ТРУД КАК ИСТОЧНИК, ИЛИ О КРАСОТЕ МОЕГО ГОСУДАРСТВА

Не перебивайте меня, я хочу поговорить о зарплате. Хочу говорить, глядя в глаза гаранту моих прав и свобод, всем десяти министрам труда и как бы социальной политики, сидящей в тени экономики и вечно отсутствующих финансов. Я хочу преданно посмотреть им всем в глаза и шепотом спросить, что они делают сегодня вечером? И если они свободны от тяжких и, судя по всему, для них непосильных государственных дел, то пусть ответят мне, почему в стране, которая вырвалась вперед Европы всей по темпам роста чего-то и по стоимости жизни сравнялась чуть ли не с Парижем, мой труд ничего не стоит?

Любовь втроем

Труд есть источник богатства и благополучия. Во всяком случае так должно быть в цивилизованном обществе, за вхождение в которое я голосовала 12 лет назад. В труде участвуют трое: наемный работник в лице меня, работодатель и государство в лице власти. Называется — социальное партнерство.

С экономической точки зрения, связывает нас то же, что и всех, — деньги, товар товаров, средство платежей, накопления, инвестирования и далее по тексту школьного учебника обществоведения. Но не просто деньги и далее по тексту, а мои деньги, моя зарплата. И самое интересное заключается в том, что и я, и государство, и работодатель заинтересованы в моей высокой зарплате. Я — понятно. Государство — поскольку, во-первых, все его чиновники, включая гарантов и арбитров, живут на мои налоги и на них же, во-вторых, обеспечивают свою и попутно мою безопасность, выполняют социальные программы и делают все прочее, что им положено делать. Работодатель — поскольку ему как производителю нужен потребитель, он же покупатель, причем платежеспособный. Красиво называется — платежеспособный спрос.

Этой нехитрой любви втроем к моей зарплате и государство, и работодатель, и даже я научились не сразу. Понадобились века, прежде чем был сформулирован простой и прозрачный тезис: «Высокая зарплата рабочих — самый выгодный коммерческий принцип». Между прочим, тезис сформулирован работодателем Генри Фордом-младшим и наемным работником Элтоном Мэйо, социологом и экономистом.

Государство тоже пришло к такому выводу. «Наша страна нова. Она находится в процессе изменения и развития. У нее громадный потенциал юности... Но... даже при беглом взгляде видно, что равенства возможностей... не существует... Наш народ живет теперь плохо... Независимый предприниматель исчезает... Если этот процесс будет идти в таком же темпе, к концу столетия дюжина корпораций будет контролировать всю нашу экономику, а, пожалуй, сейчас всего сотня людей руководит ею. Просто-напросто мы неуклонно идем к экономической олигархии, если она не существует уже сегодня». Правда, похоже? Но это не Леонид Кучма про Украину, это Теодор Рузвельт в 1932 г. про Соединенные Штаты Америки.

Ситуация Великой депрессии в Штатах от великого до смешного напоминает нашу собственную: от «потенциала юности» до «сумки Гувера» — так по имени предшественника Рузвельта американцы называли свои «кравчучки». Исчерпанность экстенсивного способа развития, огромное количество устаревших заводов, безработица и нищета на фоне перепроизводства товаров, которые некому покупать... Причину болезни назвал экономист М.Рено: «Наши беды вызваны не перепроизводством, а недопотреблением, что является результатом монополизации и махинаций посредников». Лекарство предложил сам президент США — восстановление покупательной способности граждан. Всех граждан, ибо «ни одна нация не может существовать, наполовину обанкротившись...».

Для того чтобы государство стало таким умным, я там, в Америке, не просто избрала умного Рузвельта, я как наемный работник бастовала, как безработный или вконец обнищавший пенсионер — устраивала многотысячные марши на Вашингтон и стояла в прямом смысле насмерть против армии, как мелкий работодатель я не позволила пустить свои фермы с молотка, саботируя проводимые правительством аукционы.

Я много сделала там, в Америке... Зато сейчас у меня там с государством и работодателем достаточно взаимная любовь, партнерство и солидарность. Теперь государство, при рыночной экономике, тщательно соблюдает баланс моих, своих и работодателя интересов, быстро реагируя на малейшие колебания рынка, которых и при такой идиллической картинке предостаточно. В распоряжении государства — финансово-кредитная и налоговая политика, все «мозговые тресты страны» и вся мощь фискальной, а если надо — репрессивной машины. Государство, само будучи крупнейшим работодателем, устанавливает минимальную зарплату, продолжительность рабочего времени, отпуска и зорко следит, чтобы... Поэтому в нашем любовном треугольнике именно государство — его основание. Затем — работодатель, у него средства производства и кубышка, хоть бы и в кредит взятая. А я хоть и трудовой потенциал и без меня тут ничего бы не стояло, но сторона наиболее слабая, ибо кроме потенциала у меня ничего нет. Даже в Америке. Со слабого и начнем. Не американского, а своего, национального наемного работника.

