Поддержать
…В начале 1980-х в приемной Комитета государственной безопасности УССР прозвучал телефонный звонок. Чувствовалось, что звонивший человек - сильно выпивший. И все же инициатор звонка вполне четко сообщил: его хотел завербовать представитель американской разведки, его же коллега-преподаватель Киевского политехнического института. Они, как следовало из рассказа, хорошо выпили, а затем его собеседник сделал "шпионское" предложение. Но не это удивило последователей "железного Феликса".
Удивило то, что звонил бывший секретарь ЦК Компартии Украины Валентин Маланчук. В 1973–1979 гг. именно имя этого идеологического цербера, который был символом русификации, кадровых "чисток", который сломал или исковеркал не один десяток человеческих судеб в Украине, вызывало страх. Он был доверенным лицом лидера Компартии Украины Владимира Щербицкого и поэтому получил carte blanche на проведение идеологического террора в УССР, прежде всего под претекстом борьбы с "украинским буржуазным национализмом". Что В.Маланчук успешно и делал вплоть до своего (им не ожидаемого) падения в 1979 г. После этого он заведовал кафедрой истории КПСС в Политехническом институте, перманентно и много пил, что и приблизило его к фатальному концу в 1984-м.
Но вернемся к телефонному звонку. Чекисты отреагировали: тщательно допросили товарища Маланчука по рюмке, выяснили, что никаким американским шпионом он не является и не был, что его предложение представляло собой пьяный стеб, и написали соответствующую информацию на имя Щербицкого. Не знаю, с каким настроением он читал эту докладную. Знаю, что читал. И для меня это хороший повод поразмышлять над словами, вынесенными в заголовок статьи.
Так или приблизительно так Щербицкий якобы высказывался, да еще и в придачу называл представителей кремлевского политического двора "московскими боярами". Парадоксально, но современные адепты Щербицкого (это прежде всего осколки коммунистического истеблишмента, совокупно ненавидящие современную власть и независимую Украину) и - наоборот - беспощадные его критики, которые ненавидят коммунизм и его атавизмы, с одинаковой предосторожностью относятся к приведенному высказыванию деятеля, более 17 лет стоявшего во главе Компартии Украины. Для первых он - "Великий человек Великой Украины", "мудрый, дальновидный политик, глубокий аналитик, скромный человек" и т.п.
Последним больше по душе определение Щербицкого как "прокуратора Украины", "украинофоба", "врага украинского языка" и т.д.
Кем же он был?
…Мне довелось видеть и слушать обоих - Маланчука и Щербицкого. Первый однозначно вызывал отвращение. Собрание преподавателей и научных сотрудников, где мне, преподавателю Киевского университета, как-то довелось вживую услышать его доклад, цепенело от токсично-идеологических флюидов, которые излучал этот анемичный, хотя и высокого роста, человек. Щербицкий тоже был немаленького роста, но его отличала другая, не зловещая, актерская харизма, уверенность, импозантность (а это редкость для тогдашних партократов). Говорил он на русском с заметным украинским акцентом, обычно читал, но мог иногда и оторваться (для шуток, уточнений, комментариев) от написанного для него цековскими "спичрайтерами" текста. Ему (в отличие от Маланчука) участники собраний могли аплодировать вполне искренне.
И только когда он приехал в наш университет на более-менее камерную встречу, и я с довольно близкой дистанции в течение нескольких часов мог наблюдать за ним, до меня дошло: образ и суть Щербицкого отличаются. Я тогда, конечно, не знал о письмах Василия Стуса, Олеся Бердника, Михайлины Коцюбинской к Щербицкому, на которые он никогда не отвечал. Я не знал, что он согласился на помилование Ивана Дзюбы только после того, как последнего вымучили и заставили искупать не совершенные "националистические преступления". Я не знал о его тесных отношениях с одиозным Виталием Федорчуком (главой КГБ УССР), присланным в 1970 г. в Киев из Москвы для беспощадного искоренения "украинских националистов". Позже Федорчук скажет, что "о Щербицком сохранились наилучшие воспоминания... Я лично за те полтора года, которые при Шелесте работал, был у него на докладе только дважды или трижды, а больше ходил к Щербицкому, возглавлявшему тогда Совмин республики. С ним и решал все вопросы. Щербицкий же сразу после избрания его первым секретарем ЦК КПУ пригласил меня к себе на дачу. И там, подробно обсудив ситуацию, мы договорились, что и в дальнейшем будем работать в теснейшем контакте".
