ЛЕВЫЙ МАРШ

Немецкий фельдмаршал Гинденбург, оценивая исторические перспективы социализма, как-то заметил, что идея, наверное, неплохая, но надо бы ее проверить на какой-нибудь отсталой стране, например, России. После чего был найден некий практик, знакомый с местными условиями. Его снабдили деньгами, и он прибыл в пломбированном вагоне в Петербург. На Финляндском вокзале была проведена пышная презентация: произносились речи с броневика, кормили светлым будущим. И решили крытую соломой Россию в считанные годы перестроить во дворец коммунизма. На этой стройке погиб каждый четвертый. После Великой Отечественной стройка существенно расширилась за счет стран Восточной Европы — они тоже пошли по пути Октября. А в это время за «железным занавесом» мир строил небоскребы из стекла и стали, полные товаров супермаркеты, ездил в лимузинах и скоростных поездах и т.д. Конечно, не без проблем. Но это были уже другие проблемы.

Как только обвисла советская узда, социалистические страны Восточной Европы тут же начали созидать собственную, без оглядки на Москву, судьбу. Конечно, шок от предательства СССР и КПСС привел к глубочайшему кризису каждой из компартий этих стран. Но с годами коммунистическое движение восстановилось, обрело опору у населения, завоевало места в парламентах и стало существенно влиять на политическую жизнь.

Теперь уже понятно, что сам по себе переход от социализма к рыночной экономике еще не гарантирует автоматического процветания. Успех или неудача рынка в решающей степени зависит от проводимой экономической политики. Но шанс на успех есть у всех. В условиях же социализма такого шанса нет. Он гарантирует обнищание каждому, вступившему на этот путь. Можно спорить, действительно ли при капитализме богатые всегда и везде становятся богаче, а бедные — беднее. Но даже если это и было бы так, то при социализме бедными гарантированно становятся все — и богатые, и бедные. И все-таки многие по-прежнему верят в советский социализм.

Нельзя не отметить, что именно исчезновение СССР и КПСС активизировало (как это ни парадоксально!) коммунистическое и рабочее движение в странах Восточной Европы. Активизировало именно потому, что исчезли костыли и подпорки, на которые долгие десятилетия можно было опираться. Пришлось завоевывать не показной, а подлинный авторитет у населения. Отсюда подъем коммунистического и рабочего движения, наблюдаемый в последние два-три года.

Коммунисты пытаются объединиться и «совместно повести наступление против империалистической войны и против нападения на права народов, приведшие к массовой бедности, к распространению смертельных болезней, истребляющих целые народы, к подъему безработицы, к классовому и национальному угнетению» — гласит манифест Первого всемирного форума коммунистических и рабочих партий. Он проходил в феврале этого года в Гаване, в нем приняли участие представители 138 стран. Естественно, коммунистические и рабочие партии бывших стран социализма являются «передовыми отрядами борьбы против наступления капитала на интересы трудящихся», они весьма изобретательно ведут агитацию и пропаганду, доказывая преимущества своих идей и принципов. И находят понимание у многих.

Казалось бы, сегодня почти все мыслящие люди совершенно справедливо осуждают классовое видение истории, классовую нетерпимость. А разве 30, и даже 20, и даже 10 лет назад большинство из тех, кто сегодня от всей души приветствует наступление капитализма, точно так же и от той же «всей души» не мечтали о «социализме с человеческим лицом»?

Коммунисты и сегодня доказывают преимущества «человеческого социализма» и этим поляризуют общество. Водораздел между левыми и правыми в странах Восточной Европы весьма велик. Существенное отличие этих стран от западноевропейских.

Ведь уже более полувека в большинстве стран ЕС социальная защищенность избирателя не зависит от того, какая политическая партия у власти. Не партии определяют социальный баланс сил. Во Франции, к примеру, даже в профсоюзах состоит сегодня не более 20% рабочих и служащих. И это понятно, ведь система защищенности — государственная! Гражданин Франции — значит, защищен. Ну какое имело значение, за кого голосовать на минувших выборах — за левых (Жоспен) или правых (Ширак), когда оба учились в одном Институте политнаук и получали «бляху» на управление Францией в одной Национальной школе администрации? Кстати, созданной в 1946 году французскими коммунистами...

