Жизненно важно выработать целостное представление — кто мы и каково наше место в мире. Выработать свое политическое и философское лицо, по которому нас будут выделять. Осознать себя и начинать строить суверенное и цивилизованное государство. Нельзя и дальше жить полуправдой, созвучной с желаниями, радоваться победам, граничащим с поражениями. Ведь мы едва ли не единственная страна в мире, которая так ревностно стремится праздновать свои трагедии. Складывается небезосновательное впечатление: все, что делается в стране, указывает на отсутствие будущего.

Люди, общество готовы к основательному разговору, готовы слушать и задумываться над жизнью. Власть же действует по старой модели — успокоить, утешить, переключить внимание на второстепенное, заставить народ бесконечно находиться «в будущем», тогда как она активно живет «в сегодняшнем дне».

Не выдерживает критики насаждаемый тезис, призванный микшировать отрицательное отношение граждан к государству и легитимизировать в их глазах результаты приватизации, — нигде и никогда процесс первоначального накопления капитала не имел прозрачного и честного характера. Это действительно так, но происходил он в большинстве стран столетие назад, когда простые люди преимущественно руководствовались принципом: все от Бога.

При нынешнем уровне общественного сознания и информированности нивелировать, приглушить их недовольство, отсылая к аналогиям и предыдущему опыту, не удается. Даже если система периодически будет демонстрировать жертвоприношения в виде смены президентов, правительств или депутатского корпуса.

При таком подходе, кроме прочего, обостренно будет чувствоваться недостаток нашего национального характера — на знаковых исторических поворотах тотально разрушать старое, не создав нового, демонстрировать иррационализм, нетерпение и уныние, быстро отказываться от того, кому и чему поклонялись вчера, бросаться в крайности.

И, по-видимому, не случайно в ходе последних политических кампаний наблюдалось стремление завоевать чувства людей, а не убедить их логической позицией. Дать им то, в чем они более всего нуждались, — причины и врага. Последние выборы — это не победа демократии, а технологическое использование настроений людей, прельщение их радикальными предложениями.

Политизацию и радикализацию украинского общества можно объяснить преимущественно социальными проблемами. Люди отдали предпочтение понятным им лозунгам ликвидации несправедливости, включая и гуманитарную сферу, а не туманным представлением о будущем на основе согласия и консолидации.

Вместе с тем такую ситуацию нельзя в достаточной степени объяснить только осложнением материального положения народа. Его революционизировала прежде всего государственная политика, которая не устраняла застарелые общественные болезни и перекосы, а усложняла их, ничего не делала для примирения народа с государством.

Вывод из всего этого очевиден: сделав ставку на надежды людей, на первый план вышли силы, которые воспользовались демократией (равно как и известным постулатом Сталина: не важно, как голосуют, а важно, кто и как считает) как трамплином для завоевания и концентрации власти. Тенденции последнего времени указывают на потенциальную опасность организации такой жизни в стране, когда народ будут рассматривать как материал. Более того, вырисовывается угроза очередного скатывания Украины к авторитаризму и даже диктатуре. При этом следует говорить об их коллективной разновидности, более опасной, чем персонифицированной. Поскольку как нет коллективной вины, так и не будет коллективной ответственности. Эту освятительную функцию, похоже, будет выполнять антикризисная коалиция в Верховной Раде. Тем более что отдельные ее составляющие традиционно тяготеют к тоталитарному мышлению и действиям.

При складывающихся обстоятельствах критически важно по привычке не подыгрывать власти, не стремиться безоговорочно освящать ее решения, не стараться выискивать научное обоснование и облагораживание тем или иным решениям и событиям. Поскольку кажется, что ничто не разделяет народ так, как общая позиция интеллигенции с властью.

