Мое и наше

Привычка журналистов и политологов подводить предварительные итоги действий власти по истечении «стодневки» выглядит несколько надуманной. Почему после ста дней, а не после семи, сорока или трехсот шестидесяти пяти? Было бы логичнее ставить диагноз, дождавшись, пока болезнь либо выздоровление станут явными. Вот тогда можно радостно утверждать, что нервическая дрожь, лихорадочный румянец и подозрительный блеск глаз являются остаточными явлениями прежней, идущей на убыль хвори. Или же, наоборот, горестно констатировать: указанные симптомы — суть следствие тяжелого, прогрессирующего недуга.

«И мое поведенье назовем наблюденье…»

Если вы не политический ханжа и не политический романтик, вы могли заставить себя оценивать первые шаги ставленников Майдана без чрезмерной предвзятости. Глупо было рассчитывать, что властные новоселы немедленно обзаведутся крылышками и нимбами. Наивно было надеяться: через каких-нибудь полгода мы проснемся счастливыми жителями европейского, цивилизованного, демократического, богатого, правового, социально ориентированного (кажется, ничего не забыл) государства. Нечестно было лишать Ющенко, Тимошенко иже с ними права на ошибку.

А потому лично меня удивляли не промахи, допущенные новой элитой. И даже не их количество. Хотя многие пристрастные эксперты считали, что уже за первую пару месяцев власть превысила условный лимит глупостей, отпущенный ей на пару лет. Изумляло другое. Упорство, с которым небожители хронически не замечали собственных оплошностей. Безапелляционность, с которой они пытались выдать грешное за праведное. Бесцеремонность, с которой они подменяли законность целесообразностью.

Летопись деяний рыцарей «оранжевого ордена» пестрит сомнительными историями. В них поступки власть предержащих не всегда выглядели однозначными, а слова — не всегда искренними.

Сомнительные кадровые назначения и взаимоисключающие нормативные акты. Характер реприватизации и особенности расследования «дела Гонгадзе». Специфика формирования новой «партии власти» и печальная хроника довыборов в столичный горсовет. Бюджетные нюансы и рост цен. Спор за киевское «Динамо» и драка за кресло мэра Одессы. Скандал вокруг «Гринджол» и бензиновый кризис. Загадки административной реформы и тайны внешнеполитического курса. История со Зваричем и показательная «порка» Тимошенко.

Всякий волен дополнить этот список по своему усмотрению. Из разноцветных и разнокалиберных осколков каждый способен сложить мозаичную картинку по своему вкусу. Но как ни крути — икона не получается.

Было бы несправедливым не замечать настойчивых попыток отдельных персонажей совершить на своем участке работы маленький подвиг. И в то же время было нечестным не признать очевидного: достигнутые успехи не являются системными, а допущенные ошибки являются систематическими. Новая власть с самого начала не производила впечатления единой команды, объединенной общей целью. Она не кажется отлаженным механизмом, используемым по назначению. Многоходовые интриги и многочисленные противоречия заметны всякому наблюдательному гражданину.

Народ выбирает меньшее из существующих зол, постепенно забывая о том, что вчера избирал олицетворение будущего добра. Никому не хочется верить, что бурный Майдан веры медленно и неотвратимо превращается в тихое кладбище надежд.

Общая беда — власти, ее противников, а значит, общества и страны в целом — в том, что сегодняшние оппозиционеры не вполне искренны. Как по мне, подавляющее большинство борцов с режимом находятся по ту сторону баррикад лишь потому, что их не пускают на эту. Практически все из них являются большими или меньшими конформистами по своей натуре и с удовольствием обслуживали бы обитателей Олимпа, если бы получили на то позволение. Но в них попросту нет нужды. Многим вчерашним оппозиционерам, очевидно, болезненно дается переезд во власть. Многим вчерашним власть предержащим столь же непросто дается переход в оппозицию. Это означает, что отечественная политика еще не готова к жизни по демократическим правилам.

Иначе обитатели Олимпа не старались бы сделать все от них зависящее, чтобы в стране (не дай бог!) не появилась реальная, здоровая, трезвомыслящая оппозиция. Которая пришла бы на смену нынешней — кичевой, картинной, инерционной. Специфика формирования «Народного союза «Наша Украина» и проблемы с регистрацией «Поры», перманентное заигрывание с Литвином и стремление Ющенко привязать к себе Тимошенко. Речь идет о разновеликих явлениях, подчиненных, однако, единственной цели. Она формулируется просто: исключить саму возможность появления какой-либо осязаемой политической альтернативы. По замыслу власти, возглавлять ряды недовольных должны те, в отношении которых у большинства населения не прошла ненависть или хотя бы неприязнь.