Наемный работник: труд — источник существования

Я не самый плохой на свете наемный работник. Прежде всего, у меня полный порядок в том, что спецы называют внутренней и внешней мотивацией. Так, чтобы просто: внутренняя мотивация — это желание работать, внешняя — необходимость делать то же самое.

Я хочу работать. В марте текущего года социологическая служба Центра Разумкова задала гражданам страны вопрос: «Если бы у вас был выбор и можно было выбрать только одно из двух, что бы вы выбрали — работать и зарабатывать столько, сколько необходимо для безбедной жизни, или иметь источник дохода, достаточного для безбедной жизни, и не работать?». От работы в пользу внетрудового дохода отказались менее трети (28,1%) опрошенных; шестеро из сотни (6,3%) затруднились с ответом. А две трети (65,6%) сограждан хотят работать и собственноручным трудом обеспечивать свою жизнь.

Я должна работать. Просто потому, что зарплата есть основной, если не единственный, источник моего дохода: по результатам первого полугодия текущего года, она составила в моем доходе более 44% (здесь и далее по тексту приводятся данные официальной статистики).

Мало? Действительная значимость зарплаты в моей стране становится понятна из ответов на вопрос, заданный работающим гражданам: если вы потеряете работу, то на какое время вам хватит ваших сбережений? Половина (50,5%) опрошенных сообщили, что сбережениями не располагают; еще трети (33,4%) сбережений хватит кому на месяц (23,3%), кому менее чем на полгода (11,1%); четверо из ста (4%) смогут прожить полгода-год; а трое из той же сотни (3,2%) — год и более. Если вспомнить, что средняя продолжительность поиска работы в течение последних трех лет составляет 10 месяцев, то понятно, что без работы я просто не выживу.

Такая вот внешняя мотивация. Она вынуждает меня бояться потери работы, и это чувство делят со мной 62% моих коллег — наемных работников. Есть и лишенные страха: 22% то ли уверенных в себе, то ли таких, кому без разницы, где работать, считают, что легко найдут другую работу; 0,6% оптимистов, полагающихся на защиту профсоюза, и почти 8% — тех, кому нынешняя работа не нравится, а потому ее потеря беды особой не составит; еще почти 8% с отношением к потере работы не определились.

Зарплата: национальные особенности понимания

Прав был Аристотель — говоря о чем-то, определи понятие. При попытке определить зарплату выясняем, что в известное каждому слово вкладывают разный смысл.

Разночтения касаются главным образом вопроса, что оплачивается — нечто, произведенное мною, или мой труд (который в данном контексте принято называть рабочей силой, но противно, уж больно на лошадиную похоже). Если нечто — то меня, как рабочую силу, можно игнорировать, делая вид, что ее не нужно поддерживать, восстанавливать, обогащать знаниями и прочее; можно делать вид, будто вы не знаете, что рабочая сила имеет обыкновение жить, как правило, с лицом противоположного пола, отчего происходят дети — будущая рабочая сила, а ныне требующая даже больше, чем моя, поскольку растет. И делая такой вид, платить мне за нечто такое же нечто, со мной конкретно никакой связи не имеющее.

Если оплачивается мой труд, то разговор в смысле зарплаты начинается с прожиточного минимума для меня и моей семьи. Именно так полагали вполне буржуазные г-да Смит, Рикардо, Мальтус и многие другие, утверждавшие, что зарплата есть цена труда, эквивалентная количеству товаров, необходимых для поддержания жизни работника и его семьи. Причем первый особо настаивал на том, что зарплата не может быть равна прожиточному минимуму, а должна превышать его, поскольку только в этом случае работник будет деятельным, прилежным и даже «более умным», чем при низкой зарплате.

Моему государству, видимо, более умные не нужны. Поэтому официальные определения зарплаты, во-первых, отсекают от меня мою семью (ст.43 Конституции: «Каждый имеет право на труд, что включает возможность зарабатывать себе на жизнь...»), во-вторых, устанавливают, что зарплата — это никакая не цена труда, а «вознаграждение... работнику за выполненную им работу». И в-третьих, игнорируют какую бы то ни было связь между зарплатой и прожиточным минимумом — «Размер заработной платы зависит от сложности и условий выполняемой работы, профессионально-деловых качеств работника, результатов его труда и хозяйственной деятельности предприятия». Два последних определения — из ныне действующего Закона об оплате труда.