А вот перед избирателями стран Восточной Европы по-прежнему стоит выбор: назад, в советский социализм, или же вперед, к рыночной экономике. Часто именно экономические трудности, безработица, неустроенность новой жизни толкают людей в объятия левых. Но у каждой страны, как и у каждой компартии, свои особенности, своя специфика...

Польская объединенная рабочая партия (ПОРП) имела с 1948 г. монополию на политическую власть. Но простые поляки были настроены против ПОРП — из-за ограничения личных свобод, низкого уровня жизни и политики, направленной на отделение церкви от государства. Наконец, в июне 1989 г. в Польше были проведены первые в странах Восточной Европы свободные парламентские выборы, на которых победила «Солидарность», а через полгода ХI съезд ПОРП принял решение о роспуске партии. Часть ее бывших членов вошла в Союз демократических левых сил (СДЛС), лидер которого Александр Квасьневский в 1995 г. избран президентом страны. Президентские выборы 2000 г. и парламентские 2001 г. укрепили позиции СДЛС. А.Квасьневский вновь стал президентом в первом же туре голосования, а нынешний лидер партии Лешек Миллер сформировал правительство. Сложилась уникальная ситуация — в руках одного политического направления впервые после 1989 г. сосредоточились все ветви власти: президентская, законодательная и исполнительная.

Нельзя не отметить, что всякий раз накануне выборов пресса правого толка активизирует «дело Ярузельского», хочет оживить в памяти преступления коммунистического режима. Вообще, отношение к Ярузельскому в нынешней Польше весьма неоднозначно. Одни не могут простить ему военного переворота в декабре 1981 г., когда многие лидеры оппозиции были арестованы, а деятельность профсоюза «Солидарность» запрещена. Другие благодарны ему за то, что в 1989—1990 годах он проявил государственную мудрость, обеспечив процесс передачи власти демократически избранному правительству. Сам генерал утверждает: «Если бы не танки с польскими орлами — на перекрестках Варшавы стояли бы танки с красными звездами».

Так уж получилось, что восточная граница «самого веселого и симпатичного барака в соцлагере» за десять лет реформ превратилась в восточную границу Европы, что подтверждено и символически: перед президентским дворцом развеваются национальный флаг и флаг НАТО. Понятно, что Польша стремилась в Североатлантический альянс не столько потому, что боялась восточного соседа — Россию. И вовсе не потому, что членство в НАТО выгодно экономически, напротив, оно влечет за собой увеличение военных расходов. Вступление в альянс — способ самоидентификации для Польши, окончательное документальное подтверждение того, что страна вернулась в Европу.

Успехи польской экономики признаны в мире. Не случайно глава Национального банка Польши Ханна Гронкевич-Вальц, занимавшая этот пост с 1992 года (была выдвинута еще Валенсой), приняла предложение Европейского банка реконструкции и развития и работает в Лондоне в качестве вице-президента ЕБРР.

Вернемся к политическим партиям. Прямыми наследницами ПОРП считают себя две политические силы: СПК(п) — Союз польских коммунистов (пролетариат), который возглавляет Виктор Збигнев, и ПРЛП — Польская радикальная левая партия (председатель Болеслав Ящук). Правда, СПК(п) еще только организуется в партию, но насчитывает уже 20 тысяч членов и делает ставку исключительно на рабочий класс города. Виктор Збигнев в одном из интервью: «Мы боремся за потерянное равенство, напоминаем людям о счастливом недавнем прошлом — спокойном и обеспеченном. Мы постоянно агитируем людей вступать в наш Союз. И хотя люди погрязли в материализме и постоянно думают о зарабатывании денег, все равно записываются и становятся нашими новыми борцами. Они тут же получают инструкции и начинают пропаганду против позиции Квасьневского и Миллера, которые толкают Польшу в жесткие объятия НАТО».

ПРЛП опирается в основном на крестьян. (В уставе партии сказано: «Польша — исключительно крестьянская страна, и главная революционная сила польского общества — это крестьяне».) Три члена этой партии стали депутатами сейма.

