Патефонная музыка, ночевки на сдвинутых стульях и детские противогазы Дмитрия Малакова

Он - настоящий украинский интеллигент. Словно только что величавой поступью Дмитрий Малаков сошел со страницы добротной книги и рассказывает вам о вечных истинах на непривычно чистом литературном украинском. С непременно гордой осанкой, в выглаженной рубашке, с очками на переносице и книгой в руке. Мой собеседник - один из самых известных современных киевоведов.

За руку с братом

Родился Дмитрий в семье советских служащих. Детство пришлось на военные годы: когда ему было два, началась Вторая мировая, в три - отца забрали на фронт, в четыре - стал свидетелем немецкой оккупации Киева, пережил голод. Все это заставило мальчугана преждевременно повзрослеть и посмотреть на мир другими глазами. Сегодня, когда пройден уже немалый отрезок жизненного пути, а уже восьмой десяток на исходе, Дмитрий Васильевич рассказывает обо всем размеренно спокойно. Порой кажется, что рассказывает он не о своей жизни, а о чьей-то. Чужой. Только глаза предательски наполняются бывшими страхами и тянут за собой в прошлое. Некоторые из этих страхов не отпускают уже давно поседевшего мужчину и сейчас. Тем не менее, неимоверный жизненный опыт и всепоглощающая любовь к людям не позволяют впадать в отчаяние. Они чувствуются в каждом слове.

Особым трепетом отличаются воспоминания о старшем брате Георгии, который оказал ключевое влияние на мировоззрение маленького Дмитрия и до сих пор остается эталоном для наследования. Между ними существовала особая связь, которой даже после смерти одного из братьев было не по силам оборваться. Сегодня весь рабочий кабинет Дмитрия Васильевича обвешан работами известного графика Георгия Малакова, а со стен напротив рабочего стола за ним пристально наблюдают мечтательные глаза любимого наставника.

- С малолетства брат водил меня за руку по улицам Киева и знакомил с его архитектурой. Тогда я впервые влюбился в этот город и каждый раз открывал для себя его новые грани. Пока отец четыре года воевал, я полностью находился под влиянием старшего брата, на его воспитании: все разговоры, ситуации, которые складывались в жизни, в быту, во взглядах на обстановку политическую, моральную, общественную, семейную, я воспринимал через призму его объяснений.

Знаете, когда-то подруга брата Катя Кричевская, чей дед Василий Григорьевич Кричевский является автором нашего тризуба, сказала, что Гога (так брата называли по-домашнему) как взял меня в детстве за руку, так через всю жизнь и ведет. Где-то оно действительно так и получилось.

Забегая наперед, можно только добавить, что без влияния брата инженер по образованию Дмитрий Малаков вряд ли когда-то связал бы свою жизнь с изучением истории родного города и ни за что не стал бы одним из самых известных киевоведов современности.

Детские противогазы

Детские воспоминания Дмитрий Малаков связывает с войной, воспоминание о которой красной нитью запечатлелось в его сознании. Из сугубо детского в памяти остались фрагменты походов к бабушке, трехцветная кошка (таких еще называют счастливыми), пение под патефонную музыку "Тиритомбы", ночевки на сдвинутых стульях и… детские противогазы.

- Война для киевлян не была неожиданностью. Все чувствовали и знали, что она неминуема. Даже дети. Тогда у каждого в доме стояли противогазы. Мы с братом еще были маленькими, но у нас уже было по одному детскому. Поскольку жили в коммуналке, к нам доносилась и вечерние разговоры взрослых, которые время от времени затрагивали эту тему. Неожиданным было только начало войны. Его предвидеть не мог никто.

Как сейчас вижу эту сценку. Утро 22 июня. Я беззаботно сплю. Вдруг отец, мать, брат быстро вскакивают с кроватей. И мигом выбегают на улицу. Я - за ними. Гляжу - все смотрят в небо. Я и себе поднимаю глаза вверх и вижу в небе самолеты, слышу взрывы зенитных снарядов, смотрю на испуганные лица своих родных и людей вокруг. Помню, тогда впервые почувствовал, что, наверное, вот так и начинаются войны.