Чем отчасти объяснялась сила вчерашней оппозиции? Она вызывала особую симпатию хотя бы потому, что слишком уж непривлекательной была власть. Задача сегодняшней Банковой — представить оппонентов максимально несимпатичными. Если в ряды противников режима будут входить исключительно «вчерашние» — полдела окажется сделанным. Относительная вера будет противопоставлена абсолютному недоверию

Ющенко и его соратники, похоже, учли ошибки Кучмы и его окружения. Но вот задача, которую поставил Виктор Андреевич, похоже, ничем не отличается от цели, которой никогда не скрывал Леонид Данилович, — любой ценой сохранить власть. Каждый новый день новой власти предоставляет новые подтверждения этой гипотезы.

Не рано ли мы судим и не строго ли? Да мы и не судим, права такого не имеем. Просто выполняем гражданский долг: делимся своими тревогами. Вслух. Ибо свобода слова пока является, пожалуй, единственным неоспоримым завоеванием нового времени. Хочется верить, что это надолго.

«Я не вижу реки, я не вижу моста.
Ну и пусть?»

Хотя и здесь имеются проблемы. Причем во множестве великом. Это и впитавшаяся в кровь, въевшаяся в плоть самоцензура. И откровенное неумение одних жить без темников. И абсолютно необъяснимое, но совершенно очевидное лакейство других.

Можно бесконечно долго сетовать на нежелание многих журналистов (редакторов, издателей) пользоваться благами свободы. На неготовность многих читателей (зрителей, слушателей) пользоваться ее плодами. Однако же сие — беды объективные, посему излечимые.

Куда страшнее иное лихо — невосприятие властью иной точки зрения, простодушное возмущение, с которым многие новые политические олимпийцы воспринимают критику в свой адрес.

В отношениях тех, кого принято было считать демократической прессой, и тех, кого принято было называть политическими демократами, наступила пора непростых испытаний. Прежняя власть для многих из нас характеризовалась несколько отстраненным местоимением «они». Свое отношение ко многим представителям власти нынешней подсознательно определялось глубоко личным «мы». Трудно и больно критиковать того, с кем ты вчера делился планами и переживаниями. С кем ты мерз в палатке и пел на Майдане. Кого ты, как мог, защищал от режима либо сам искал защиты у него. В чьей искренней приверженности идеалам ты не сомневался. Или хотя бы не позволял себе усомниться.

Все, кто связан с политической журналистикой, знают, как легко вчерашний демократичный оппозиционер обрастает хозяйскими привычками чопорного власть имущего. Как трудно привыкнуть к тому, что от вчерашних соратников (не изменивших статус и не изменивших принципам) он поспешно отгораживается массивными дверями, вышколенными помощниками и общими фразами. Это — данность. Но сегодня эта данность воспринимается чрезвычайно непросто. Чрезвычайно нелегко подобрать слова и найти нужный тон. Слишком хорошо знаешь, что критиковать «своего» особенно больно. Слишком хорошо понимаешь, что критика, исходящая от «своего», воспринимается особенно болезненно.

Это тяжелый экзамен, который обе стороны пока не сдали даже на «удовлетворительно».

Тем, кто сегодня стал правящей элитой страны, трудно воспринимать закономерное: их могут ругать, ну хотя бы журить за то же, что и предшественников. Между тем своим болезненным отношением к критике практически все новые вожди напоминают старых. И не только этим. Как ни горько это констатировать, но заявлениями, действиями и даже манерами, замашками, позами они куда чаще, чем хотелось бы, смахивают на тех, кого так завзято критиковали и чьи места так страстно хотели занять. Мы с изумлением и ужасом слышим в голосах вчерашних майданных трибунов интонации, знакомые до острой боли. Интонации Леонида Даниловича, Павла Ивановича, Виктора Владимировича, Виктора Федоровича et cetera.

Еще вчера можно было тихо радоваться, что нынешнее первое лицо страны, по меньшей мере, публично реагирует на критику адекватнее, чем предыдущее. Но уже сегодня пришло время задать себе вопрос: может быть, пора громко сетовать на то, что Виктор Андреевич уже кое в чем превзошел Леонида Даниловича?