И СПК(п), и ПРЛП заявляют свои права на наследование дела Маркса—Ленина—Брежнева, хотя от своих революционных и застойных предшественников они не заимствовали почти ничего. Классики марксизма-ленинизма страшно удивились бы, увидев лидеров коммунистов в костеле, куда они постоянно захаживают и даже ведут там агитационную работу. И не только удивились бы, но и возмутились, как Ленин возмущался Горьким: «Всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой есть невыразимейшая мерзость».

Польские коммунисты выступают за «исключительно частную, а не государственную собственность на землю и орудия производства, за свободный рынок».

Очевидно, что нынешние польские коммунисты прозорливее своих предшественников, коль скоро в состоянии с точностью до наоборот трактовать ленинские представления о демократии, разделении властей, свободных выборах, национальных традициях и многих других вещах, которые классик считал исключительно вредоносными для дела пролетариата всего мира.

В октябре этого года зарегистрирована новая Коммунистическая партия Польши (КПП), но о ее платформе и программе говорить еще рано — учредительный съезд состоится в середине декабря.

Президент А.Квасьневский в одном из своих выступлений заявил, что страна уже исчерпала преимущества, которые получила в 1989 году, начиная реформы. Крайне необходимо искать новые возможности развития. Ибо на политическом небосклоне Польши появились (и это хорошо продемонстрировали последние парламентские выборы) малозаметные в прошлом политические формирования, так называемые «партии протеста». Голосуя за них, симпатизируя им, немалая часть поляков ясно выражает недовольство происходящим в стране. Вот почему так необходимо двигать реформы вперед, сказал президент Польши.

Если польские коммунисты только начинают серьезную борьбу за места в парламенте, то чешские уже празднуют победу. Прошедшие в июне этого года парламентские выборы в Чехии принесли две сенсации — низкий процент избирателей, принявших участие в выборах, и связанная с этим победа коммунистов. Что, естественно, будет выдвигать их на значительное место в раскладе политических сил в стране, несмотря на единодушное стремление всех других партий держать коммунистов на положении неприкасаемых.

На выборах все партии, включая Социал-демократическую, потеряли несколько мест, а коммунисты эти места приобрели. Виной всему, по мнению аналитиков, апатия избирателей, порожденная отсутствием каких-либо значимых положений в программах других партий. Справедливости ради следует сказать, что таких положений, резко отличающих программы партий друг от друга, и быть не могло — ведь все они были составлены с учетом предстоящего в 2004 году вступления Чехии в Европейский Союз, а примерно в 2008 году — присоединения к зоне евровалюты. Простора для политиканства просто не было, что для страны — великое благо. Но рядовой избиратель, не всегда уверенный в завтрашнем дне, да и просто в знак протеста против своего отстранения от политической жизни страны, взял да и проголосовал за коммунистов.

Газета «Чехия сегодня» в редакционной статье писала после выборов: «Оказалось, наша спокойная, небедная и даже скучно-сонная жизнь полна перемен. Те, кто были нашими кумирами, остались далеко позади. А те, кто казались аутсайдерами, победили. Собственно, тем и хороша демократия, что дает каждому возможность доказывать правильность его убеждений, а не предавать других остракизму за нежелание эти убеждения проповедовать».

А то, что в Чехии подлинная демократия, никто не сомневается. Например, в январе прошлого года в Праге проходили многотысячные демонстрации в защиту общественного телевидения. Чехи ратовали за собственное, национальное и независимое вещание, которое не должны контролировать ни бизнес, ни политика, ни тем более —бизнесмен и политик. Важно, что президент страны встал на сторону демонстрантов, повел себя как фигура, объединяющая нацию, каким в идеале и должен быть президент.

Сегодня Коммунистическая партия Чехии и Моравии (КПЧМ) — третья по значению и весу партия в стране. У коммунистов много общего с социал-демократами (сравнить хотя бы предвыборные программы), и они будут поддерживать правительство Владимира Шпидлы, хотя сам премьер всячески открещивается от сотрудничества с коммунистами. Но, как писала газета «Праг бизнес джорнэл»: «Мир и благоденствие наступят тогда (и очень скоро!), когда Шпидла полевеет, а коммунисты поправеют». Может, к этому и идет дело?