Так в один миг с ног на голову перевернулась жизнь обычного трехлетнего мальчика.

- Было воскресенье, а уже в понедельник отец получил повестку и пошел в сборный пункт на улицу Дарвина. Его призвали на войну.

Самым тяжелым был голод. 19 сентября немцы вступили в Киев. 24 сентября запылал Крещатик. Там же, где погибла Небесная сотня. Видите, как оно в Киеве все сидит крепко.

В городе нас осталось около 400 тыс. чел., но советская власть не оставила нам абсолютно ничего - ни воды, ни электричества, ни продовольствия. Нас списали как балласт, хлам, который никому уже не сгодится.

Городская управа, организованная походными группами ОУН Мельника, дала нам помещение, где мы и поселилась. В нем не было ни воды, ни нормального отопления, только печи. Но где взять дрова? Так что печь топили только один раз в неделю. Уже когда мама возобновила переписку с отцом, она с гордостью писала письма, что у нас в комнате температура не падает ниже 12 градусов. Представляете - с гордостью! Это сегодня на тему отопления. Так и выживали.

Дальше было еще хуже. 10 января 1942 г. ушла из жизни моя бабушка. Она умерла от лишений, от голода, от бессилия помочь родной дочери, внукам…

В скором времени меня отдали в детской дом на Соломенке. Его обустроила та же городская управа, сформированная походными группами ОУН из киевской интеллигенции - профессоров, врачей, архитекторов, инженеров и др., оставшихся в Киеве из-за своего пожилого возраста. На Майдане, кстати, было то же самое. Сегодня оно созвучно с событиями на Донбассе, и вопрос - кто возьмет там в свои руки власть. Так вот, в Киеве власть гражданскую (настоящая была в руках немцев), общественную взяли на свои плечи представители сознательной городской интеллигенции. Они совершили действительно патриотический поступок и спасли жизни тысячам горожан.

Я до сих пор очень хорошо помню то солнечное зимнее утро, когда брат посадил меня на санки и отвез в детский дом. Время, проведенное там, было невероятно сложным. Но самое главное, что сопровождало меня изо дня в день, - это чувство голода.

Позже, когда подростком я слышал стук ложки о кастрюлю или тарелку, невольно бросал все и изо всех сил бежал на кухню: может, удастся перехватить что-то съедобное. Это не передать. Подсознательно я понимал, что бояться больше ничего, и голода уже нет, но страх остался.

Уже взрослым, когда порой заходил в кофейню и видел, как девушки пьют кофе с пирожными и оставляют немого сласти недоеденной, сердце обливалось кровью. Для меня - человека, который еще ребенком пережил голод, это было непостижимо.

Воспитывали нас и в политическом измерении. В свои пять–семь лет мы абсолютно точно понимали, что можно говорить, а что - нет, и прекрасно знали, что и у стен есть уши.

А еще - мы не говорили, что живем "под немцами". Те, кто пережил оккупацию, говорили, что были "при немцах": они - сами по себе, и мы - сами по себе. Уже детьми мы отлично понимали все, что происходит

Инженер-киевовед

-На завод, в рабочую среду, я пошел работать сознательно. Сначала удалось получить работу в управлении теплосетями в "Киевэнерго". И "живая" инженерная работа мне ужасно нравилось, но я считал, что этого мало, поскольку есть места, где интереснее и труднее. Так я попал на завод "Арсенал". Ах, какие там были люди, какие разговоры, какая атмосфера! Этими разговорами, отношениями, опытом общения с людьми высокопорядочными, интеллигентными я несказанно горжусь.

В то же время я старался никуда не лезть, ничего не расспрашивать, и потому "спал спокойно". Я себе даже представлял, что если меня посадят на детектор лжи, сигналы из моего мозга на эту аппаратуру не пойдут, потому что я ничего не знаю (смеется).

Потом была работа в Институте градостроительства, а позже - в Музее истории Киева. Заместителем директора последнего я стал случайно. Просто человек, занимавший эту должность до меня, уволился, и директор предложила место мне.

