Евдокия Димарова: "Мой муж был очевидцем выселения волынян с их родной земли"

Недавно в издательстве "Фенікс" вышла книга "Наш Дімаров", посвященная выдающемуся украинскому писателю.

Жена Анатолия Андреевича Евдокия Димарова в интервью ZN.UA впервые рассказала о драматических обстоятельствах творческого и жизненного пути украинского прозаика, который одним из первых поднял в своих произведениях тему Голодомора 1933-го.

Ужасные страницы ХХ века - часть биографии классика украинской литературы Анатолия Димарова (1922–2014). Он зафиксировал для вечности тяжелый путь украинского народа в прошлом столетии. Начинал с поэзии, позже пришел к прозе. Его называют "отцом шестидесятников", потому что почти каждый из них встречался в творческой (редакторской) работе с Анатолием Андреевичем. Димаров не стремился к славе и наградам, отказался и от последнего в жизни ордена, так как тот был от Януковича…

Жена Димарова - кандидат физико-математических наук, доцент, литератор. Благодаря ее творческим усилиям и настойчивости и увидела мир книга "Наш Дімаров".

- Евдокия Несторовна, в ZN.UA 10 лет назад было большое интервью с Анатолием Димаровым, но тема личной жизни там прошла только одним предложением. Как вы познакомились с будущим мужем?

- В 1946-м в Луцке открылся учительский институт, и меня по распределению из Киевского пединститута направили именно туда.

Каждый день я проходила мимо редакции газеты "Советская Волынь" в центре города. И как-то заприметила группу мужчин у входа. В стороне стоял стройный симпатичный юноша и мечтательно смотрело на луга за Стиром.

Как-то невольно его отметила и побежала дальше. Но судьба приготовила нам дальнейшую встречу. Состоялась она на научной почве. К столетию Яблочкова (изобретатель "свечи Яблочкова") завкафедрой поручил мне написать статью о величии его изобретения. Со временем готовую статью прислала в газету. А когда уже она вышла, то я пришла в ужас - от моего текста только одно предложение осталось! Все, что я писала о вольтовой дуге, ее свойствах как физического явления, было вычеркнуто. Все переделано - и рядом с моей фамилией еще чья-то.

Меня тогда сильно отчитал завкафедрой, и я побежала в редакцию. Захожу - и узнаю за столом светловолосого юношу в очках. Того самого, что приглянулся мне раньше. Он кивнул мне словно знакомой и, не отрываясь от бумаг, говорит: "Ругаться пришли?".

Как он узнал, что это я автор статьи?

Позже объяснил, что в популярную газету надо писать по-другому, поэтому и дал журналисту на обработку мой материал. Предложил еще писать на научные темы. Но я уже зареклась.

А дальше было еще интереснее. Моя подруга Юля с кафедры литературы пригласила Анатолия на свой день рождения. Знала его по рассказам, которые уже выходили в печать, ну и интересовалась им как личностью. За столом собрались литераторы, физики, математики. Анатолий Андреевич был контужен на войне и потому плохо слышал правым ухом… Юля посадила меня слева от него, а сама села по правую сторону. Она ведь о его болезни не знала. Поэтому он почти весь вечер проговорил со мной. А конкурентка осталась ни с чем. Такова судьба!

Ну да! Надо же было усесться именно так. Мы говорили о физике, и я была поражена его знаниями. Потом танцевали. Я удивилась, что Анатолий вообще не умеет танцевать! Пришлось его учить. И научила все же вальсировать на свою голову.

- Вы полюбили его за любознательность, за юмор?

- За любознательность и ум. Посудите сами. На подготовительном отделении училась моя сестра, которая во время войны была вывезена в Германию, а потом вернулась. Сидит она и не может решить задачу по тригонометрии. А тут приходит в гости Анатолий. Посмотрел к ней в тетрадь - и подсказал решение. Позже сестра только к нему и обращалась за помощью. Ну как его можно не уважать за это?

- Разве вы с ним тогда говорили преимущественно о физике?

- Сначала да. Потом Анатолий начал приносить интересные книги. Тогда как раз выходило много зарубежной классики. А что мы знали? Даже Есенина не знали. И я так увлеклась литературой, что даже хотела бросить научную работу и пойти учиться на литератора. Но Анатолий категорически запретил. Посоветовал относиться к литературе как к хобби.

- А какой вам запомнилась в те годы Волынь?

- При институте было организовано подготовительное отделение, чтобы подтянуть бывших гимназистов к уровню выпускников средних школ. Я преподавала им физику. Вчерашние гимназисты были необыкновенно способны. Жили тяжело. Жалование 800 рублей в месяц, а буханка хлеба на базаре стоила 400!

Однажды под Рождество студенты передали мне в общежитие корзинку. И бумажку положили: "Пані професорці Лубенець". Это моя девичья фамилия. В ней были такие ароматные колбасы и полендвица (копченое мясо), что я и мои подруги мучились всю ночь из-за этого запаха…

Но принять дар не позволяли советские порядки. Я испугалась и на следующий день попросила учеников забрать эту корзину, чтобы не накликать на свою голову беды.