Чехи и сегодня с гордостью вспоминают «пражскую весну» 1968 года. Правда, тогдашняя программа главного экономического идеолога весны О.Шика, заклейменная в качестве крайне ревизионистской, не шла дальше развития принципов рабочего самоуправления. Страшно контрреволюционное воззвание «Две тысячи слов» предлагало: «Хороших хозяйственников надо выдвигать. Давайте требовать, чтобы директора объявляли нам размер затрат, которые они хотят сделать для производства, кому они хотят продать свои товары и по какой цене». Вопрос о природе собственности вообще не ставился.

Со времен «пражской весны» Компартия пережила несколько трансформаций — как идейных, так и организационных, она активно участвовала в «бракоразводном процессе» со Словакией и словацкими коммунистами. На своем первом съезде КПЧМ приняла новую программу, устав и избрала своим председателем Мирослава Гребеничека, который показал себя ловким политиком и хорошим организатором.

В Чехии не было запрета на деятельность Компартии и поэтому коммунисты сумели сохранить недвижимость и другие ценности, принадлежавшие ранее КПЧ. Сегодня ЦК КПЧМ занимает бывшее здание КПЧ, которое находится в самом престижном районе Праги.

Коммунисты, являясь самой крупной по численности партией Чехии — 113 тысяч членов (больше, чем во всех других партиях вместе взятых), обладают и самым дисциплинированным электоратом. За коммунистов проголосовали 880 тысяч избирателей, что на 220 тысяч больше, чем в 1998 г. Причем, как показали опросы, этот рост симпатий к коммунистам наблюдается не за счет пожилых людей (что было бы естественно), а именно в молодежной среде.

КПЧМ уступает по численности только компартиям Греции и Франции. Правда, Компартия Франции давно отошла от марксизма-ленинизма, и вообще, понятие «коммунист» французы стали связывать со словом «комюн», что означает «общий», то есть они называют теперь коммунизмом любые совместные действия.

КПЧМ — это 4900 первичных парторганизаций, партийная печать, постоянная (а не только перед выборами, как у большинства партий) пропагандистская работа на местах. Коммунисты критикуют экономический курс правительства, остро реагируют на ошибки, которые допускает власть. Например, именно коммунистическая печать разоблачила аферистов и махинаторов, наживавшихся на горе людей, потерявших дома и имущество во время недавних наводнений. В Праге обнаружены счета несуществующих благотворительных организаций, а руководитель одной такой организации расклеил плакаты, призывающие «помочь жертвам стихии», и скромно указал... номер личного банковского счета. Так он заработал полтора миллиона крон... Коммунисты по-прежнему критикуют интеграционную политику президента. Именно по инициативе чешских коммунистов во время ноябрьского саммита в Праге прошел контрсаммит, в котором приняли участие представители многих коммунистических и рабочих партий Европы.

По-прежнему Компартия организует первомайские маевки, митинги и шествия (в Чехии этот праздник называется Днем труда), в которых принимают участие миллионы людей.

Влияние коммунистов растет и, как отметила та же «Праг бизнес джорнэл»: «Теперь коммунистов игнорировать нельзя, их уже веником под ковер не заметешь». Первый результат влияния КПЧМ — избрание одним из заместителей спикера коммуниста Войтеха Филипа.

В Чехии многие испугались «прихода коммунистов». И центристы, и особенно правые требуют: нельзя допустить коммунистов к власти. И обвиняют президента за излишнюю толерантность к политическим противникам. И вспоминают интервью, которое Вацлав Гавел дал в самом начале своего президентства, завоевав немалую популярность на Западе простым ответом на не менее простой, хотя и по-своему коварный вопрос: «Кто сейчас главный наш враг?» — «Мы сами».

Но аналитики доказывают, что кандидат от Компартии не победит на президентских выборах (Гавел вскоре покинет свой пост). Если даже коммунист выйдет во второй тур, то проиграет любому другому претенденту. Что же касается реакции Запада на успехи чешских коммунистов, то, думается, НАТО и Евросоюз не станут акцентировать на этом внимание, а уж тем более не изменят своего отношения к этой стране. Возможно, отношение Запада к другой восточно-европейской стране, где вес набирают коммунисты, стало бы иным. Но не к Чехии. Ведь она резко выделяется среди всех посткоммунистических стран своим высоким уровнем промышленного и технологического развития и низкой долей сельского хозяйства в ВВП. В силу первого обстоятельства подавляющая часть чешской продукции уже находит сбыт в ЕС, а второе означает, что выплаты на дотации чешским фермерам из бюджета ЕС будут сравнительно небольшими. Поэтому из всех стран-кандидатов Чехия вправе рассчитывать на наиболее благожелательное отношение.