Так они и работали. Щербицкий был "в курсе" всех репрессивных затей Федорчука, в чем я убедился, прочитав немало документов из архива бывшего КГБ. Хотя потом Щербицкий даже в близком кругу пытался оградиться от многочисленных репрессивных акций против диссидентов, говоря, что не знал о них. Хорошо знал. Как знал и о том, что вытворяет с украинской интеллигенцией Маланчук. Но не за это "полетел" последний. Представьте себе, он, кто сделал карьеру на изобличении украинского национализма, кто помог Щербицкому добивать Петра Шелеста, предыдущего первого секретаря ЦК Компартии Украины (уехавшего в 1972 г. в Москву якобы на "повышение"), - так Маланчук, кроме прочего, похоже, стал примерять тогу первого партлица на себя. В Москве втайне от Щербицкого он начал готовить к изданию книгу о националистической опасности в УССР. Книга должна была выйти под псевдонимом, но легко было догадаться, кто автор. Такой нелояльности Щербицкий простить не мог.
…На университетской встрече Щербицкий курил сигарету за сигаретой (а курил он в те времена Marlboro). Я увидел, что его внутреннее состояние и внешнее поведение отличаются. Он скрыто нервничал, особенно, когда речь шла о не до конца понятных ему вопросах. "Ого, - подумал я, - за внешней стабильностью - сильные эмоции, соответствующая резкая реакция, а значит, и гнев, беспощадность".
Именно такой стала его реакция на Маланчука. Его политически казнили 26 апреля 1979 г. на пленуме ЦК Компартии Украины, который рассматривал предлинный вопрос "О ходе выполнения решений XXV съезда КПСС и XXV съезда Компартии Украины по улучшению торгового, коммунально-бытового и социально-культурного обслуживания населения республики".
К чему здесь Маланчук? - спросите вы. Правильно, ни к чему! Но в стенограмме пленума рукой Щербицкого в предложении "На рассмотрение Пленума Политбюро ЦК вносит один вопрос" слово "один" перед началом заседания было зачеркнуто. Он знал: будет еще один вопрос.
Он его в конце поставил. Номенклатурные бюрократы с готовностью проголосовали за снятие Маланчука, поскольку, как сказал Щербицкий, он "работает слабо, положение дел на местах знает поверхностно, необходимой инициативы не проявляет. С руководящими работниками ЦК, отделами ЦК, обкомами партии и особенно с ведущими деятелями науки и культуры деловых отношений у товарища Маланчука нет".
Это Маланчук "слабо работал"?! Да он работал как машина, жизни аппаратчикам не давал. Просто он недооценил Щербицкого, умевшего забивать политические гвозди по шляпку. Если последний кого-то не воспринимал или ненавидел, то твердо, до конца. И действовал соответствующим образом. Именно так было с Петром Шелестом, с которым они рассорились еще в 1958 г. Шелест возглавлял Киевский обком, а Щербицкий был секретарем ЦК Компартии Украины, отвечавшим за тяжелую промышленность. Причиной конфликта стал перерасход промышленных материалов на сельское строительство, который допустил Шелест. Человек он был эмоциональный, на слова несдержанный, и потому, как он потом деликатно написал, разговор с Щербицким "приобрел острый характер".