У каждого из нас есть свой перечень требований к тем, кого мы выбираем. Наверное, проще тем, кто слепо верует в доброго царя. И готов списать все его будущие грехи на козни злобных царедворцев.

Лично мне было тяжелее. Я никогда не скрывал, что мне все равно, как именно будут звать нового президента. Для меня принципиально важно, чтобы он не превратился в разновидность старого. Я никогда не скрывал, что сделаю все, что в моих скромных силах, чтобы не победил Янукович, воспринимаемый мною как символ безверия. Я никогда не скрывал, что буду безжалостно критиковать Ющенко, если Виктор Андреевич не будет верен принципам, которые он декларировал и которые я разделял.

Чего хотелось рядовому избирателю Рахманину от нового Президента? Немногого. Я не верил в его мессианство и в его всесилие. Мне хотелось видеть во главе государства человека, который бы:

— не оказался хамом;

— уважал законы;

— был предсказуемым и последовательным;

— установил четкую связь между словами и делами;

— выступал реальным защитником национальных интересов страны.

В отличие от многих личных симпатиков Ющенко и Тимошенко, я несколько иначе воспринимал историческую роль новой власти. Которой предстояло стать переходным режимом, готовым и способным расчистить поле для политических наследников. Триумфаторы революции должны были взвалить на себя крест, который не смогли либо не захотели нести их предшественники в течение доброго десятка лет.

Чего ждал я от новой власти. Ничего сверхъестественного:

— определения четкого геополитического курса;

— создания отлаженного института государственного управления, предполагающего отказ от «ручного управления», практики дублирования функций, а также использования административного ресурса.

— формирования нормальной законодательной базы;

— запуска эффективных рыночных механизмов, способных наконец-то создать в стране полноценный средний класс;

— установления принципа единой ответственности перед законом.

Это казалось куда более важным, чем ответы на вопросы:

— попадут ли за решетку Кивалов или Медведчук;

— кому будет принадлежать «Криворожсталь» или киевское «Динамо»;

— как скоро мы окажемся в ЕС;

— где будет резиденция Президента;

— есть или нет диплом у Зварича;

— достаточно ли памятников возведено в честь многочисленных национальных героев.

Гаранту Конституции предстояло заложить фундамент полноценной демократии, центральному исполнительному органу — фундамент полноценной рыночной экономики. Осознание этой простой истины уберегло бы от иллюзий. Избавило от необходимости раздавать многочисленные обещания, от которых звенит в ушах и которые подрывают веру в способность власти осуществить хотя бы малую часть задуманного. Ибо сильный и ответственный убеждает «не словом, а ділом». Ибо сколько ни говори «не воруй, не охоться и ходи в баню», чиновник честнее, миролюбивее и чище не станет.

Создается впечатление, что большинство новых лидеров страны никак не может избавиться от своеобразной психологической зависимости. Одни, кажется, никак не возьмут в толк, что революция уже закончилась и отныне их предназначение — не низвергать, а созидать. Другие сознательно (либо бессознательно) копируют прежних высокопоставленных чинуш.

Неблагодарная роль «саперов», похоже, не отвечает амбициям значительного числа наших руководителей. Одни тщетно стремятся если не быть, то хотя бы слыть чудотворцами. И искренно возмущаются, когда им робко, но резонно напоминают: кропотливый труд чиновника не имеет ничего общего с романтическим искусством чародея. Другие хладнокровно и методично прирастают сегодня властными полномочиями, завтра гарантирующими приумножение капиталов. Столь же искренно недоумевая: почему подобное занятие окружающие не считают богоугодным? Почему вчерашняя принадлежность к оппозиции не является для них индульгенцией, гарантирующей отпущение грехов?

Тех или иных политических мэтров и стажеров мы должны оценивать не по тому, кем они были вчера, а по тому, что они делают сегодня. Если этой (очевидной до смешного) мыслью оперативно не проникнутся все — власть, оппозиция, пресса, общество, — страну ожидает депрессия. Политическая, экономическая и психологическая. Печально, если идея Майдана будет сведена к возведению площадки для молодняка, разбавленного матерыми хищниками. Где будут сосуществовать описанные нами популяции безнадежных романтиков и беспросветных циников. Кого-то подобный эксперимент сделает абсолютно богатым, кого-то — абсолютно счастливым. Но страна-то ведь надеялась на приход бескомпромиссных прагматиков, способных сделать свою Родину хотя бы относительно богатой и счастливой.