Экономика Словакии развивается значительно хуже, чем чешская, и, казалось бы, словацкие коммунисты на фоне огромной безработицы и нищеты большой части населения страны могли бы иметь политическое влияние даже большее, чем коммунисты Чехии. Однако его нет по нескольким причинам.

В Словакии сама коммунистическая идея всегда была не столь популярной, как это наблюдалось, к примеру, в Чехии. Даже на выборах 1946 г., когда давление Советского Союза было огромным, Словакия стала коммунистической только потому, что в Чехии тогда коммунисты победили с огромным перевесом. В самой Словакии за демократов проголосовало почти 60% избирателей, а за коммунистов — 17%, но суммарно по Чехословакии вперед вышли коммунисты, т.к. в самой Чехии за них голосовало 58% (Чехия по населению в два раза превосходит Словакию).

После бархатной революции Компартия Словакии стала называться Партией левых демократов (ПЛД) и пошла на выборы еще в рамках федеративной Чехословакии. И получила в Федеральном собрании ЧССР 19 мандатов, а в Словацком национальном совете — 22 мандата.

Но партия тогда не сумела найти свое место в новых исторических реалиях, а в ее руководстве — в центре и на местах — по-прежнему преобладала бывшая партноменклатура и комсомольские функционеры.

В 1994 году ПЛД, понимая, что ей самой выборы не выиграть, вступила в коалицию с социал-демократами, зелеными, Крестьянской партией и еле-еле прошла в парламент (на всю коалицию — 18 мандатов).

Последующие годы стали испытанием для ПЛД — она реорганизовалась, избавилась от бывших партфункционеров и стала все больше приближаться к социал-демократии. Уже на выборах 1998 г. партия получила 23 мандата, а ее председатель Йозеф Мигаш стал спикером парламента (кстати, он в свое время был послом Словакии в Киеве).

Но судьба ПЛД в дальнейшем складывалась драматически — она раскололась, стала катастрофически терять вес в обществе из-за того, что никак не могла определить свою политическую нишу. «С одной стороны, мы выступаем за подлинный социализм, но без коммунистов, за светлое и зажиточное будущее, но без опоры на бывший СССР, а с другой стороны — в партии еще много людей, которые воспитаны коммунистической идеологией, которые самое хорошее в жизни — образование, работу, жилье — получили от советского социализма», — сетовал Й.Мигаш.

На парламентских выборах в сентябре этого года ПЛД получила менее 2% голосов избирателей и уже не попала в парламент.

Словацкие выборы имеют свою специфику. Избиратель, голосуя за партию в целом (есть лишь партийные списки и нет мажоритарных округов), тем не менее отмечает одного или нескольких кандидатов, которые более других ему симпатичны. Так на первое место вышел Роберт Фицо, хотя в списке ПЛД его фамилия стояла под номером 56. Молодой адвокат, энергичный и амбициозный, умелый критик левых и правых, Фицо стал очень популярным у электората. Но отношения Фицо с товарищами по партии не сложились — он не получил места ни в руководстве партии, ни в парламентской фракции. Тогда Фицо порвал с ПЛД и образовал новую партию «Смер» (направление). Это чисто европейская левая партия.

Новая Коммунистическая партия Словакии (КПС) возникла весной 1991 г. Она стоит на ортодоксальных марксистско-ленинских позициях и насчитывает 22 тыс. 300 членов. В восьми областных и 74 районных парторганизациях (т.е. по всей стране) постоянно ведется идеологическая работа. Но только в этом году КПС получила места в парламенте, набрав более 6% голосов избирателей (11 мест). На выборах 1994 и 1998 годов коммунисты получали соответственно 2,7% и 2,8%.

КПС находится в оппозиции как к власти, так и к другим политическим партиям. Секретарь партии Ладислав Яка сказал: «Нас не пугает вакуум вокруг нашей партии, которая выступает против всех. Мы — партия протеста, партия тех, кто оказался на обочине жизни, кого обманули, раздели и выгнали голодным на мусорник. Но с нами Маркс, Ленин и Георгиу-Деж, а это значит, что мы обязательно победим».