Закон содержит не менее интересную дефиницию минимальной зарплаты, которая определяется «с учетом стоимостной величины минимального потребительского бюджета с постепенным сближением уровней этих показателей в меру стабилизации и развития экономики страны», а устанавливается — «в размере, не ниже стоимостной величины границы малообеспеченности в расчете на трудоспособное лицо». Означенная граница не имеет никакого отношения ни к какому лицу, поскольку устанавливается на самом деле парламентом с подачи Кабмина, исходя не из минимального потребительского бюджета, а никому не известной «меры стабилизации и развития экономики страны».

А что касается зарплаты как стоимости рабочей силы, то мое государство знает, что такое на свете есть, и утвержденная в 2002 г. «Концепция дальнейшего реформирования оплаты труда в Украине» даже ставит задачу когда-нибудь (поскольку даты выполнения нет) «приблизить» зарплату к стоимости труда. Что лишь подтверждает предположение о ненужности «более умных» в обозримом будущем.

Наемный работник: жизнь по минимуму

Минимальная зарплата в моей стране составляет 185 грн., что есть ровно половина прожиточного минимума работающей особи (365 грн.). Особи, да, потому что жить по-человечески на прожиточный минимум нельзя. Он и рассчитан только для биологического выживания на недлительный срок. Как пайка хлеба в блокадном Ленинграде, выжить 900 дней можно, жить десятилетие — нельзя.

Средняя зарплата тоже не делает наемного работника счастливым. В минувшем году она составила 376 грн. Но не надо думать, что отечественная статистика считает зарплату, действительно мною на руки полученную. Эти 376 грн., якобы превышающие мой прожиточный минимум, есть зарплата номинальная, брутто, проще — «грязными». На руки я получила где-то 300 грн. и ни сольдо больше. В результате у меня в стране — бедность.

По результатам майского социологического опроса Центра Разумкова, 26% граждан засвидетельствовали, что их семьям не хватает денег даже на питание; еще 42% — что на питание хватает, но покупка одежки-обувки уже проблема; 24% — сыты, одеты и даже могут кое-что откладывать, но этого кое-что маловато для покупки, к примеру, холодильника. И только 6% опрошенных заявили, что запросто могут купить и холодильник, и телевизор, но позволить себе «все, что хочется» — дудки. Тех, кто себе это позволить может, среди опрошенных не оказалось... По Самуэльсону, экономист такой, к бедным должна быть отнесена семья, тратящая на питание более одной трети дохода. Так сколько у меня в стране бедных?

Голос из зала: вот только не надо рыдать над несчастными, на официальную зарплату никто не живет, и никто правду о доходах не скажет, у нас в стране теневая экономика во какая, оттуда в конвертиках...

Хорошо. Но во-первых, я не хочу, чтобы в моей стране была во какая теневая экономика. Ну не хочу. Потому что 60% экономики в тени — это 60% бюджетного недофинансирования всего и вся, это 60% недоплаченной пенсии, это на 60% завышенные налоги на тех, кто не успел, не смог или из принципа не хочет прятаться в тени, это, наконец — профанация и разрушение, простите мне высокий стиль, всего святого: честности и чести, доверия и уважения к себе, другим, стране, тому же государству... Во-вторых, возьмем тогда не среднюю зарплату, а средние расходы, т.е., все потраченное мною на жизнь, включая из конвертика. В 2002 г. доля семей, у которых среднедушевые совокупные расходы ниже прожиточного минимума, составила примерно 84%. А это значит, что либо в конвертике у меня маловато, либо и скорее всего — конвертики сконцентрированы главным образом у тех 6% опрошенных плюс 1—2%, известных поименно, но в опросы никогда не попадающих сограждан. А еще это значит, что у меня в стране — недопотребление и отсутствие платежеспособного спроса. И впрямь — какое может быть потребление и какой с меня спрос, если я трачу в день неполных 2 долл.

Вывод: в моей стране мало кого заботят не только моя личная жизнь в смысле существования, но и сохранение трудового потенциала страны вместе с восстановлением платежеспособного спроса.

Работодатель: география интересов

Почти 70% отечественного ВВП составляет экспорт. Вопросы есть? Нет, ибо это само по себе свидетельствует о том, что источник моего дохода — внутри страны, а моего работодателя — вне ее. Мы с ним географически не пересекаемся. Мой работодатель, он же производитель, не заинтересован во мне как потребителе, покупателе, проще говоря — чихать на меня хотел. Откуда же взяться его заинтересованности в моей покупательной способности, она же зарплата...

