ФОРМУЛА «ДВАДЦАТКИ»

Столица Исландии в третий раз вошла в историю. До 14 мая
2002 г. Рейкьявик был непосредственно связан с двумя мировыми событиями — он был местом проведения финального матча чемпионата мира по шахматам между Борисом Спасским и Бобби Фишером в 1972 году и местом встречи Михаила Горбачева и Рональда Рейгана в октябре 1986 года. А в минувший вторник в этом городе по образному выражению министра иностранных дел Великобритании Джека Стро, похоронили «холодную войну».

Похороны прошли буднично и без особого ажиотажа. Вместе с источником страха целого поколения европейцев и американцев, юность которых пришлась на середину минувшего века, в небытие ушел и просуществовавший почти пять лет Совместный постоянный совет НАТО—Россия, или СПС. Его последнее заседание на уровне министров утвердило документ о создании нового Совета Россия—НАТО. Договор вступит в силу, когда его подпишут в Риме 28 мая главы государств и правительств стран альянса и России.

Предыдущий формат «19 плюс один», который противники более тесных отношений с НАТО в России иногда называли «19 против одного», не устраивал российскую сторону. И альянс, в конце концов, вынужден был пойти навстречу Москве, сделав такой шаг в ответ на готовность российского руководства поддержать антитеррористическую кампанию Запада.

В отличие от ликвидированного СПС, новый орган будет представлять собой именно совет равноправных 20 государств. Предполагается, что на нем будет вырабатываться совместная позиция по вопросам борьбы с международным терроризмом, распространением оружия массового уничтожения и (что представляется особенно актуальным для практического взаимодействия военных России и альянса) миротворческие операции.

История диалога между Россией и НАТО непроста. Как уже упоминалось, совместный постоянный совет, созданный после подписания в мае 1997 года основополагающего акта Россия—НАТО, работал по формуле «19 плюс один». То есть страны альянса приходили на обсуждение тех или иных вопросов с заранее согласованной позицией. Это давало Москве повод упрекать НАТО в пренебрежении мнением России, которую, с точки зрения российских политиков, просто ставили перед свершившимся фактом, как это было с операцией против Югославии в марте 1999 года. В свою очередь, страны альянса критиковали Москву за желание во что бы то ни стало противоречить НАТО и за рецидивы «молотовской дипломатии», когда в ответ на любые предложения из брюссельской штаб-квартиры НАТО из Москвы звучало твердое «нет».

За годы, прошедшие с момента создания СПС, необходимый уровень доверия между Москвой и альянсом так и не был достигнут, а сам орган превратился, по образному выражению одного из сотрудников секретариата НАТО, в место, «где обе стороны либо препирались, либо сдавали друг другу ненужную информацию».

Поэтому неудивительно, что спустя пять лет после подписания основополагающего акта Россия—НАТО отношения двух сторон остаются далекими от доверительных. Это заставляет многих задаваться вопросом о том, что произойдет после того, как наступит время повседневной работы на уровне дипломатов и военных экспертов.

На совместной пресс-конференции в Рейкьявике генеральный секретарь НАТО лорд Робертсон и министр иностранных дел России Игорь Иванов много говорили о потенциальных возможностях «Совета двадцати». Однако это не могло скрыть сохраняющихся разногласий. И в штаб-квартире НАТО, и в Москве дипломаты и военные эксперты пока сохраняют заметный скепсис по поводу перспектив нового органа.

Уже сегодня ясно: главной проблемой для стран НАТО и России остается все то же отсутствие взаимного доверия. Хотя СПС после подписания нового договора прекратит свое существование, новый орган будет во многом его напоминать. Ежемесячные встречи постоянных представителей — или послов — при НАТО будут определять круг проблем для обсуждения. И повестка дня, и решения совета будут определяться консенсусом, которого без высокой степени доверия сторон друг к другу достичь практически невозможно.

Как признаются некоторые сотрудники генерального секретариата НАТО, в альянсе нет единства мнений по поводу того, как строить отношения с Россией, а Соединенные Штаты, поглощенные войной против международного терроризма, обращают мало внимания на Североатлантический блок.

Представители штаб-квартиры НАТО сетуют на то, что в кризисных ситуациях альянс всегда выручало американское лидерство, а сегодня американцы предпочитают двусторонние отношения, в том числе и с Россией, многосторонним консультациям с союзниками. В Брюсселе же то, о чем договариваются между собой Москва и Вашингтон, зачастую узнают в последнюю очередь. Кроме того, натовцы опасаются, что Кремль и Смоленская площадь будут стараться внести раскол в альянс, сталкивая европейцев и американцев и добиваясь фактического, если не юридического, права вмешиваться в деятельность НАТО.

Москву, напротив, беспокоит то, что и в рамках нового совета члены альянса все равно будут выступать с согласованной позицией, и диалога равных попросту не получится. Косвенно это признают и в НАТО — никто ведь не может помешать группе членов блока встретиться и выработать общую точку зрения по той или иной проблеме. Москва также опасается, что натовские государства в случае несогласия России с теми или иными их предложениями в конце концов попросту вернутся к формуле «19 плюс один».