Председателем КПС является Йозеф Швец. Все члены партии знают, что он зять Василя Биляка — одного из лидеров бывшей КПЧ, да и сам Й. Швец гордится родством с «выдающимся сыном словацких трудящихся города и села».

КПС опирается в основном на жителей восточных районов страны (на востоке безработица достигла 30%, а в самой Братиславе — не более 3%).

Й. Швец на торжествах, посвященных 80-летию КПС, отмечал: «В Словакии 65% работников нуждаются в защите от злоупотреблений власти и капитала, требуют создания рабочих мест, гарантии справедливого вознаграждения за труд, социального обеспечения, соблюдения равенства перед законом и права на достойную жизнь. И только мы, коммунисты, можем и должны защитить этих людей».

Коммунисты ведут постоянную работу в профсоюзах, пытаются подмять их под себя. Вот выдержка из выступления
Й. Швеца: «Наши профсоюзные вожди полностью восприняли капиталистическую логику, ее законы, нормы, мораль и в итоге превратились в марионеток. Но их поведение не ставит под сомнение саму организацию, ее основу и задачи, которые в нынешнее время кризисов, безработицы, инфляции, когда углубляется пропасть между капиталом и государством с одной стороны и рабочим классом с другой, приобретают роль более важную, чем при социализме. В профсоюзных организациях Словакии в 1990 году состояло 2,5 миллиона, в 2002 году — только 600 тысяч членов. Уменьшение численности не соответствует количеству безработных, которых в стране 700 тысяч. Только коммунисты могут и должны возглавить словацкие профсоюзы. Сегодня это цель и задача номер один».

Словаки всегда несколько ревниво относились к успехам своих братьев-чехов и поэтому гордились, когда выходцы из Словакии занимали ответственные партийные и государственные посты в федеративной ЧССР. Даже шутка была такая: когда в Праге встречаются два словака, они спрашивают не «что ты тут делаешь?», а «чем ты тут руководишь?».

Что же касается последних выборов, то пресса отмечает: избиратели, симпатизирующие коммунистам, были весьма и весьма активны и дисциплинированы. На этот счет тоже шутят: если ты коммунист, то уже в 8 утра прибежишь на избирательный участок, если ты социал-демократ, то можешь спать до 12 дня, и только потом решишь — идти или не идти, ну а если ты христианский демократ, то отправишься, скорее всего, в костел, но не на выборы.

На одном предвыборном плакате правых партий в центре Братиславы значилось: «Коммунисты себя уже исторически дискредитировали, и поэтому сейчас им весьма трудно доказывать свою толерантность по отношению к другим партиям и движениям. Они в изоляции, и это их историческое место. Словакия может спать спокойно — красные не пройдут!»

Германия тоже, даже с большей вероятностью, может спать спокойно, хотя коммунистическое движение в стране существует и утверждается. Его истоки начинаются, естественно, с Социалистической единой партии Германии (СЕПГ), которая в течение 45 лет правила в ГДР.

Началась перестройка в СССР, затем — бархатные революции в ряде стран социализма, а руководство СЕПГ делало вид, что ничего не происходит, и в октябре 1989 г. с большой помпой отметило 40-летнюю годовщину основания государства, что вызвало массовые демонстрации под лозунгом «Народ — это мы».

Тогда ЦК партии вынудил Хонеккера подать в отставку, и на посту генсека СЕПГ и главы государства стал Эгон Кренц. Но 9 ноября Берлинская стена рухнула, и началась для немецкого народа новая жизнь...

Когда СЕПГ прекратила свое существование, на ее основе была создана Партия демократического социализма (ПДС), которую возглавил Ханц Модров (он стоял во главе правительства ГДР в 1990 г. и был одним из руководителей СЕПГ).

ПДС — достаточно умеренная левая партия, хотя и стоит на марксистско-ленинских позициях. На выборах в бундестаг в 1998 г. партия еле-еле преодолела 5-процентный барьер и имела 36 депутатских мандатов. На выборах этого года ПДС не сумела попасть в парламент по партийному списку, но два депутатских мандата все-таки получила (прямое голосование по округам).