Цель народа, сделавшего оппозицию властью, была отнюдь не в этом. Не в обновлении вывески на Банковой. Не в обогащении Григоришина или обеднении Пинчука. Не в замене Медведчука на Зинченко или Кушнарева на Авакова. Цель была в изменении правил игры. Но с этим пока что-то не складывается.

Что имеем?

Куда мы движемся, так и не ясно. «Последовательный геополитический курс» имени Виктора Ющенко, как по мне, мало чем отличается от мновекторности имени Леонида Кучмы. Некоторая разница, безусловно, есть. За это отдельное сдержанное спасибо Западу, уставшему от непоследовательного Леонида Даниловича и осторожно поверившего Виктору Андреевичу. Но мы сейчас не о тактических победах, а о стратегических планах. Мы за ЕЭП или против? В чем «за» и почему «против»? Вам ответ ясен? Мне нет. Что и с кем мы подписываем, «синхронизируем» и «гармонизируем»?

Власть за политическую реформу или против? Если против, то в чем конкретно? Если за, то за какую? Во время выборов мы догадывались, что у команды Ющенко попросту нет четкого плана проведения реформы системы управления. Сейчас их множество, и какую систему администрирования собираемся строить — загадка.

Ющенко за строгое соблюдение законодательства и Конституции? За равную ответственность всех перед буквой закона? Тогда почему одних бандитов торопятся посадить за решетку, а других торопятся посадить во властные кресла? Почему добрая половина нормативных актов — свидетельство либо грубого незнания законов, либо еще более грубого их игнорирования?

Первые лица страны за единство целей и действий власти? За избавление от административных методов, от дублирования функций? За четкое соблюдение установленных правил управления и повышение его эффективности? В таком случае почему:

— глава президентской канцелярии позволяет себе отчитывать губернатора;

— секретарь Совбеза волен навязывать свою точку зрения правительству;

— первый помощник способен контролировать действия премьера;

— губернатор может руководить формированием местной партийной ячейки?

Почему премьер не вправе отстоять свою точку зрения в диалоге с Президентом? И разве вправе премьер уступать иному лицу (пусть и высшему должностному) право руководить правительством — право, которого он не имеет? И почему Президент дает поручения лицам, которым не имеет права давать никаких поручений. И в этих поручениях требует от них того, чего не имеет права требовать? Почему в стране как минимум три центра властного влияния, конкурирующие между собой? Почему с такой же скоростью и упорством не плодятся законы, без которых задыхается страна и за принятие которых так ратовали до, во время и сразу после революции?

Многовато «почему»? Но ведь перечень важнейших для страны вопросов куда длиннее.

Власть обеспечила нормальные условия существования для мелкого и среднего бизнеса, отплатив ему за искренную поддержку во время оранжевой революции? Или она поставила его на грань уничтожения? Жалкие заигрывания с Россией — это острая геополитическая необходимость? Или реализация чьих-то коммерческих интересов?

Уже сегодня очевидно: власть не имела конкретного плана действий. Зато еще будучи оппозицией, она раздала слишком много конкретных обещаний. Опираясь на такой кредит доверия населения, она могла позволить себе решиться на шоковую терапию. Но шанс был упущен.

Ющенко оказался рабом собственных популистских лозунгов и лишил себя возможности экономического маневра. Ющенко и его команда оказались пленниками многочисленных договоренностей и лишили себя возможности кадрового маневра.

Неужели все так плохо? Неужели нет осязаемых положительных моментов? Есть, и в принципе не так уж мало. Но в каждом конкретном случае приходится говорить о частностях. В действиях разобщенной, дезорганизованной власти нет системности и логики, нет стратегии и рационализма…

Жил-был когда-то в Риме император Веспасиан, расходовавший значительные средства на ликвидацию последствий моров и пожаров, на раздачу хлеба, организацию зрелищ и общественное строительство. Как пишут историки, Веспасиан рассчитывал, что в памяти потомков останется как деятель, много трудившийся на общественное благо.