Но еще семь лет, с 1965-го по май 1972-го, им придется работать бок о бок. Шелест с 1963 г. возглавлял ЦК КПУ, а Щербицкий - Совет министров УССР. Он был не только во главе правительства. Он собирал компромат на Шелеста, фиксировал любые его просчеты, а Федорчук с готовностью дополнил все это своими материалами.
Хотя две волны арестов диссидентов в УССР (в 1965-м и в январе 1972-го) произошли при Шелесте, его, в конце концов, обвинили в попустительстве националистам и инакомыслящим. Хотя он, как и Щербицкий, был убежденным коммунистом, который не видел Украины вне СССР, исповедовал интернационализм, его обвинили в национал-коммунистических настроениях. Они вдвоем отстаивали интересы УССР в союзных органах, не игнорировали, что экономика Украины является составной частью, как тогда высказывались, единого союзного хозяйственного комплекса.
Но именно Шелеста обвинили в "местничестве", в том, что не считался с указаниями Москвы. Он не был "националистом", а исповедовал, так сказать, "разделенную лояльность", новую (хотя и советскую) украинскую идентичность, а с московскими высокими вождями за интересы Украины ссорился. Это правда.
30 марта 1972 г. на заседании Политбюро ЦК КПСС Шелесту пришлось оправдываться. И здесь Щербицкий мастерски его "подставил", заявив, что борьба с национализмом в УССР ведется недостаточно, да еще и какая-то архаическая старина хвалится. Представляете? Первый секретарь говорит одно, а глава правительства - другое. И шелестовский политический гвоздь был забит по шляпку. Через два месяца Шелест оказался в Москве в роли какого-то третьесортного заместителя председателя Совета министров СССР, а первым секретарем ЦК Компартии Украины стал Щербицкий. Через год Шелест уже был пенсионером; кампания по его изобличению находилась в апогее, а "ВВ", как называли между собой Щербицкого партфункционеры, укреплял свое влияние.
В официальных документах - никакой мотивации перемещений. Именно с того времени Щербицкий абсолютно овладел ситуацией в УССР. Московские политические игры ему были не нужны, прежде всего из-за их опасности. Он хорошо усвоил слова Цезаря: "Лучше быть первым в провинции, чем вторым в Риме". А "Рим", т.е. Москву, он уже знал. С 1966 г. он был кандидатом, а с апреля 1971-го - членом партийного "ареопага" - Политбюро ЦК КПСС. Его включали в состав президиумов партийных съездов, он председательствовал на различных заседаниях, выступал, контактировал со многими деятелями, имел подробное представление о кремлевских интригах. Уже тогда стало понятно: у Шелеста, который по статусу только и должен был входить в Политбюро, есть конкурент, а у конкурента - заботливый опекун.
Леонид Ильич и Володя
…9 мая 1981 г. я со студентами Киевского университета стоял на бульваре Шевченко, напротив университетского "Желтого корпуса". Мы терпеливо ждали, когда кортеж автомобилей, в одном из которых будут Леонид Брежнев и Владимир Щербицкий, проедет мимо нас. Мы для вида приветливо покричим, и вожди отправятся дальше, на Печерские холмы, на открытие нововозведенного Музея Великой Отечественной войны (сейчас Национальный музей истории Украины во Второй мировой войне).
Вожди, которые должны были ехать от железнодорожного вокзала, опаздывали, а студенты рассказывали анекдоты о Брежневе. И это несмотря на то, что рядом "барражировали" т.н. кураторы разных факультетов, т.е. сотрудники КГБ. Вот один из популярных тогда анекдотов. Генсек ЦК КПСС Леонид Брежнев делает заявление: "Некоторые иностранные агентства утверждают, что я стар. Я не просто стар, я - superstar".
Действительно, на момент приезда в Киев Брежнев из когда-то активного, коммуникабельного (это был плюс с молодости, у него была колоссальная память на людей) и даже в определенной степени привлекательного мужчины, из ловкого политика, умевшего оперативно принимать решения, превратился в дряхлого склеротика, не скрывавшего неудержимой страсти к наградам и даже драгоценностям.