Неясно и то, как конкретно будет оформлено участие российских представителей в работе комитетов блока. Москва подозревает НАТО в попытке создать еще один символический орган, который будет лишь формально учитывать мнение России. В штаб-квартире альянса, в свою очередь, сетуют на «советский» стиль работы российских дипломатов, которые, как считают в Брюсселе, по-прежнему видят в НАТО врага.

К тому же политическое руководство альянса не уверено, насколько устойчив новый прозападный внешнеполитический курс президента Путина. На первый взгляд, для президента России рейкьявикские договоренности чрезвычайно важны. Они позволяют ему предстать перед избирателями и российской политической элитой в роли человека, сумевшего отстоять для России максимально выгодные условия в преддверии неизбежного расширения НАТО, которое, скорее всего, охватит и страны Балтии.

Кстати, намерение пригласить новые страны вступить в Североатлантический блок на саммите организации в Праге в конце ноября этого года альянс подтвердил и в Рейкьявике. Вероятнее всего, это будут семь государств — Словения, Словакия, Латвия, Литва, Эстония и недавно еще считавшиеся «непроходными» Румыния и Болгария. При этом министры иностранных дел НАТО одобрили решение завершить второй этап расширения альянса в рекордные сроки — к весне 2003 года.

Кроме того, в заключительном коммюнике заседания Североатлантического совета говорится о том, что альянс должен иметь военно-технические возможности дислоцировать свои силы «там, где это потребуется». Это означает, что НАТО фактически перестает считать зоной своей ответственности только Североатлантический регион, и стремится стать глобальной военной структурой.

Такие амбиции альянса явно не понравятся многим военным и политикам в Москве, которым и так предстоит вскоре проглотить горькую пилюлю вступления в НАТО стран Балтии. Понятно, что на российского президента будет оказываться колоссальное давление. Как знать, насколько прочными окажутся его позиции в отстаивании нынешнего внешнеполитического курса России. Сможет ли он доказать местным «ястребам», что Москва была обречена проиграть борьбу против расширения блока и распространения его деятельности за границы Европы. Однако сегодня у нее есть шанс сделать вид, что эта борьба просто перестала быть актуальной.

Итак, речи, полные официального оптимизма, уже произнесены, однако успех новой концепции отношений России и НАТО пока далеко не предрешен. «Совету двадцати» достается нелегкое наследство взаимного недоверия. Потребуется нешуточная политическая воля с обеих сторон, чтобы похороны «холодной войны» в Рейкьявике были признаны состоявшимися. А пока что российско-натовские отношения чем-то напоминают исландскую погоду — ясную, но холодную.

Однако проблемы Североатлантического блока сегодня не ограничиваются его взаимоотношениями с Россией. Организация переживает острый внутренний кризис, вызванный разногласиями между европейскими и американскими союзниками.

Сразу после 11 сентября 2001 года НАТО объявило о введении в действие статьи пять Североатлантического договора — статьи о коллективной обороне от агрессии. Однако после этого союзники (за исключением, пожалуй, лишь Великобритании) оказались на периферии войны с терроризмом. Антиталибская операция была проведена Вашингтоном практически в одиночку, с минимальным участием других членов НАТО.

Американские представители обвиняют союзников, особенно европейцев, в нежелании вкладывать деньги в развитие высокотехнологичных военных проектов, в отсутствии реальной боеготовности вооруженных сил. Они указывают на то, что в Европе, похоже, еще не поняли, что войны XXI века будут выигрываться не армиями, а технологиями. Побеждать в них будут те, у кого лучше разведка, надежнее связь и мощнее запас высокоточных боеприпасов.

Европейцы, в свою очередь, обвиняют американскую администрацию в игнорировании мнения союзников и фактически в попытке превращения альянса в филиал американской армии. Они не хотят, чтобы их налогоплательщики «оплачивали чужие войны».

Однако, по общему мнению, сегодня без транспортной и коммуникационной структуры, предоставляемой Соединенными Штатами, альянс просто не смог бы выполнять свои функции.

По данным информированных источников, Генеральный секретарь НАТО тратит огромную часть своего времени в попытках убедить европейцев увеличить военные бюджеты и начать вкладывать деньги в высокотехнологичные средства разведки, связи и вооружения. Пока его усилия не привели к заметным сдвигам, и в Брюсселе даже поговаривают, что разочарованный лорд Робертсон может досрочно покинуть пост Генерального секретаря НАТО.

Новый проект «Совета двадцати» с участием России позволяет обновить политический облик альянса, поставить перед ним новые стратегические задачи. Однако даже возможный будущий успех сотрудничества с Москвой не снимает с повестки дня вопрос о военной трансформации НАТО и том технологическом разрыве между Европой и Америкой, который может со временем превратиться в пропасть.