Скажем, политический кризис октября — декабря 2004 года, возникший в ходе президентских выборов, научным работникам навязали как революцию. Правда, сейчас наблюдается стремление заменить миф о «непорочности помаранчевой революции» мифом о «первородстве ее греха». Но как же тогда быть с общепринятыми родовыми признаками революции, с революцией 1991 года и на каком этапе ее находимся сейчас — или она закончилась? И как тогда относиться к определению П.Сорокина о наличии трех типичных фаз в полном жизненном цикле всех больших революций относительно наших реалий?

Вообще-то революции — это проявление варварской формы прогресса, и насколько «необходимой ни была бы революция, она всегда относится к более низкой и наполовину животной эпохе человечества», — утверждал Жан Жорес в своей многотомной «Социалистической истории Французской революции».

Впрочем, еще А.Герцен писал, что «крик возражения» может привести к «неизвестным нам революциям». И в конце ХХ века мы стали свидетелями ряда антикоммунистических революций «невооруженного», «мирного», «ненасильственного» характера. В странах Центральной и Юго-Восточной Европы они получили определение «бархатные» и «переговорные». (В «бархатных» революциях главную роль играло невооруженное давление улицы, а также использовался переговорный потенциал; в «переговорных» — соответственно решающее значение имели переговоры, а уже им подчинялись митинги и демонстрации.)

Что касается ноябрьско-декабрьских украинских событий 2004 года, то, по нашему мнению, для их характеристики можно применить термин английского исследователя Тимоти Гардона Эш «рефолюция», поскольку «по сути дела реформы сверху шли в ответ на давление снизу, которое ставило себе целью революцию». А вообще расставить акценты в этом вопросе, по моему мнению, помогают оценки и суждения профессора Техасского университета А.Купермана — известного специалиста по международным отношениям. Цитирую: США «проводят открытую политику продвижения демократии в некоторых авторитарных странах, поддерживая политические партии, которые хотят сменить правительство. Это продвижение идеи революции или эволюции? Нет, это стремление изменить режим. ...Такие старания пользовались успехом в Сербии, Грузии, Украине и Киргизстане. ...Мы не называем то, что у вас состоялось, революцией — это ваш термин. Он нам кажется слишком объемным понятием. Вместо него используем словосочетание «смена режима».

«Вопль несогласия», вырвавшийся из груди наших граждан в те дни, создал предпосылки для общественного консенсуса: так дальше жить нельзя, нужны радикальные перемены. Люди поддержали «оранжевого» кандидата прежде всего из соображений необходимости морального очищения общества и власти. И соответственно отказали в моральной поддержке его сопернику, на которого возложили всю ответственность за происходившее во власти и стране.

Важно подчеркнуть и помнить: в событиях 2004 года принимал участие народ, а не только одна политическая оппозиция. Однако гарантированный ею прорыв не состоялся и прогресса не видно. Далеко не все от их реформаторства идет на пользу рядовым гражданам, что заставляет задать вопрос, способны ли они вообще обеспечить выполнение задекларированного. Актуализируют его непрерывные послевыборная суета, переговоры о коалициях, имитация реформ и «возвращения Украины в Европу». Не положил им конец и разрекламированный Универсал национального единства, вокруг которого пытаются концентрировать все общественные процессы и даже всю жизнь.

Вобрав в себя произвольное изложение положений Конституции и отдельных законов, он сообщает обществу не то, что произошло на самом деле. А то, в чем его подписанты хотели убедить людей или, быть может, самих себя.

На самом деле этот документ призван был освятить результаты торгов властью в Украине. Четыре месяца говорили о принципах, а на практике все свелось к распределению должностей, разделу сфер влияния, к секретным договоренностям и гарантиям. О людях вообще не думали и в расчет их не принимали. Заодно в очередной раз унизили Основный Закон государства.

Разделяя мнение доктора философских наук О.Шевченко об «...утопичности «сине-желтого» синтеза как основы «общенационального единства», считаю необходимым констатировать, что в данном случае внешне удачно была проэксплуатирована тема консолидации страны и народа. Для воспроизведения целостной картины из политической практики начала 30-х годов ХХ века недоставало лишь завершающего аккорда: выхода на улицу и публичной демонстрации вручения власти.