…Кортеж проехал. Стояли мы довольно близко, и Брежнева рассмотрели. Выглядел он ужасно, а двигался, когда поднимал правую руку для приветствия, как робот. А что же Щербицкий? Он вел себя мерзко сервильно. Например, в упомянутом музее сделали "Зал Победы", где золотом высекли фамилии более 10 тыс. бойцов - Героев Советского Союза. Наверху, под куполом, вписали сталинского полководца Георгия Жукова, кавалера четырех звезд героя. Вдруг вспомнили: у генсека тоже четыре звезды, хотя эти отличия не боевые. Брежнев получил их в 1960-1970-х, поэтому в списке фронтовиков-героев его нет. Но он будет здесь. Посмотрит, не найдет своей фамилии. А вдруг огорчится? С ведома и санкции Щербицкого вызвали мастеров и приказали срочно вписать над Жуковым: "Брежнев Л.И.". 8 мая Щербицкий, волнуясь, лично инспектировал музей, а 9 мая привел сюда больного Брежнева. Он выступил с короткой речью на церемонии открытия, осмотрел музей, с удовольствием увидел свое имя, расписался в Книге почетных гостей. Расписался под бдительным взглядом Щербицкого, зафиксированного теле- и фотокамерами.
Однажды человек из осколков упомянутой партноменклатуры убеждал меня, что Щербицкий был не чьей-то креатурой, а самостоятельным политическим игроком. Это исключалось. Прав был бывший партноменклатурщик, а после исследователь советской политической системы Абдурахман Авторханов. Он доказательно утверждал, что среди партноменклатуры нормой была практика осмотрительно подбирать круг приятелей, куда входили бы только перспективные и полезные люди, поскольку, "чтобы сделать партийную карьеру, надо быть не одиночкой, а членом клики, где все поддерживают друг друга".
Первым "крестным отцом" будущего первого секретаря Компартии Украины был Георгий Павлов, первый секретарь Днепродзержинского горкома партии. Благодаря ему, в августе 1946 г. начальник бюро ремонтов Днепродзержинского коксохимического завода Владимир Щербицкий был избран секретарем партийного бюро этого предприятия, а в январе 1948 г. - назначен заведующим организационно-инструкторского отдела Днепродзержинского горкома партии. В августе того же года он стал вторым секретарем данного горкома.
Брежнев с ноября 1947 г. возглавлял Днепропетровский обком партии, и вскоре они сошлись. Сохранилось фото октября 1948 г., на котором Брежнев и Щербицкий на митинге. Первый выступает, а второй смотрит на него. Когда я вглядываюсь в это фото, почему-то кажется, что Щербицкий в тот момент подумал: "И я так могу"…
Впрочем, это мои собственные домыслы. Однако не домыслом является найденная когда-то мной в архиве одна из самых первых внутренних характеристик будущего руководителя УССР. Речь идет о заключении ответственных работников ЦК Компартии Украины в связи с выдвижением Щербицкого на должность первого секретаря Днепродзержинского горкома партии в 1952 г.: "Второй секретарь обкома партии т. Лукич Л.Е. и завотделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов обкома т. Бекетов М.Н. характеризуют т. Щербицкого как опытного, подготовленного партийного работника, который хорошо знает работу партийных организаций предприятий черной металлургии. Вместе с тем т. Лукич отмечает, что т. Щербицкий несколько горяч, из-за чего может допустить поспешность в работе. К недостаткам т. Щербицкого следует отнести и то, что он по характеру несколько не сдержан и высокомерен. На указанные недостатки нами обращалось его внимание, он их учел и исправляет".
