У меня порой возникают дружеские споры с дипломированными историками, которым незлобиво бросаю: двадцать лет пишете, рассказываете, а мало кого цепляет...
Сам давно погрузился в предмет этих дискуссий, а в качестве путеводителя всегда держу слова Наталии Яковенко: "Наша история - обломки разбитого разноцветного стекла, а всю картину видит только Бог..." От себя добавлю, что стекло бьется преднамеренно, и причастны к этому сами соотечественники...
Не ищу поддержки, а просто признаю: имя Олеся Гончара вполне уместно увековечили, назвав им национальный университет в Днепре и оставив в названии улицы студенческого городка. Даже толстая и строгая линза декоммунизации не запотела. Поскольку жизнь Олеся Терентьевича является знаковой фреской в том самом Соборе украинских душ, который обязательно построим. Вопреки наследству подонков из прошлого и их последователей, которые до сих пор пытаются разменивать совесть на медяки, а с нациями разговаривают со снисходительностью психиатра.
А еще хотелось бы знать, что там с балконом квартиры, где живет вдова Олеся Терентьевича? Может, нынешнюю киевскую власть радует, что с него уже падают кирпичи?
…Время выбрасывает меня на берег памяти, где около мамы в киоске "Союзпечати" я читаю все подряд: журналы, газеты, книги... Одна из них состояла из новелл, задевших мировосприятие 10-летнего мальчика. Непривычными были не только названия - "Модри Камень", "Тронка"... Искренность автора повлияла даже на типичное дитя асфальта, уже почти русифицированное "крупным промышленным центром на Днепре". Позднее узнал, что майор Яцуба - новоявленный сталинист, который просто пережидает короткую оттепель. А в брежневские времена возьмется душить малейшую попытку задуматься: на каком языке говоришь, где живешь и, главное, - зачем? Но учительница в моей школе таких определений сама не делала и от учеников не требовала.
Настоящий украинский мир открылся, когда подростком я подался к знакомым моих родителей на Полтавщину. Там был совсем без присмотра, смаковал урожай садов заброшенного села, людей из которого переселили на кручи, рыбачил, рассекал вдоль и поперек Ворсклу - смешную в сравнении с Днепром, но такую чистую и прозрачную. Я и сегодня вспоминаю реку - украшенную лилиями красавицу, чьих кротких объятий не забуду никогда...
Классик украинской литературы Олесь Гончар меня бы понял. Он сам родился в Днепропетровске, но после смерти матери совсем маленьким оказался в Сухой - похожем селе Полтавщины с красками, которые я нашел в Кобеляцком районе. Творческий человек быстрее и острее осознает, что красота и щедрость природы не способна уберечь от беды. Особенно, когда взрослые, тоже по украинскому обычаю, просто пытаются приноровиться к чужинским нечеловеческим законам. А дерзкие пришельцы на нашей земле всегда вели себя как варвары.
"Мені згадався 1933-й. Який був геноцид! Пів-Сухої виморено голодом за одну весну. Родина Буланя - коваля, де старші діти поїли менших… А ті мої товариші - однокласники Киселі з бреусовських хуторів, що незрівнянні успіхи проявляли в математиці, - сьогодні у школі були, а завтра вже не прийшли: вмерли обидва. А по містах торгсини видирали останні родинні коштовності за харчі, Галещанська біофабрика окорока відправляла на експорт…" (Из дневника Олеся Гончара).
И дальше мой славный земляк слышит то, что и я от нынешних умников. В Днепре до сих пор можно услышать мнение, что катастрофа Голодомора нарочно преувеличена, а вот нынешние экономически-формационные потуги - полнейшая зрада и безобразие. Очевидно, не зря патриарх развития независимой Украины Игорь Юхновский назвал всех "толкователей" национальной истории "гівнюками". А они не обижаются и дальше твердят, что никакого массового голода не было - спасали лесные грибы и ягоды, приазовские села перебились на рыбе, а Крым может и должен принадлежать России...
Так что дело точно не в лихой доле, а именно в головах "счастливцев", оставившим свой генетический страх непутевым потомкам. И таких не научат ни "Стокозове поле" Олеся Терентьевича, ни адская статистика заморенных голодом. Поскольку и собственную родословную, и историю страны они забывают по приказу.
"Твір, де були згадки про голод 1933-го, з видавництва потрапив до цензури. Вирішив спитати: чому без руху? Цензор-мудрець пояснював: "У мене самого вмерли з голоду брат і сестра. Але… голоду не було! Чому? Тому, що в жодному документі про ті часи слово "голод" не вжито… Отже, для нас його не було, бо такого факту ніде не зафіксовано" (Из дневника Олеся Гончара).
Бригадиры женщинами не интересуются?
…Самое время задать неожиданный вопрос: что общего у Екатерины Второй с бывшим первым секретарем Днепропетровского обкома Ватченко?