Что экспортируем? Главным образом продукцию металлургии и услуги по транзиту энергоносителей. Из газет: «Мировой вес украинского металла... Мы ценим и гордимся тем, что отечественный горно-металлургический комплекс... занимает седьмое место в мире. За последние четыре года производство металлургической продукции... возросло почти на 40%... доля ГМК в ВВП Украины по итогам 2002 г. составила 27%, металлурги обеспечили почти 40% валютных поступлений в госбюджет. И это, похоже, не предел». Похоже.

Нет, прекрасно, что ГМК работает. Прекрасно, что в нем заняты свыше полумиллиона человек. Отлично, что из бюджета на обновление ГМК были направлены 9 млрд. грн., что «значительно больше, чем в какой-либо другой отрасли экономики». Но почему в Днепродзержинске рабочие Приднепровского металлургического завода объявили бессрочную голодовку? Им должны 2,5 млн. грн., примерно по 6 тысяч каждому. Рабочие ждут заработанного более года. Минпромполитики деньги обещает — примерно четверть требуемого и неизвестно когда. Может и вообще не заплатить...

Ведь моя металлургия работает не на меня. На внутренние потребности выделяется около 10% ее продукции, остальное идет за рубеж. Цены на металл для внутреннего рынка с начала года выросли на 25%. Отсюда — рост цен на все, в т.ч. на столь первоочередную потребность рабочей силы, как жилье. Но моему крупнейшему работодателю это без разницы, он заинтересован в благополучии не моем, а моего зарубежного брата по классу.

Но это еще не все. Нарастающее металлоэкспортное увлечение моего работодателя имеет и иные последствия. В 1991 г. украинская экономика по структуре занятости была близка к развитым индустриальным странам: 19,3% занятых работали в сельском и рыбном хозяйстве; 44,2% — в промышленности, строительстве, лесном и жилищно-коммунальном хозяйстве; 4,2% — в том, что экономисты называют «производство и воспроизводство информационных средств» (наука, культура и пр.); в «производстве и воспроизводстве людей», вот только не надо, экономисты — люди без чувства юмора, они имеют в виду здравоохранение, физкультуру и образование — 14%; в производстве и воспроизводстве общественных отношений (транспорт, связь, торговля, снабжение, заготовки, финансы, кредитование, страхование, социальное обеспечение, управление) — 17,5%; в иных отраслях — 0,8%.

Десять лет спустя пропитание оставшихся в живых граждан страны минус два миллиона пребывающих на заработках за рубежом обеспечивали уже не 19,3%, а 23,4%. Число производящих и воспроизводящих в промышленности, строительстве и прочем сократилось почти в полтора раза — до 26,1%. Однако, отнюдь не потому что труд стал более востребован в основной по нынешним временам отрасли — производстве информационных средств, нет. Там число занятых упало почти вдвое.

Итак, я, бывший преподаватель высшей школы, вместо того чтобы сеять разумное, доброе и вечное, еду на свои шесть соток, принимаю позу №6 и сею пищевой продукт. Отбивая, между прочим, хлеб у своего согражданина, мечтающего стать фермером, тем более, что сеять продукт он может качественней, чем я. Конечно, я могу продать свои знания, чтобы купить продукт у профессионала-фермера. Я, к примеру, знаю такие интересные вещи, как... Но кому нужны знания в стране, экономика которой строится отнюдь не на них?

Если в 1991г. занятость в промышленности была в 1,6 раза больше, чем в сельском хозяйстве, то в 2001-м — уже в 1,3 раза меньше, чем в АПК секторе. Причем аграрный сектор — это громко сказано. Речь идет отнюдь не о мощных перерабатывающих комбинатах и заводах, а прежде всего о подсобных хозяйствах, т.е. упомянутых сотках, на которых я, в пикантной позе стоя, создаю продукт в рамках вполне натурального хозяйства. Доля стоящих в этой позе с 1991-го по 2001 год возросла почти в три с половиной раза — с 3,6 до 12,4%.

Вывод: экономика моей страны движется вспять: мы идем не от индустриально-аграрной экономики к индустриально-информационной, а наоборот — к аграрно-индустриальной. Которая у нас уже была 40 лет назад. Нормально? И пока мой работодатель производит все больше на экспорт, он не будет заинтересован в развитии внутреннего рынка и моей зарплате.

Украина как европейский тигр

Ладно, пусть моя зарплата ниже кошачьего прожиточного минимума. Но в честь чего? Электрификации всей страны? Или, может, где в степи в КБ вовсю идет работа над чем-то сверхсекретным и таким, что даст возможность вырваться вперед не только темпу роста, но и самому росту?

Вспомним. Недавно на мировом экономическом поле неожиданно появился выводок азиатских тигров и распугал мирно пасущиеся развитые страны. Южная Корея, Тайвань и Сингапур быстро вышли в число быстро же развивающихся стран. Формула была проста: авторитарные режимы плюс низкая стоимость труда плюс отсутствие независимых профсоюзов равно приток внешних капиталов и инвестиций. За счет которых и свершилось чудо молниеносной индустриализации тигров.