Этот документ изображает человека, что является полной противоположностью тому "забронзовелому" образу Щербицкого, который рисуют его якобы сторонники, принося в жертву реальные черты и человеческие особенности. Земляк Брежнева, Щербицкий родился 17 февраля 1918 г., в 37 лет стал первым секретарем Днепропетровского обкома партии. Это было в 1955 г. С 1957-го и по февраль 1961-го был членом Президиума и секретарем ЦК Компартии Украины, отвечал за вопросы развития промышленности.
В 1961 г. его назначают председателем Совета министров УССР, избирают кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС. Вот так впервые, еще молодым, он входит в круг общесоюзных руководителей. Его деятельность на этом посту совпадает с апогеем эксцентричных хрущевских реформ и экспериментов.
…Не могу забыть бесед с автором, наверное, самой интересной и сегодня книги о Щербицком, его бывшим многолетним помощником, доктором экономических наук Виталием Врублевским (к сожалению, покойным). В мае 1994 г. он подарил мне книгу с доброжелательной надписью, мы встречались неоднократно. Хотя наши взгляды на Щербицкого отличались. Кроме прочего, в разговорах я всегда возвращался к вопросу об "опале" Щербицкого, когда он, проявив (как писалось в цитированной характеристике 1952 г.) "несдержанный" характер, решился противостоять линии Хрущева. За это в июне 1963 г. был уволен с должности председателя правительства УССР. Его направили в Днепропетровск на должность первого секретаря обкома партии.
Я интересовался подтверждением этой "фронды". Никаких документальных следов, по словам Врублевского, не осталось. И в самом деле, мне ничего не удалось отыскать в архивах. Однако был результат: Щербицкий попал в больницу с инфарктом. Но вскоре ситуация изменилась в его пользу: Брежнев наращивал свои обороты на кремлевской политической орбите. Пройдя по высоким партийным путям в Молдавии и Казахстане, поработав главой президиума Верховного совета СССР, он стал секретарем ЦК КПСС и в конце концов получил статус фронтмена антихрущевской оппозиции.
После устранения Хрущева от власти в октябре 1964 г. и избрания первым (со временем генеральным) секретарем ЦК КПСС Брежнев начал сплачивать сторонников. Естественно, среди них были прежде всего те, кто в какой-то степени пострадал от предшественника. В октябре 1965 г. Щербицкого снова назначают председателем Совета министров УССР. Вот так вскоре Брежнев стал для него "Леонидом Ильичом", а Щербицкий для Брежнева - "Володей". Из членов Политбюро только к нему обращался на "ты". И не зря. Когда пришло время убрать Шелеста, Брежнев знал: Володя не ошибется. Так и случилось.
Врублевский убеждал меня, что Щербицкий мог бы сделать карьеру и без Брежнева, который был только "попутным фактором". Я так не думаю. В политике всегда кто-то кого-то куда-то ведет, и на "взрослой" политической шахматной доске вряд ли найдешь независимые фигуры. Это правда, и это преимущество политика. Еще одно преимущество Щербицкого заключалось в осознании, даже твердом убеждении: лезть в московские политические игры не стоит. Это слишком опасно для здоровья. Фигурально и буквально. Однако, по словам еще одного когда-то влиятельного партийного деятеля, Юрия Ельченко, все знали, что "у Бpежнева Владимиp Васильевич был более чем уважаемым человеком, выходцем из одного - Днепpопетpовского - "паpтийного гнезда". Не исключено, что Бpежнев видел в нем и своего преемника".
И там не свой, и здесь уже не наш…
В школе Щербицкий играл на мандолине, в молодости - на трубе. Играл в оркестре… Впоследствии по поводу трубы иронизировал: "Чтобы сохранить мастерство, надо было чаще целоваться". В зрелые годы, оказавшись уже в политическом "оркестре", ежедневно целовал собственную жену, но время от времени вынужден был также целоваться с участниками упомянутого "оркестра", в частности на разных юбилеях, вручениях премий и наград.