Впрочем, некоторые ученые считают, что «соглашения элит» являются неотъемлемым условием обеспечения эффективного управления процессом преобразований. Они обосновывают такие утверждения предположением, что общественность, массы (рабочие, крестьяне, интеллигенция) не являются достаточно мобилизованными и позволяют элитам достигать своих компромиссов. А также тем, что политический менеджмент, осуществляемый политическими элитами, означает отсутствие классовой идеологии как следствия формирования партий. Все это так, но неприемлемым является «сговор элит» по поводу управления страной.

Ввиду исторических обстоятельств и нынешних реалий Украине крайне нужны компромиссы для обеспечения политической стабильности, устранения грозящих государству напряжения и противостояния внутри власти. Отдельного серьезного разговора, серьезного анализа, ответственных рекомендаций требует проблема раскола Украины по разным линиям, которая, к сожалению, замалчивается.

Есть основания говорить об особенностях нашего государственного строительства — склонности принимать судьбоносные решения из-за конфликта. Конфликта политиков, политических сил, ветвей властей. А также о своеобразных циклах для Украины, когда более или менее мирное сосуществование политикума сменяется фазами противостояния. Вместе с тем нужно учитывать, что продолжительность таких циклов уменьшается, поскольку уплотняется ход и темп развития событий и процессов. Таким образом, сегодня и в будущем нам необходимы компромиссы.

Однако для этого сначала предстоит дать ответы на вопросы: как, с кем и для чего их достигать? Для решения конфликтов, удержания страны в рабочем режиме или для сохранения власти и пребывания в ней при любых условиях. По нашему убеждению, это должны быть компромиссы для решения проблем, а не компромиссы с принципами, компромиссы в политических позициях, компромиссы для выхода из ситуации при столкновении интересов без предательства идеалов и доверия людей.

Развивая тезис доктора исторических наук В.Горобця о том, что «в современной украинской историографии формируется традиция, согласно которой стремление к развитию собственного независимого, суверенного государства является едва ли не непрерывной доминантой существования украинского раннемодерного общества», давайте вместе с ним также зададим вопрос, экстраполируя его на настоящее: «как могло случиться, что настолько единый в своем стремлении народ не смог воплотить свою мечту в реальность».

Основную причину, по-видимому, следует искать в условиях и способах формирования, а затем — в мировоззрении украинской политической элиты, что в свою очередь отражается на ее действиях. Тогда и сейчас она не является единым солидарным потоком, отлично видит Украину как государство и ее место в мире, не способна работать на уровне принятия стратегических решений и ответственности за них. Поэтому скорее всего сегодня нужно говорить не о политической элите, а о номенклатурной элите или правящих политических группах, которые никак не могут избавиться от признаков периферийности.

Не способствует выводу на политическую арену политиков нового поколения нынешняя избирательная система, в свою очередь соответствующим образом влияющая на систему партийную. Украинские партии утратили реальное представительство интересов населения, что приводит к его гражданской деморализации, ощущению собственного бессилия, уныния. На примере парламентских партий просматривается тенденция преобразования этого института в высокорентабельный бизнес, решающий проблемы не простых людей, общества, а спонсоров, которые дают деньги. Они много говорят о коррупции, но спонсируют их именно те круги, борьбу с которыми они декларируют.

Традиционно в Украине власть ассоциируется с государством. Отношение к ней и является отношением к государству. Отсюда авторитет Украины как государства в глазах ее граждан. Опять-таки нужно признать, что власть, прежде всего в лице руководителей, не дотягивает до государственных потребностей. Хотя, вспомните, все они подавали надежды, а со временем оказалось, что, кроме надежд, у них не хватает других нужных качеств.