Первый ответ очевиден, если знаешь весь масштаб травли Олеся Гончара за роман, названный в честь козацкого собора в Новомосковске. Хотя нынешние "правдорубы" до сих пор не могут простить Олесю Терентьевичу его должность главы Cоюза советских писателей Украины, членство в ЦК КПУ и слабодухость, когда он оказывался среди нежелательных подписантов. Возможно, эти критиканы уже стали святее Папы Римского и поэтому забывают о времени и пространстве, которые правящий советский режим сжал вне границ восприятия.
В то же время и после выметания коммунистов на свалку истории в нынешней Верховной Раде сидят менеджеры олигархов, которые заигрывают с люмпенами и угождают манкуртам лживыми мантрами "как всем хорошо жилось в советском прошлом". Или просто предлагают похожие стандарты, космически далекие от собственных. Хотя сами грабили и преумножали свои состояния по законам дикого капитализма.
Для меня существенно, что Гончар всегда стремился оставаться сознательным и порядочным украинцем. Большинство писателей отмечают его фронтовую несклонность к компромиссам. Как не погиб на войне, не понимал сам. Считал, что оберегали молитвы бабушки и родной сестры Александры. Той самой бабы Шуры, дома у которой побывало немало журналистов, а отошла она в лучший мир на 102 году жизни... Царство небесное доброй женщине... Была искренней и органичной, как сама Украина с ее целебными степными травами.
У писателя в городе было много друзей, но с некоторого времени приглашал сестру погостить в Киев. Трудно было автору "Собора" приезжать в Днепропетровск, откуда началась грязная кампания по сожжению 50-тысячного тиража книги в лучших традициях Третьего Рейха. Есть большая уверенность, что толчком к обструкции стала реакция первого секретаря обкома Ватченко, узнавшего себя в персонаже, предавшем старого отца. А тот лично рассказал Олесю Терентьевичу, как высокоуважаемый сын сдал его в богадельню и лишил возможности видеться с внуками.
Нынешние смельчаки, всегда готовые бросать камни в Facebook, не представляют, какого мужества требовал от Гончара такой поступок. С такими наградами и таким количеством премий он вполне мог остаться конформистом. Но в жизни каждого человека наступает момент, когда он сам определяет собственную сущность. Вдруг остро понимаешь, каким явишься пред Всевышним! Без денег, орденов, привилегий...
И на фоне христианского памятника началась борьба за духовность, которую уже совсем добивали советская непримиримость, злоба в бесконечных очередях и искаженное представление о жизненном успехе. Последнее не оставило многих и сейчас. Иначе современный депутат районной рады в Днепре не швырял бы пенсионерку на асфальт...
Вот и законченный негодяй Ватченко бросил вызов литератору, осмелившемуся морально осудить его. Благодаря сформировавшейся за долгие годы реакции на опасность, своего верного надзирателя поддержала вся правящая вертикаль советского зазеркалья: Щербицкий, Андропов, Брежнев. Леонид Ильич сердито распекал идеологических псарей: "Мы должны искать подход к интеллигенции. Особенно к писателям, которые создают нам трудности. Вот ваш Гончар опубликовал "Собор", где неверно изображается наша действительность".
…На помощь вождю, конечно же по заказу, метнулась и рядовая колхозница: "Среди бригадиров ловеласов не бывает..." (Вспомним более позднюю "историческую" фразу, что секса в СССР нет). Но если без смеха - непомерно тучный Ватченко уже праздновал победу.
В ненависти к свободолюбию он давно сравнялся с разрушительницей козацкого духа Екатериной Второй. И общее нашлось. Первому секретарю не подходил ворот ни одной рубашки, поэтому шили на местной фабрике по заказу, а на российскую императрицу не налезали ни одни чулки, и подходящим размером ей угождали швеи из соседнего Синельникова, где открыли производство. Гримасы истории...
Откуда вата в головах
Когда англичане намекают на невероятное, говорят: "Когда свинья взлетит". Но в случае с Ватченко это действительно произошло. И клеймом осталось на всех, кто и поныне олицетворяет спесивость и не воспринимает других оценок.
Личный враг Гончара товарищ Ватченко был портретом Системы, трудности реформирования которой в Украине курам на смех уже четверть века объясняют "бременем прошлых времен". И одним триптихом с добавленными рожами Януковича и Пшонки знакомый образ новейшей власти не заканчивается...
Для тех же, кто до сих пор считает поздние советские времена безоблачными, напомню, как клеймили всех несогласных с сокрушительной критикой "Собора" именно в промышленных центрах, где совокупное IQ и нравственность населения и тогда не впечатляли. Так что не случайно начали с Днепропетровска, Запорожья, Харькова...
Не только рафинированным литературоведам хорошо видно, где в "Прапороносцях" дань советскому строю, а где - голая правда о войне. Та самая, которую рядовой пехотинец Булат Окуджава очертил одной строкой: "Отчего мы пишем кровью на песке..." Опаленный войной сержант Гончар писал именно ранами, поэтому судить его не собираюсь. Хотя соглашаюсь, что до Нормана Мейлера наш классик не дотянул. Но война на твоей земле всегда ближе кровопролития на тихоокеанских островах. Не хватило философской бездны Курта Воннегута и убийственного сарказма Генри Миллера Олесю Терентьевичу и в "Соборе". Но вопрос, что с нами случилось и какое ждет наказание в грядущем, он задал, как смог.