ПДС на своих знаменах начертала имена Маркса, Энгельса, Августа Бебеля, Розы Люксембург и «категорически отрицает ценности и принципы, исповедуемые Лениным, Ульбрихтом и Хонеккером», — так значится в программных документах.

ПДС считает себя «левой социалистической партией, которая отрицает гегемонию пролетариата и постулаты ленинизма, но борется против безработицы, выступает за любые структурные изменения в экономике, лишь бы они привели к ликвидации безработицы и большей занятости населения», — заявляет председатель партии Габи Циммер. Во внешней политике ПДС настаивает на ликвидации НАТО и укреплении ООН и ОБСЕ.

По количеству членов ПДС является самой большой партией в землях бывшей ГДР, хотя сегодня насчитывает не более 110 тысяч человек (во времена ГДР в СЕПГ было 2,3 миллиона членов). Сторонники партии — это в основном пожилые люди, бывшие госслужащие, все те, кому в ГДР жилось неплохо, а сейчас они не могут найти достойного места в жизни.

ПДС популярна не во всей ФРГ, а лишь в восточных землях (там в некоторых городах кандидаты от партии набирают до 35% голосов избирателей), тогда как в Западной Германии партии не удается набрать и одного процента.

До недавнего времени лидером партии и ее идеологом был Грегор Гизи — берлинский сенатор по делам экономики, труда и женщин. Но вдруг разразился скандал, связанный со злоупотреблениями министров и депутатов бундестага. В частности Гизи ставили в вину то, что он использовал право на бесплатные авиаперелеты не в служебных, а в личных целях. Гизи обиделся и сказал, что навсегда уходит из политики. Сейчас партийная пресса упрекает его в предательстве, в том, что в неудаче партийного списка на последних выборах «большая вина» Грегора Гизи. Он отмалчивается.

В 1992 году была восстановлена Коммунистическая партия Германии (КПГ), которая нынче пытается объединить вокруг себя небольшие и разрозненные коммунистические группы. Политическая риторика КПГ ничем не отличается от программных документов любой ортодоксальной марксистско-ленинской партии. Например, один из лидеров КПГ Хейнц Штер на Международной встрече коммунистических и рабочих партий в Афинах (июнь 2001 г.) заявил: «Мы — оппозиционная сила, противостоящая истеблишменту и борющаяся за социалистическую Германию. Мы разделяем цели и задачи пролетарского интернационализма и готовы, как внепарламентская оппозиция, предложить свои, альтернативные стратегии реформ. Мы за новый тип социалистического государства, построенный на подлинном марксизме-ленинизме, но без сталинизма. Такое государство сможет развиваться только тогда, когда профсоюзы и левые будут поднимать классовую борьбу, носящую ярко выраженный антикапиталистический характер, будут развивать структурные антимонополистические реформы и установят новый тип представительной демократии. Это означает усиление классового сознания в профсоюзах и во внепарламентских организациях, т.е. усиление наших собственных сил».

В ФРГ существуют еще две марксистские партии — Немецкая коммунистическая партия (НКП) и Марксистско-ленинская партия Германии (МЛПГ). Самой активной является МЛПГ (председатель Стефан Энгель). Партия работает в профсоюзной среде, организует забастовки рабочих против понижения зарплаты или закрытия предприятий. «Мы не делаем ставку на выборы, а доказываем правоту своих взглядов и позиций на улице, в клубе, в квартире трудящегося человека. Победа за душу немецкого рабочего будет за нами», — заявлял С.Энгель.

Ни одна из этих партий не обнародовала количество своих членов, но аналитики считают, что у КПГ — не более 10 тыс. человек, у НКП — 3 тысячи, а у МЛПГ — 9 тысяч членов. «Нас пока мало, но наша сила в идейной убежденности и железной организованности», — утверждает все тот же С.Энгель.

Эти коммунисты не представлены в парламенте и практически не влияют на политические процессы в стране. Ортодоксов отличают экстремизм в речах и вера в собственную исключительность. Все они играют роль защитников трудового народа, поскольку на политической сцене такая роль востребована. Они стоят на страже Октября, отстаивают атрибуты прошлого, и то потому, что к ним привык их избиратель. Что делать дальше, немецкие коммунисты толком не определились.

Окончание следует