Интересоваться же историей Киева я начал еще в те дни, когда мы с братом ходили на прогулки по городу. Тогда он каждый раз обращал мое внимание на дома, их архитектуру. Потом уже - и на девушек, но сначала - на дома (смеется). Он приучал меня понимать, сколько в Киеве есть всего чрезвычайного интересного, и я с раннего детства впитывал эту любовь к родному городу.

Вообще, задирать нос, нервно строить карьеру и зарабатывать много денег - это не обо мне. Кроме семьи, родителей, старшего брата, меня воспитывали и тяжелые обстоятельства войны в детском доме, в коллективе, где все голодные и равны. Там я никогда не был лидером. Мне не хотелось отличаться. Видите, вы даже сейчас принуждаете меня "якать", а я этого ой как не люблю. Никогда не был карьеристом и не стремился к высоким должностям, а потому всегда смотрел под ноги, куда ступать - как в прямом, так и в переносном смысле.

Именно поэтому членом партии я никогда не был. Правда, когда работал в системе "Киевэнерго", пришел однажды к нам новый начальник первого отдела (проще говоря, КГБ) и стал поочередно приглашать к себе в кабинет всех сотрудников. Пришла и моя очередь заходить к нему на "собеседование". Он начал так мягко расспрашивать о брате, семье, а потом - никогда не забуду - положил свою руку на мою и спрашивает: "Ты почему в партию не вступаешь?". А тогда "отмазкой" была такая фраза: "Не дорос. Работаю над собой". Вот я ему это сказал и добавил: "Видите ли, пока что чувствую, что не достоин этого звания". Он так посмотрел на меня и по-отцовски как-то ответил: "А ты и не спеши".

Кто такие интеллигенты?

-Интеллигенты - это, прежде всего, люди, работающие не руками, а головой. Т.е. те, кто принадлежит к кругу людей с высшим образованием. Но не только. Жизненный опыт и 12-летний стаж работы на заводе "Арсенал" позволяет мне сказать, что я знал рабочих, которые часто были интеллигентнее многих знакомых учителей или ученых. Поэтому интеллигентность - это не только уровень образования, но и манера поведения, и образ мышления, и стиль жизни. Интеллигенция стоит над толпой. Недостаточно иметь много книг или ходить в театр - нужно вести себя так, как пристало Человеку. Это основное.

* * *

- Дмитрий Васильевич, ты хочешь в два часа вложить 77 лет жизни? - с улыбкой замечает жена Малакова Ирина Магомедовна.

Дмитрий Васильевич посматривает на часы и весело парирует: "Я могу и до утра говорить". Мы завершаем свой разговор, и напоследок я стараюсь запечатлеть в памяти интерьер рабочего кабинета Дмитрия Васильевича. Вокруг - горы книг. Стеллажи заполнены томами разных фолиантов. "Это не все. В других комнатах еще есть много... А сколько я в библиотеки уже отдал! Чем более всего дорожу - так это Энциклопедией 1930 г. и Энциклопедией украиноведения (парижское издание). Остальное - здесь", - Малаков показывает на голову и улыбается.

"А еще у меня есть каска с Майдана и времен Второй мировой войны, - они одинаковые, - продолжает Дмитрий Васильевич. - Даже штамп один и тот же - образца
1940-го. Вот как бывает в жизни. А кто бы мог подумать, что в мирное время в ХХІ в. возможна такая война, смерти людей и повторение прошлых ужасов…".

Все ему интересно, как ребенку. Рос в семье киевских интеллигентов, общался с десятками литераторов, ученых и просто умных людей. Польский язык выучил самостоятельно, с инженера переквалифицировался в знатока родного края. Побывал в сотнях невероятных мест и до сих пор радушно путешествует по Украине.

Вообще, Малакову везет по жизни с людьми, потому что он и сам человек чрезвычайно жизнерадостный. Война и режим отбили у него желание выделяться, но жизнь и характер внесли свои коррективы и заложили фундамент, на котором выросла настоящая личность.