У моей страны есть все предпосылки для превращения в тигра. Есть вполне авторитарный режим, есть ниже некуда стоимость труда и есть Александр Николаевич Стоян, т.е. — полное отсутствие независимых профсоюзов. Однако с инвестициями не складывается.

За 10 лет объем прямых инвестиций в Украину составил 4,5 млрд. долл. — две трети полученного за те же 10 лет Польшей или четверть получаемого Китаем за год. Мой Президент пошел по миру, ездит из страны в страну и приглашает в Украину инвестиции. Недавно, рискуя здоровьем и невзирая на атипичную пневмонию, он приглашал их из Китая и Гонконга, где нас еще мало знают. Потому что те, кто успел нас узнать, раз и навсегда выучили слова, которыми их встречает мое государство — otkat, krysha, и кто кому каким зятем приходится. А еще мое государство любит развлекаться, как ослик Иа с пустым горшочком и рваным шариком, то вводя, то отменяя льготы для внешних инвесторов. А еще налогообложение, о котором лучше справляться ежедневно и не в налоговой, а в гидрометцентре...

В результате, стараниями моего государства в стране создан инвестиционный климат, сравнимый только с минным полем, где мины ставили пьяные биндюжники. Правда, новый глава нашего Кабмина, будучи в Женеве, заявил, что «для любых инвесторов в Украине уже созданы нормальные прозрачные условия». Вот так чисто конкретно и сказал. У г-на Кушпена реакция так себе, челюсть успел подхватить только на уровне пояса. А еще говорят, что «донецкие» порожняк не гонят и базар фильтруют. Но чтоб такой отстой по трубам...

По уровню привлекательности инвестиционного климата моя страна в 2002 г. заняла четвертое место. Снизу. Даже Нигерия нас обошла. Зато мы впереди Боливии, Зимбабве и Гаити. Так за что я плачу мизерностью своей зарплаты?

Государство: в поисках обоснований

Нет, нельзя сказать, что мое государство так уж ничего не делает. Изменений к лучшему, как говорит мой Президент, не видит только слепой. Тороплюсь засвидетельствовать зрячесть: гривня стабильна, инфляция терпима, зарплата растет. Что еще нужно человеку для счастья?

Чтобы растущая зарплата росла все же от прожиточного минимума, а не к нему. По словам министра труда и социальной политики г-на Папиева, «вопрос об установлении экономически и социально обоснованного уровня минимальной заработной платы должен быть рассмотрен одновременно с поэтапным приближением ее размера к прожиточному минимуму». Прочитайте это министерское словоизвержение еще раз. Вы поняли, кто на ком стоял? Я — нет.

Где, кто, когда экономически обосновал этот уровень? С 1990-го по 2002 год доля зарплаты в ВВП Украины сократилась с 53,1 до 43,7%, а в себестоимости продукции она составляет всего лишь 9—10%, что как с экономической, так и с социальной точки зрения означает сверхэксплуатацию рабочей силы и не имеет никаких объективных экономических посылов.

Беня Крик должен снять перед моим государством свое желтое канотье и пойти работать в ясли нянькой. Он никого никогда не грабил дважды. Государство ворует мою зарплату четырежды. Ведь если 60% экономики в тени, и это моих чиновников устраивает, то деньги надо откуда-то брать...

Первый раз — безосновательным установлением беспрецедентно низкой зарплаты. Среднемесячная зарплата в Польше составляет 500 долл. Вы хотите сказать, что я работаю в семь раз хуже поляка? Скажите мне это в глаза. И я подам на вас в суд и стану рядом с польским рабочим-мебельщиком (а я мастер-краснодеревщик шестого разряда, между прочим); могу встать рядом с польским профессором в Краковском университете и прочитать пару лекций на спор на польском; могу, в конце концов, написать вот эту статью — она в семь раз хуже печатающегося в... Нет. И рядом могут встать все мои сограждане, исключая работников жэков.

Второй — невыплатами зарплат. На 1 июля 2003 г. задолженность составляла 2,3 млрд. грн. Причем половина этой суммы — долги прошлых лет. 2,3 млн. работников ждут выплаты заработанных ими денег. Работодателя, не выплатившего зарплату, можно оштрафовать и даже на два года посадить — в случае если он не выплатил зарплату по причине нецелевого использования средств. Вы видели, как в Лукьяновке выводят на прогулку господ украинских министров и миллиардеров? Бегите, они еще там ходят по двору... А ведь нецелевое использование средств есть, и задолженность есть...