Никогда не забуду весенний день 1947-го, когда ни один из моих студентов не пришел на занятия… Я к директору! А он на все мои вопросы отвечает: "Им в сибирских университетах будет лучше!". Как это? Оказывается, в этой группе учились две девушки с окраины. Их отец-священник пустил в дом и дал поесть вооруженным парням, которые ночью постучались в окно. Были это воины УПА или переодетые энкаведисты, Бог его знает… Но вывезли в Сибирь всю семью, а заодно и всю группу студентов.

Так советская власть уничтожала детей и будущее.

Мой муж был очевидцем выселения волынян с их родной земли. Его редакция была напротив здания НКВД… Однажды, когда он как дежурный редактор должен был вычитывать новый номер, подошел к окну. Где-то в 5 утра открылись ворота - и начали выводить толпу людей. Целые семьи. Старых и малых. С узлами за плечами. Еще и надзиратели с собаками.

Ведут и ведут, и конца-края не видно. Всех на вокзал, в Сибирь.

Анатолий это описал в мемуарах "Прожити й розповісти".

- Анатолий Андреевич запретил вам учиться на литератора, но сам все же выбрал литературный путь.

- Думаю, это судьба его выбрала. Хотя отец мечтал, чтобы он стал священником. Андроник Гарасюта был очень набожным, любил церковь. Дружил с духовенством. Поэтому и в жены взял дочь священника - Марию Алексеевну Димарову, которая, кстати, на 20 лет была младше.

- А почему у писателя материнская фамилия?

- А потому, что Андроник Гарасюта был зажиточным крестьянином, владел 100 гектарами земли. Обрабатывали землю семьей, без батраков. У него было под Миргородом образцовое хозяйство и грамота от Петровского за успехи. К нему даже приезжали перенимать опыт.

Во время коллективизации тайно ночью к нему пришел председатель сельсовета и предупредил: "Отправляй детей, Андроник, пусть убегают, потому что завтра за тобой придут!".

Мать будущего писателя вынуждена была бежать с двумя сыновьями, взяв себе и детям девичью фамилию - Димарова, и даже изменила отчество. Дети стали не Андрониковичи, а Андреевичи. Отец их был репрессирован, а земля и имущество обобществлены.

Дальше они скитались по Украине, боясь признаться, какого они рода-племени. А его мама Мария скрывала свое происхождение из духовенства и то, что окончила Полтавское епархиальное училище.

- Так кто же именно привил Анатолию Андреевичу такую любовь к литературе?

- Наверное, все же мама. У нее был вкус к литературе. Еще в 20-е гг. зачитывалась произведениями Винниченко, Коцюбинского. Поэтому и не удивительно, что сын в четыре года уже хорошо читал. Его ставили посреди компании женщин, и он читал им "Катерину" Шевченко.

В школе тоже не мог просто слушать учителя. Всегда на коленях была книга. Однажды учитель подошел к нему и говорит: "Ну-ка покажи, что за гадость ты читаешь?". Димаров достает из-под парты Энгельса "Анти-Дюринг". Учитель чуть не упал в обморок. За то, что так охарактеризовал классика марксизма, можно было загреметь в Сибирь.

- Вершиной творчества Димарова стала дилогия "І будуть люди" и "Біль і гнів". Однако ее путь к читателю был непростым.

- С началом хрущевской оттепели писатели чувствовали себя более свободно. Не надо было писать штампами, можно было отойти от линии партии.

И тогда Анатолий задумал большое полотно, раскрывающее в динамике жизнь украинского села от дореволюционных времен и до войны.

Он без прикрас показал коллективизацию и ее ужасное последствие - Голодомор. Голод 1933-го описал одним из первых в советской Украине. Писал долго, напряженно. Вскакивал посреди ночи, чтобы успеть записать мысль или сюжет. Роман "І будуть люди" вышел в 1964-м в обрубленном на треть варианте. Цензура вычеркнула целые разделы.

Были закрытые рецензии, обвинявшие автора и в неправдоподобии, и в сгущении красок, и даже в антисемитизме.

Во второй части эпопеи "Біль і гнів" описана война. Этот том был менее исчеркан цензурой. Именно за вторую часть эпопеи Димарову и дали Шевченковскую премию.

Анатолий Андреевич успел восстановить текст - и в 2006-м роман "І будуть люди" вышел в первоначальном виде.

- Был период, когда Димаров из-за проблем с цензурой был отлучен от литературы, поэтому вынужден был податься в странствования. Как он пережил этот период?

- О, он был большой жизнелюб! Долго не грустил и нашел себе новое увлечение. Объездил с геологами чуть ли не все горные массивы бывшего СССР. Заболел каменной лихорадкой. Диагноз, кстати, поставил себе сам.

Из экспедиций привозил большие набитые камнями рюкзаки. Потом резал агаты алмазной пилой, и из камня проявлялась картина Божественной кисти…

-Анатолий Андреевич благословил в литературу мастера новеллы Григора Тютюнника. Как складывались их творческие взаимоотношения?