Даже из цензурованных телевизионных репортажей программы "Время" (основного орудия "промывания мозгов" советским людям московским Центральным телевидением) я запомнил, с каким предостережением кремлевские старцы смотрели на Щербицкого. Боялись, что уже не совсем адекватный Брежнев именно его сделает преемником.
Генсек действительно звал Щербицкого в Москву. Например, предлагал должность главы всесоюзного правительства, когда заболел Алексей Косыгин (он с 1964-го по октябрь 1980-го был на этой должности). Щербицкий отказался. И правильно сделал. Послехрущевские шаги по "стабилизации" режима в конце концов свели на нет попытки общей модернизации существующей системы и адаптации ее к новым условиям. Начиная с 1972 г., экономическую реформу в СССР стали притормаживать, со временем ее свернули. Московские консерваторы боялись перемен, особенно на республиканском уровне, всеми возможными способами сдерживали новшества, что немедленно сказалось на экономической стратегии, общей социо-политической ситуации.
Центр тяжести был перенесен на т.н. оборонную промышленность, которой и так не хватало средств, и которая была призвана обеспечить победу красной империи над всем миром. Приоритетом стало освоение Сибири и увеличение капиталовложений в сельское хозяйство. Политика центра относительно Украины была выразительно потребительской, о чем Щербицкий (правда, кулуарно) неоднократно говорил. Следовательно, союзное правительство возглавил не Щербицкий, а другой днепропетровец - Николай Тихонов. Хотя, к слову, именно Щербицкий стал куратором оборонной промышленности УССР, еще и Ленинскую премию за это получил. А преемниками Брежнева называли ленинградского партийного руководителя Григория Романова и кремлевского канцеляриста, бесцветного Константина Черненко. Об этом даже экс-президент Франции Валери Жискар д'Эстен писал в мемуарах.
Откуда же взялась версия, что больной и немощный после 1976 г. Брежнев хотел оставить вместо себя Щербицкого? Только из воспоминаний. Думал о переезде Щербицкого в Москву и реальный, как выяснилось потом, преемник "дорогого Леонида Ильича". Речь идет о Юрии Андропове, который видел, как кремлевская геронтократия держит недееспособного Брежнева, поскольку влияние и благополучие зависели от этого. Андропов передал через главного кремлевского врача Евгения Чазова просьбу Щербицкому переехать в Москву, чтобы укрепить позиции Брежнева и уменьшить опасность манипуляции больным генсеком представителями его окружения. Щербицкий отказался.
Однако есть свидетельства, что он мог стать преемником и без своего согласия. Личный фотограф Брежнева Владимир Мусаэльян рассказывал: "Леонид Ильич хотел, чтобы после него был Щербицкий, а не Андропов, как многие думают. Я оказался невольным свидетелем разговора Леонида Ильича с секретарем ЦК Иваном Капитоновым, который занимался кадровыми вопросами. "Видишь это кресло? - спросил Брежнев, показав на свое место. - Его займет Владимир Васильевич Щербицкий, так что кадры подбирай соответственно". Брежнев готовил изменения под Щербицкого, который был молод и здоров. А о болезнях Андропова и Черненко знал. Леонид Ильич собирался на пленуме ЦК КПСС ставить вопрос о преемнике 15 ноября 1982 г. А 10 ноября умер, не дожив. "Умер своевременно", как говорят. На радость, Андропову...".
Кто его знает, происходило ли все именно так, но на похоронах было заметно, как скорбел Щербицкий. Он, к слову, единственный из руководителей простоял всю церемонию с непокрытой головой. Помню телевизионные кадры, на которых кремлевские старцы, а среди них Юрий Андропов и Константин Черненко, кратковременные генсеки 1982-1985 гг., несли гроб с Брежневым в Кремлевскую стену, номенклатурное кладбище в центре Москвы, чтобы вскоре лечь там же. Стало окончательно понятно, что брежневская эпоха бесповоротно уходит в небытие, а это означало для Щербицкого новые вызовы.
