БОЛЬНОЙ ДОЛЖЕН ДОВЕРЯТЬ ВРАЧУ, А ЦЕЛИТЕЛИ — ДРУГ ДРУГУ

Убежден, встреча в Варшаве была исключительно полезной по двум причинам. Во-первых, она продемонстрировала способность представителей власти и лидеров оппозиции вести публичный диалог, и вести его достойно, с опорой на весомые аргументы, при минимальной эмоциональной окраске разговора. Убежден также, что обсуждение болезненных внутренних проблем Украины в присутствии высоких европейских политиков и зарубежных журналистов нисколько не повредило международному имиджу страны. Скорее наоборот, вселило надежду на то, что выход из затянувшегося до неприличия внутриполитического пике будет найден. Во-вторых, тон и содержание дискуссии более чем убедительно продемонстрировали, что диалог между властью и оппозицией может и должен быть продолжен в Украине.

В Варшаве стало понятно и другое: лидеры оппозиции, на мой взгляд, обнаружили готовность перейти к деловой части разговора с Президентом о будущем страны, без неприемлемых для него ультимативных требований. Продолжится ли диалог в Украине? Если да, то когда, в каком формате и на каких условиях? Ответы на эти вопросы прежде всего зависят именно от позиции главы государства.

В ходе дискуссии все участники, в принципе, были едины в одном: страна больна и она требует очень серьезного и безотлагательного лечения. Болезнь называли по-разному — кто глубоким конфликтом, кто системным кризисом. Объединяло участников дискуссии и другое — готовность перейти от разговоров о больном к его лечению. В то же время политический полилог, состоявшийся в Польше, очертил круг проблем, не решив которые, невозможно наладить между представителями пропрезидентского лагеря и оппозиционерами атмосферу доверия. Стороны разделены барьерами, но они, на мой взгляд, преодолимы: для этого и тем, и другим придется пойти на уступки.

Первое. Взаимопонимание власти и оппозиции усложняют разные, иногда до полярного разные, оценки одних и тех же процессов и событий. Речь идет прежде всего о базовых для постановки верного диагноза вещах.

Какими были прошедшие парламентские выборы честными, демократичными или не очень, какой была роль власти в избирательном марафоне? Кого считать победителем выборов и на что может (должен) рассчитывать победитель? Как формировалось руководство парламента и как сегодня формируется парламентское большинство, существует ли давление извне, прежде всего со стороны администрации Президента? Как оценивать ситуацию в медиа-пространстве, в первую очередь, как охарактеризовать изменения, случившиеся за последние 100—120 дней, имеет ли место политическая цензура и давление на СМИ, кто стоит за «темниками»? Как оценивать президентские инициативы по изменению политической системы в стране? Как воспринимать тот факт, что под знаменами оппозиции объединились идеологически разные политические силы? Как оценивать акции протеста, организованные оппозицией, — как сигналы о болевых точках общества, или как попытки дестабилизации политической ситуации? Имеет ли страна будущее с этим Президентом? На эти и другие вопросы представители власти и оппозиции отвечают по-разному. В каждом из ответов есть доля правды, далее — эмоции и радикализм, с одной стороны, и лукавство, замалчивание очевидного, с другой.

Второе. Разговоры между представителями власти и оппозиции заходят в тупик по причине того, что одни говорят о реальной жизни, реальных проблемах, реальных действиях власти, другие — в ответ озвучивают номера и названия принятых указов, постановлений, созданных комиссий, рабочих групп. А еще цифры роста, всего и вся, в т.ч. собственных рейтингов. У нас действительно, не в пример Польше или США, принято море указов Президента и постановлений правительства по способствованию демократизации, гласности, прозрачности, ответственности власти, поддержке СМИ и журналистов. Но ведь нельзя не признать, что реальная жизнь совсем иная, ее нельзя упрятать за ширму очередного указа. Уже нельзя. Мне кажется, то обстоятельство, что польские партнеры с большим интересом воспринимали аргументы оппозиции (и этого не могли не заметить представляющие Президента политики), даст пищу для размышлений, для «работы над ошибками» в здании на Банковой. Плохо это или хорошо, но Украина достаточно открыта (в информационном, политическом, экономическом аспектах), нас видят другие, а потому доказывать в их присутствии недоказуемое — неразумно и контрпродуктивно.

Третье. Взаимоотношения власти и оппозиции, равно как и природа внутриполитических проблем страны, иногда непонятны, особенно нашим зарубежным партнерам, еще и потому, что нередко умышленно смешиваются две вещи — реальная жизнь, с одной стороны, и ее правовая оценка, с другой. Когда врач искренне желает вылечить больного, он для начала его внимательно выслушивает, пытаясь понять, что собственно болит. Врач не требует от больного заверенной печатью и подписью справки о наличии озноба или боли в желудке. Он верит больному, естественно, оставляя за собой право замерить объективные показатели (давление, пульс, температура тела), чтобы сделать более точный диагноз. У нас же ситуация иная: больной не просто затемпературил, он уже бредит, он скоро будет корчиться в конвульсиях, грозя удавить врача своими объятиями. Но врач хладнокровно со стеклянным взглядом продолжает требовать справки, печати и подписи. Именно такая аллегория приходит на ум, когда демократичность выборов власть подтверждает отсутствием судебных решений по фактам применения административного ресурса, когда очевидная для непредубежденного зрителя политическая цензура на телеканалах отрицается ввиду отсутствия обращений в суд со стороны редакторов и журналистов, когда вмешательство Президента во внутрипарламентские процессы категорически отметается членами его команды со ссылкой на отсутствие зарегистрированных заявлений народных депутатов, подвергшихся давлению.

Убежден, без отхода от подобной «правовой» оценки событий власть не только не локализует нынешнее внутриполитическое противостояние, но будет постоянно проигрывать и тактически, и стратегически в будущем. Когда государство далеко не демократическое и пока еще не правовое, когда судебная система избирательна в своих действиях и недоступна для большинства даже по экономическим соображениям, разговоры в терминах судебных исков и судебных решений — это лукавство, как минимум, и это барьер на пути к доверительному диалогу.

Мне показалось, что украинские политики покидали Варшаву в более приподнятом настроении, чем по прибытию на конференцию. Дискуссия за столом и не менее важные разговоры в кулуарах создали ощущение того, что многое-таки объединяет оппозицию и тех, кто оказался в пропрезидентском лагере в парламенте. После этой конференции еще более стало понятно, что оставленные в покое в здании на Грушевского парламентарии достаточно быстро нашли бы поле для компромисса и согласия по базовым вопросам развития страны. Они уже прошли тест на публичность, устали от многомесячного противостояния и практической невозможности влиять на события. Главный вопрос теперь можно поставить так: оставят ли депутатов в покое, дадут ли им полномочия договариваться о том, о чем они должны договариваться, вообще говоря, никого не спрашивая? А еще лучше — как скоро реальную заинтересованность в разрешении внутриполитического конфликта проявит Президент? Который все-таки посетил Варшаву, но не пожелал сесть за стол, чтобы, как его друг Квасьневский, выслушать в течение нескольких часов украинских политиков? Ответы на эти вопросы зависят от того, кому больше верит и кого чаще слушает глава государства? И от того, чьи интересы больше всего движут упомянутыми советчиками — их личные или интересы тяжелобольной страны?