Третий — дикими налогами, начислениями и прочими сборами, прежде всего на фонд зарплаты. Для того чтобы все это платить, мой работодатель должен быть либо очень богатым, либо очень честным, либо полным идиотом. Таких немного.

Четвертый — укрывательством воров от энергетики, жилищно-коммунального хозяйства и транспорта. Почему именно этих? Это монополисты. Почему воров? Потому что энергетики (как и коммунальщики) включают в себестоимость своего продукта затраты на свои же собственные социальные нужды, что принято относить на прибыль. А также задолженности населения за потребленный продукт, что вообще не принято куда бы то ни было относить, кроме суда.

Государство: борьба без победы

На экономические «почему» гарант моих экономических прав предлагает такой ответ: «А что вы хотите? Мы историю своего государства писали с чистого листа. Не было своих кадров. Не было экономической науки, банковской системы. Думали, прорвемся. Но с шашкой наголо не получилось. Ну и, наверное, политическая элита оказалась не готова к разрешению таких глобальных проблем». Неправда.

Чистые листы для написания истории государств закончились в Европе где-то в девятом веке позапрошлого тысячелетия. С тех пор в ходу только исписанные. Как опытом других и нашим собственным, так и буковками, которые старательно складывали в слова те самые Гоббс, Локк, Монтескье и прочие, завидное знакомство с которыми обнаружил мой Президент в речи о крайней необходимости политической реформы.

Не было экономической науки? Тут и комментировать нечего. В рамках этой отсутствующей науки, как и любой другой, есть множество разных теорий, концепций и позиций. Но в последние лет двести там действительно нет рекомендаций ни работодателям богатеть за счет жизни работника, ни государям обескровливать собственную страну за счет его сверхэксплуатации.

Ну а по случаю кадров или политической элиты с шашкой наголо, то, во-первых, во главе ее на белом коне — сам Президент, а во-вторых, элита оказалась более других готовой прорваться к национальному богатству моей страны и разворовать его до основанья, что, учитывая его исходные объемы, было задачей таки масштабной.

Эта элита решила задачу еще более глобальную: она построила в моей стране уникальную по нынешним временам экономику, в которой моя зарплата никому, кроме меня, не интересна. И все, написанное в начале, забудьте, это не про нас.

Моим чиновникам мои деньги не нужны. Они живут не на мои налоги. Даже, простите невольный каламбур, налоговики. По результатам опроса, проведенного газетой «Бизнес», большинство опрошенных (а читатели «Бизнеса» отнюдь не домохозяйки) считают, что средний доход у работника налоговой — в 5—8 раз больше официальной зарплаты.

Нет, от официальной зарплаты мои чиновники не отказываются. Но основной источник их доходов — не зарплата, а должность. Должность приносит им конвертики, кому тоненькие, но много, кому немного, но потолще. Но и конвертики — мелочь и цветочки. Чиновник требует участия в прибылях — и получает его. Берут обычно по 20%, а то и 30% (в Польше, по неофициальным, конечно, данным — от 5 до 12%). На кого предприниматель относит расходы на мелочь и цветочки? Правильно, на меня. А если не на меня, то в тень.

И я хочу, чтобы мой чиновник дрался за выведение экономики из тени и за мою зарплату?

Именно в тени происходило и происходит разворовывание и доворовывание оставшихся неприватизированных и вполне и без приватизации рентабельных предприятий, раздача странных налоговых льгот и не менее странных государственных гарантий под зарубежные кредиты, которые не возвращаются, зажмуривание прокурорских и прочих контролирующих глаз на низкие поступления в бюджет что от приватизации, что от государственной собственности.

Именно в тени родились нынешние повадки моего чиновника. Он усвоил высшие стандарты потребления, но в упор не хочет видеть другие стандарты — правовые и этические. В цивилизованном мире чиновник тоже может солгать и своровать, но, как правило, — один раз...

И при этом никто не полагает зазорным внимательно считать деньги в карманах чиновничьих штанов. В Италии, например, если вы чиновник и прикупили жене норковое манто, то к утру после покупки к вам придет доброжелательный карабинер и вежливо спросит: за какие шиши, синьор? И пусть синьор попробует вместо внятного ответа повесить на ухо карабинеру спагетти типа налоговых деклараций моих чиновников.

Мое государство к чиновнику карабинера не пришлет. Установив своим служивым зарплаты, не намного выше моей, оно их в тень само пригласило и безопасность гарантировало. Хотя...

Искренне не понимаю, почему диаграмма, отражающая количество забастовок в стране, не висит в рамочке над рабочим столом всякого чиновника и работодателя рядом с портретом Леонида Даниловича. Ведь истинный гарант их стабильности и благополучия — отнюдь не Президент, а круто падающая кривая означенной диаграммы. За десять лет количество бастующих предприятий год от года падало и уменьшилось в 72 раза, забастовщиков — в 80 раз. Разве не впечатляет приятно глаз совокупного работодателя?