Пару лет назад прочитал в Интернете, что среди обитателей столицы Италии Рима провели опрос, пытаясь узнать, что они знают о древнеримских императорах. На вопрос о Веспасиане большинство ответили: «Построил первые общественные туалеты». О Цезаре было сказано иное: «Построил сильную империю».

Не сотвори себе кумира

К великому сожалению, в стране пока мало что реально изменилось к лучшему. Даже клятвы (по-прежнему не кажущиеся искренними) наши политики предпочитают раздавать на костях Тараса. Первые лица все так же предрасположены к демагогии, а вторые — к холуйству.

Не помню, кто именно справедливо заметил, что культ личности — характеристика страны, а не лидера. От себя добавлю пару замечаний. Мой достаточно скромный, но довольно долгий опыт общения с политиками дает право поделиться некоторыми наблюдениями. Знаю многих высокопоставленных представителей этого славного цеха, которые не насаждают чрезмерное чинопочитание. Знаком с некоторым количеством тех, кто тактично порицаеют подчиненных за проявление излишних восторгов по поводу талантов босса. Но не помню ни одного, который боролся бы с культом собственной личности.

Вот почему хочется обратиться не столько к «слугам народа», сколько к их номинальным хозяевам. Политики не изменятся, пока мы не заставим их измениться. Иначе самые прекраснодушные из них по-прежнему будут считать журналистов обслугой, подчиненных — лакеями, население — электоратом, народ — стадом.

Теория больших чисел замечательна, если за ней видны маленькие люди. И забота о маленьких людях проявляется не на словах. Президентская забота о гражданах должна проявляться не в возмущении по поводу того, что в административных зданиях инвалиды не знают, «в какой туалет сходить пописять». Если Ющенко заботится об авторитете, а не о популярности, то должен заниматься возведением не туалетов, а законодательной базы.

В противном случае его ожидает даже не слава Веспасиана, а лавры Кучмы. Многие сомневались в административных способностях Виктора Андреевича, но его бесцеремонное обхождение с законами и участившаяся бестактность стала для многих неожиданностью.

Богоизбранность читается на челе Виктора Андреевича. И это тревожный симптом. Потому что большинство выбирало менеджера, а не царя. И вдвойне тревожно, что богоизбранность оказалась заразной болезнью, поразившей многих оказавшихся в свите. Это означает, что хворь мессианства будет ой как непросто вылечить. И это означает, что постоянно повторяемые идиомы «мой народ», «моя страна» «мое правительство», «моя власть» могут оказаться не безобидными оговорками, а убеждениями. Опасными убеждениями.

Демагогия Ющенко отличается от демагогии Кучмы, потому что первый был бездарным демагогом, а второй пока что выглядит демагогом талантливым. Его страсть к позерству, как по мне, выглядит пугающе. Но еще больше пугает, что его позерство вызывает умиление.

Я не мог не то что разделить, а даже понять восхищения, которое охватило многих после знаменитого телефонного разговора Президента с Настей Овчар. Потому что, на мой взгляд, обожженная девочка (для которой каждое движение означало нечеловеческую боль) меньше всего нуждалась в трубке, из которой доносился заботливый голос главы государства. А больше всего нуждалась в антиожоговой кровати, которую вся вместе взятая (и дружно попиарившаяся) власть не смогла достать.

Я не понимаю радости тех, кто аплодировал Президенту, появившемуся для вручения золотой пекторали заурядной греческой певичке. Я не понимаю, что он там вообще делал. Я понимаю огорчение тех, кто подсчитал, сколько стоит бесполезная игрушка и что можно было бы купить на эти деньги. Для детских домов, в которых нет игрушек. Для роддомов, в которых нет горячей воды и пеленок.

Я не понимаю, почему постоянное общение с многочисленными демонстрантами, манифестантами, жалобщиками, ходоками и сутягами — демонстрация открытости и демократичности. На мой взгляд, для главы государства подобная трата времени — преступление. А эффективность власти должна быть как раз в том, чтобы Президент в этом время занимался своим делом: делал все для того, чтобы под его окнами не собирались толпы.

Я не понимаю, почему надо столько обещать одно и то же. Почему нужно раздавать столько клятв, если ты не можешь добиться исполнения хотя бы одной из них.

Я многого не могу понять. И, наверное, никогда не пойму. Потому что под верой понимаю таинство, а не публичный акт под софитами. Потому, что эта страна и этот народ для меня всегда были «нашими», а не «моими».