- Димаров дружил с Григорием Тютюнником, автором романа "Вир". Григорий и посоветовал брату обратиться к Анатолию.

И вот после смерти Григория Григор пришел к нам домой. Почитав его новеллы, Анатолий почувствовал новый талант. Он и помог ему трудоустроиться в Киеве. Поговорил с председателем Союза писателей Павлом Загребельным, и Григору дали служебную квартиру.

Тютюнник начал печататься. Никогда не забуду, как он приходил к нам, садился вон там у шкафа на корточки по-сельски и доставал из кармана исписанные бумажки. Читал собственные произведения как со сцены, перевоплощался в героев, разговаривал на их языке… мимика, жестикуляция. И почти не заглядывал в те записи.

Прекрасно имитировал голоса коллег, например В.Козаченко, Б.Олийныка.

С большим уважением относился к маме Анатолия. Когда у Григора возникали какие-то семейные проблемы или неприятности, то часто приходил советоваться к Марии Алексеевне.

Жили Тютюнники скромно. Он все жаловался, что никак не насобирает денег жене на пальто, а она ведь просит. Мария Алексеевна на то ему ответила, дескать, я вот старая, а все же очень приятно что-то новенькое одеть…

Он и себе не мог купить кожух на зиму, потому Владимир Билоус из Лубен подарил ему прекрасную дубленку.

- Писатели в погоне за новыми сюжетами и героинями, бывает, ищут вдохновения где-то на стороне. Вы доверяли друг другу, не боялись измены?

- Анатолий был непоседливым человеком. Все время искал приключений. Очень любил разные остроты, розыгрыши. У меня другой характер, неспешный, взвешенный. Другая женщина так бы отреагировала, что муж навсегда забыл бы о своих затеях. А я все прощала, не ревновала.

Между прочим, некоторые "противоречивые" черты характера для своих героинь он часто списывал с меня. Что-то слетит с языка - и он тут же в рассказ переносит. Рассказ "Ах, какая женщина!" - это о моих командировках на конференции.

- А вы командировали его на обучение в Москву…

- Я очень хотела, чтобы он развивался, был среди писателей в литературной атмосфере, понимаете? Но в институте литературы им. Горького он проучился недолго, где-то полгода. Надо было же слушать скучные лекции по марксизму-ленинизму, языковедению, общественным дисциплинам.

После выступления Катаева, когда тот сказал, что мы из вас писателей не сделаем, и что студенты протирают штаны, теряя золотое время и не общаясь с народом, Анатолий перевелся на заочное и вернулся в Киев.

- О розыгрышах Димарова ходили легенды. Можете что-то припомнить?

- Расскажу такое, о чем еще не слышали. Был у нас дом в селе Мохнач Чернобаевского района на Черкасчине. Мы туда весной как поедем, то уже после Покровы возвращаемся. Там, кстати, сохранился реликтовый язык. Анатолий с блокнотом бегал по людям и все записывал, как они говорят. Так родились "Сільські історії".

Однажды он написал стихотворение о Мохначе, а подписался - Николай Сом. Отнес председателю колхоза, а тот так обрадовался, повесил в клубе этот текст, еще, говорит, в газете напечатаем, это же гимн Мохнача! Вскоре был день села, кто-то написал музыку, и песня о Мохначе звучала над Сулой. Приходит как-то председатель домой и спрашивает, как того Сома отблагодарить. Анатолий ему: "У Сома огород есть, так вы машину навоза ему пришлите". Председатель обрадовался: чего-чего, а навоза в колхозе хватает. Телефон записал и ушел. Вдруг в редакции "Літературної України", где тогда работал Сом, звонок: "Мохнач на проводе". Благодарят за гимн и спрашивают: "Николай, а куда машину с навозом присылать - в газету или на другой адрес?". Смеялась вся редакция!

- К 90-летию Анатолия Димарова Верховная Рада приняла постановление издать полное собрание сочинений юбиляра. В прошлом году ему исполнилось бы 95. Никаких мероприятий не проводили. И ни один том так и не вышел...

- Раньше в Союзе писателей были люди с тяжелым детством, непростыми судьбами, но с большим чувством уважения к другим. Они бы такую дату не обошли.

А молодым литераторам, по моему мнению, надо помнить и читать классиков хотя бы потому, что они использовали народный язык, который слышали от людей.

Они "охотились" на аутентичную лексику, ходили на базары, ярмарки, ездили по селам послушать исчезающую речь.

Сейчас на базарах не сельские дядьки, а торговки. Живая незасоренная речь почти не сохранилась. Потому что нет уже тех сел, народных промыслов. Их остатки разрушает телевидение со своим сленгом, искусственными новообразованиями, заимствованиями, отсутствием морали.

А по поводу собрания его произведений скажу так. Конечно, надо в первую очередь издать эпопею "І будуть люди", "Біль і гнів", "Поему про камінь", а также мемуары "Прожити й розповісти". Приличным тиражом, чтобы книги дошли до каждой области. Потому что это главные произведения писателя Анатолия Димарова.