В ожидании «поэтапного приближения»

Пока происходит «рассмотрение вопроса одновременно с поэтапным приближением», миллионы работников покидают мою страну. Причем наиболее активные. Основная группа трудовых мигрантов — молодежь 17—27 лет. Половина — с высшим образованием. По данным Международной организации миграции, 46% украинских трудовых мигрантов работают по 12 часов в сутки, каждый четвертый — 13 и более; четверть — не имеют выходных; почти 60% — постоянных выходных. Только 15% работают легально. И нередко за все это мои соотечественники платят жизнями. По данным МИДа, за последние два года в 69 странах мира погибли почти 2500 украинцев. Только из Черновицкой области на заработки в Португалию, Чехию, Германию, Италию, Испанию выехали более 150 тыс. человек (16% населения области); только за январь текущего года 11 человек на этих заработках погибли. ...Недавно газеты обошла история о женщине, погибшей буквально на границе от голодного истощения. При ней нашли 10 тыс. долл. Кому и зачем она их везла?

По экспертным оценкам, потери отечественной экономики из-за оттока рабочей силы составляют до 10 млрд. грн. Но если так, то кто и почему вынуждает моих сограждан искать заработок в десятках стран мира и умирать там?

Впрочем, умереть за зарплату можно и дома. По числу человеческих жизней, отданных за миллион тонн угля, моя страна занимает первое (!) место в мире — 3,6 человека. В полтора раза больше, чем в Китае, вдвое — чем в ЮАР, втрое — чем в России. В 2002 г. погибли 260 шахтеров. А с европейскими странами сравнивать нечего — там шахтеры просто не гибнут, хоть угля добывают не меньше, чем в Украине.

Из газет: «Семьям 80 погибших на шахте им.Баракова горняков выплачено 5,7 млн. грн. и 49 тыс. долл., оплачены медицинские услуги на общую сумму 79,9 тыс. грн., куплено 49 квартир на сумму 540 тыс. грн. Для самостоятельного ремонта жилья и оплаты коммунальных услуг 122 члена семей и родители погибших получили 500 тыс. грн. Выплачена задолженность по зарплате, регрессным искам и другим денежным выплатам 47 родственникам погибших (60,2 тыс. грн.)». Каждая шахтерская жизнь обошлась примерно в 90 тыс. грн. Квартиры, медицинские услуги и даже оплата коммунальных услуг — после смерти...

Дары данайцев за мой счет

Зато мое государство из сил выбивается, стремясь меня облагодетельствовать. 46 законов устанавливают свыше 100 видов «социальных гарантий», проще — льготы для более 15 млн. граждан; чтобы выплатить все благодеяния, надо то ли 17, то ли 22 млрд. грн. На что денег в бюджете, естественно, нет. Есть неполных пять. Вернее, предусмотрены...

Ситуация бредовая и гнусная: мне недоплачивают за мой труд, потом по этому поводу дают субсидию, которую выплачивают из налога, взятого с моей же недоплаченной зарплаты. И вместо того чтобы я получила деньги в кассе по месту работы, я, во-первых, благодарю и кланяюсь (потому что неполных пять), во-вторых, трачу кучу времени и нервов на массу бумажек, а в третьих, на этой фантасмагории успешно размножается мелкий чиновник.

Из газет: «Очереди на оформление субсидий на оплату коммунальных услуг в Одессе уменьшатся, поскольку в соответствующих отделах теперь будут работать не один, а 3—4 сотрудника. Кроме того, в каждом районе города появятся дополнительные отделы по оформлению субсидий». Как средство борьбы с безработицей — неплохо. Можно учредить по 3—4 сотрудника по переносу милостыни от прохожих к нищим на каждом углу. Но ведь бред же.

Может, путем назначения этого невообразимого количества льгот и субсидий мое государство производит перераспределение доходов в пользу наиболее нуждающихся? Ничуть не бывало. По экспертным оценкам, на 20% наиболее нуждающегося населения приходится только 8% общей стоимости существующих льгот, а 35% означенной стоимости потребляют 20% граждан наиболее обеспеченных — ибо в составе их семей есть какой-нибудь льготник.

Может, льготы и субсидии выплачиваются все же не совсем из моих налогов, а налогов с отечественных миллионеров и миллиардеров? Второе ничуть не бывало. По данным ГНАУ, основная сумма доходов украинских граждан, в социологические опросы никогда не попадающих, получена от продажи акций, недвижимости, от дивидендов, отчуждения «иного имущества». Доля зарплаты в их доходе не превышает 3%. Ладно. У вице-президента Чейни зарплата тоже до 3% дохода не дотягивает. Но в 2000 г. г-н Чейни, получив 36 млн. долл. дохода, выплатил в казну в качестве налогов 14,3 млн. долл., или почти 40% дохода.