На мой взгляд, их коллективному портрету присущи такие черты: неумение учитывать и артикулировать общественные настроения, подбор кадров по принципу личной лояльности и кумовства, чрезмерная склонность к навязыванию своей позиции, отсутствие четкой концепции реформ, системных знаний, недостаточная теоретическая подготовка для осуществления перемен такого масштаба и связанная с этим постоянная непоследовательность в решениях и действиях. Такой пример: в свое время Л.Кучма просил сказать, что нужно строить. В.Ющенко постоянно требует от участников бесконечных переговоров: давайте сначала определимся с тем, куда мы ведем страну, а потом будем делить должности.

Не имея осмысленного представления, что делать, не зная, чем наполнить государственную независимость, власть, сознательно или безотчетно, реализовала то, что от нее хотели другие. Много в чем из-за этого утрачен шанс обеспечить прорыв Украины: часто слишком быстро сдавались позиции. Как следствие: украинское колесо пробуксовывает в исторической трясине.

Отдельно и остро следует говорить о возрастающей опасности для страны отечественной концепции «команды» во власти. Принадлежность к команде президента или премьера, в меньшей степени — руководителя парламента, когда личная преданность, а не профессиональные и деловые качества, имеет первостепенное значение, является непременной предпосылкой доступа к государственным должностям.

Посредственные люди, сбиваясь в политические «стаи», начинают выдавать себя за тех, кто является истинным патриотом, единственный знает, что нужно стране, и начинает навязывать это «нужное» стране. Принцип команды позволяет не только обеспечить тотальный контроль над государственными ресурсами и возможностями, а и творить своеобразную групповую этику, которую «набрасывают» на все общество. Власть, в конце концов, лишается любого контроля и может корректировать линию поведения и политику только сама, соответственно своим интересам и мировосприятию.

То, что власть не может четко сформировать свое понимание исторической перспективы, актуализирует постановку проблемы «Интеллигенция и власть». Прежде всего сквозь призму осмысления ее места в общественно-политических процессах, в определении украинского пути.

Демократические движения, которым положила начало интеллигенция во второй половине 80-х — начале 90-х годов ХХ века и которые много сделали для национального пробуждения и провозглашения украинской государственности, себя изжили. Сегодня интеллигенция фактически отстранена от влияния на выработку и реализацию государственной политики. Закончились ее «хождения в народ» и «хождения во власть».

Можно и дальше суетиться между творческой свободой и желанием почувствовать на себе партийно-государственную ласку, по привычке подписываться под различными воззваниями, подготовленными чиновниками для повышения реноме власти, можно отвечать ей местью за унижение в предыдущие годы. Можно, как и раньше, демонстрировать терпимую или настороженную позицию. А можно и дальше добросовестно учить и лечить за мизерную зарплату, за такие же копейки развивать науку в надежде, что когда-то таки будет реализовываться модель инновационного развития страны. Последнее является в высшей степени благородной позицией. Однако в масштабах общества она заметно ничего не изменит — сегодня и даже в перспективе.

По-видимому, уже давно нужно навязать диалог власти, вытолкнуть ее на широкое, представительское и ответственное обсуждение результатов государственного строительства, дальнейшей судьбы украинского народа и Украины, их места и роли в человеческом сообществе, для выработки и провозглашения стратегии развития страны на основе народных потребностей, и не просто призыва, а принуждения власти к ее реализации. Нужно, в конце концов, сломать традиции, при которых интеллектуальные наработки, обобщения и оценки остаются достоянием определенного круга исследователей, откладываются в большинстве своем в изданиях с ограниченными тиражами. Нужно раздвинуть эти рамки и обеспечить выход всех небезразличных на широкую общественность. Тогда Украина будет иметь ответственного гражданина. А это главное для государства.

Нужно, в конце концов, осознать всем — власти и обществу: отсутствие широкой дискуссии относительно основ организации нашей жизни, идеологических основ и собственно государственного проекта оборачивается примитивно-неуклюжей политикой, невыразительностью страны, которая постоянно является заложницей ошибок и просчетов украинских государственников. Конечно, для этого нужно, чтобы власть захотела услышать правду. Причем правду такую, какой она есть. Только тогда будет сформирована историческая перспектива для Украины.