Грязные волны организованной травли стали для порядочных людей возможностью выйти на чистый берег. Это и был промысел Божий, который всегда проверяет нас. За статью в поддержку "Собора" редактора днепродзержинской городской газеты "Дзержинець" Наума Ивашину выгнали с работы. Еще крепче "уважили" его земляка Владимира Сиренко, который тоже попал в личные враги Ватченко. Редактора многотиражки вагоностроительного завода замели в КГБ. Для начала спросили, с чего это он стал писать стихи на украинском (?!). Тот дерзко ответил, что если захочет, будет писать хоть на турецком, хоть на русском... Кагебисты и сами знали о таких строках: "Отгородясь от города забором, живет подонок, вылезший в вожди..."
Стихотворный вскрик не был вершиной совершенства, но попал точно в цель. Ватченко, живший в особняке за огромным забором в центре Днепропетровска, снова узнал себя. Для Сиренко настали времена испытаний и мытарств. Понимал это и Олесь Гончар, которому Владимир Иванович прислал письмо в поддержку "Собора". Сам Сиренко потом вспоминал: "Олесь Терентійович оцінив і відповів… поздоровленням з Першим травня. Слушно, хмари вже згущалися. На нараді ідеологів слово тримав сам перший секретар обкому Ватченко: "Есть у вас редактор печатного органа вагоностроительного завода. Пишет он антисоветские стихи, а в последнее время с националистическим уклоном!" І як тупне ногою…" Острослова Сиренко перестали брать на работу, но вдруг повезло в исследовательском институте. Там его тщательно пасли и дождались момента, когда он взял домой печатную машинку, чтобы писать стихи - обвинили в воровстве и посадили.
В центральном партаппарате в Киеве развернуть травлю "Собора" со сплошным "одобрямсом" было труднее. Трудности, конечно, не касались сплоченной партийной верхушки, которая не простила Гончару поддержки поэтов-шестидесятников и помнила, как тяжело он переживал фактическое убийство Василя Симоненко...
"29 марта 1968 года. Пленум ЦК КПУ. Днепропетровский юшкоед №1 Ватченко (200 кг живого веса!) мешал "Собор" с землей… Обжора, сквернослов, отцепродавец. Петр Ефимович Шелест говорил мне, что книгу не читал и говорить о ней на пленуме не будет. А сам встал и поддержал Ватченко…" (Из дневника Олеся Гончара).
И в писательской среде случались ситуации совершенно нештатные. В Киеве на партсобрании с повесткой дня о "Соборе" накрученный сверху писатель Кость Басенко решил действовать "закусив ленту бескозырки": никто не отваживается, так я скажу... После его эмоционального критического выступления слово взял Иван Немирович, тоже родом с Надднепрянщины: "Довелося недавно побувати на Амурі. З Китаєм у нас, усі знаєте, стосунки не дуже. Тільки вийшли на фарватер, як пароплав оточили човни. І почали китайці жбурляти в нас пакети з лайном. А борт високий, тому все падає їм же на голови… Ось так, як моряк моряку. Ти мене зрозумів, Костю?"
…К этим словам и прибавить ничего. Разве что нынешние земляки, которые очень уж тоскуют по "советскому раю" и дружбе с Россией, могут опустошить свои пакеты таким же способом.
Вместо эпилога
…Очередная годовщина классика нашей литературы незаметно промелькнула в начале апреля. Не слышал, чтобы собирались вспоминать и о дате смерти - 14 июля. Говорят, время сейчас такое: бедность, проблемы, война, заполонившая мозг. У ректоров вузов тоже разное восприятие. Так как и среди них бывают, как сказал один остроумный пастырь, "трошки сепари". Только сейчас они какие-то задумчивые и неразговорчивые. А во времена регионалов и государственной измены во весь голос орали в риторике Вышинского, свирепствовавшего в сталинских судах...
Олесь Гончар все это предвидел. Даже то, что будут руководить университетами и при власти будут люди, от которых не услышишь ни единого слова на украинском. Но нынешняя молодежь должна понимать, что всегда были и те, кто боролся и не давал угаснуть огню надежды. И чудеса случались, как это произошло с улицей Ватченко в Днепре, которую переименовали задолго до декоммунизации. Причем сделали это дважды, поскольку реваншисты живы и сегодня.
И сейчас возникла ситуация, балансирующая между обычным свинством и неудачной шуткой. В районный суд подан иск о нарушении процедуры при переименовании проспекта Калинина в проспект Нигояна. То есть заказчики обратного переименования снова опираются на умников, не согласных с Энгельсом и Каутским или, наоборот, согласных с обоими... Хотя все они вместе неспособны прочитать бессмертного Шевченко так, как это сделал Сергей на Майдане в предсмертный час.
…Мне же остается только извиниться перед родителями Нигояна и еще раз вспомнить прозорливость своего земляка Олеся Гончара.