Сколько заплатили в казну отечественные миллионеры, если источники и операции, приносящие им их основные доходы, налогами фактически не облагаются, но что касается вопроса, кто из нас больше платит — я или все миллионеры вместе взятые, то г-н Азаров, будучи еще главой ГНАУ, обозвал меня с моим дохлым доходом не только средним классом, но и «главным налогоплательщиком». Ему видней.

И еще одно: без комментариев, но с предложением. Большую благотворительную работу ведет, например, МВД. Из газет: «Юрий Александрович (Смирнов) — член наблюдательного совета Национального фонда социальной защиты «Украина — детям», который возглавляет Людмила Кучма. Он — инициатор шефства МВД, областных управлений и районных отделов милиции над детскими домами. Их воспитанников милиция одевает, обувает, кормит, делает ремонты помещений, покупает игрушки и учебники, устраивает праздники... Министр приобретает на средства МВД путевки малообеспеченным детям и детям чернобыльцев в санатории Крыма и лично провожает их на отдых». У меня предложение: может, что-то сделать для устранения анекдотов типа « сержент Петренко, п’ятеро дітей, ще не снідав»?... Нет?

О красоте и государстве

Иные из древних греков полагали, что красивой может быть только вещь неутилитарная, проще говоря — бесполезная. Ее можно созерцать — визуально и умозрительно, ею можно любоваться, получать эстетическое наслаждение, переживать, глазея на нее, катарсис и прочие возвышенные чувства. Но ею нельзя пользоваться, практической пользы от нее — ноль.

Вот в этом древнегреческом смысле мое государство очень похоже на чистое, совершенное и законченное воплощение красоты. Оно не бесполезно, но современно говоря — неэффективно и есть благо по преимуществу для себя самого в лице власти. Итоги 12-летнего управления моей страной плачевны: все это время мы шли в сообщество европейских стран, а пришли, кажется, к странам третьего мира.

По индексу человеческого развития Украина находится между Таиландом и Казахстаном.

По уровню жизни — в одной группе с Гватемалой и Суринамом.

По продолжительности жизни — с Алжиром, Гондурасом, Йеменом, Таджикистаном, Турцией и Перу.

По уровню свободы — с Мозамбиком, Парагваем, Шри-Ланкой и Россией.

По уровню экономической свободы — позади нас только оба Конго, Гвинея-Биссау, Алжир, Зимбабве и Мьянма (это страна такая, тоже не в Европе). Это итоги.

А перспективы? В рейтинге перспектив роста Украина среди 80 стран мира занимает 77-е место; по уровню микроэкономической конкурентоспособности — 69-е. Причем ее индексы в 2002 г., по сравнению с предыдущим годом, резко снизились.

Но власть выглядит отлично. Она обвешала себя лентами и орденами, парадами и фейерверками, мои чиновники надели мантии и шапочки академиков, чуть ли не поголовно стали шевалье и маркизами. Красиво...

Да, господа наемные работники, не состоялась у нас пока взаимная любовь втроем. Были мы влюблены, но... Утешает то, что у тех двоих любовь не навсегда.

Внушает уверенность в будущем то, что власть не вечна, в отличие от государства, страны и нас. В такие времена кто посильнее пытается выжить в одиночку, послабее – принимает данайские дары. Ни то, ни другое ситуацию не изменит.

Ситуацию в стране может изменить восстановление стабильного платежеспособного спроса граждан. Примитивно говоря, для того чтобы экономика перестала сползать в прошлый век и вспомнила о высоких технологиях, надо, чтобы я стала покупать йогурт или там сыр с дырками, без разницы, но сколько съем вместе с семьей и котом, а не сколько мне отпустит Кабмин в минимальной потребительской корзинке. Тогда у меня в стране появится фермер, а у него – мои деньги, а значит, потребность и возможность купить компьютер, чтобы его коровы были не хуже голландских. А когда фермеру понадобится компьютер, мои отечественные математики, инженеры, программисты, рабочие… И так до макроэкономических и макросоциальных структур. Форд не был благодетелем, он хотел, чтобы рабочий покупал его автомобили…

Как это сделать? Может, не впадать в родимчик при слове «инфляция», не становиться в позу при слове «налог» в связке с «введение» или «снижение»? А может… Впрочем, я – наемный работник, плачу государству налоги и хочу, чтобы оно ответило на эти вопросы не тезисом о чистом листе.