…Здесь снова вернусь к разговорам с Виталием Врублевским. Он вовсе не идеализировал "доперестроечное" время, которое было временем иллюзий и их краха, в котором народ был разменной монетой в интригах коммунистических нотаблей, а они закономерно продвигались к своему финалу. Но что случилось потом? К власти потянулись беспринципные карьеристы, лозунг которых - "Популярность и деньги!". Хорошо, соглашался я, а где же оказался Щербицкий? Он не стал "своим" в Москве, но и не подал в отставку, хотя понимал: его звездным часом была именно брежневская эпоха, и "служить "архитекторам перестройки" он не сможет. Более того, после Чернобыльской аварии Щербицкий однозначно стал "чужим" в Украине, его имя с тех пор ассоциировалось только с ложью, равнодушием к собственному народу и даже к собственной семье, которую он привел на радиоактивную первомайскую демонстрацию 1986 г.
Процитирую Врублевского: "Конечно, если бы после Чернобыля Щербицкий восстал против Москвы, то у него был бы исторический шанс стать харизматическим лидером и национальным героем. Но этого не произошло. Почему? В любом случае, не из-за соображений личной заинтересованности".
Правда? А почему? Если действительно Горбачев ему угрожал исключением из партии в случае отмены демонстрации, у Щербицкого был шанс проявить свой "несдержанный" характер (как во время хрущевской "оттепели"). Однако в нем снова победил политик, дисциплинированный коммунист, он не "хлопнул дверью". Жена Щербицкого вспоминала, что после демонстрации он якобы говорил с Горбачевым об отставке, а тот предложил подождать. Если бы Щербицкий решительно хотел отставки, то подал бы заявление. Давайте не будем создавать иллюзий…
В 1989 г. на многотысячных демонстрациях в Киеве впервые появились лозунги "Щербицкого прочь!". Чучело вождя Компартии Украины толпа пронесла по Крещатику и утопила в Днепре. Как в макабрическом сне, возвращалось все, борьбе с чем Щербицкий посвятил жизнь: возникали неподконтрольные партии общественно-политические организации, в самой партии создавались разного рода "демократические платформы", которые ревизовали "демократический централизм" и все, на чем строилась партия, приобретала реальную силу свобода слова, возвращались те, кто оказался за решеткой за "национализм" именно во времена Щербицкого-Маланчука.
И лед, наконец, тронулся. Он все же проявил решительность: 21 сентября 1989 г. Щербицкий пишет заявление об увольнении. 28 сентября он стал пенсионером, а 16 февраля 1990 г., за день до своего дня рождения, ушел из жизни. Это не был суицид. Он просто приказал себе не быть во времени, которое категорически не считал для себя приемлемым, и которое девальвировало глубинный смысл его жизни как политика. Другого смысла он просто не видел.
Не забудем, или Финальные акценты
Я сознательно не писал о любви Щербицкого к футболу и голубям, о его преданности семье, а также о его, в принципе, трудоголическом образе жизни. Личные качества политика нельзя делать определяющими в его характеристике.
Ключевыми героями "эпохи Щербицкого" были Василий Стус, Валерий Марченко, Вячеслав Чорновил, Иван Светличный, Оксана Мешко, Иван Дзюба, Сергей Параджанов, Михайлина Коцюбинская, Семен Глузман, Игорь Калинец, Левко Лукьяненко, Олекса Тихий, Василий Лисовый, Юрий Литвин, Леонид Плющ, Зиновий Антонюк (список можно продолжать), а не сам Щербицкий и его клевреты.
Украинской партийной бюрократии был присущ исполнительский, сказать бы - унтер-офицерский характер. "Мы в Киеве политических решений не принимаем", - говорил сам Щербицкий. Вот почему этой статье можно было бы дать совсем другой заголовок. Например, достаточно одного слова, которым соратник Щербицкого Владимир Семичастный характеризовал героя моего рассказа, - служака. А что? Коротко, и по существу.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google