Кем быть (Навеяно "Лисапетной моей Украиной")

Яркая импрессионистическая статья Юлии Мостовой, разящая сила характеристик властей, энергичная катастрофичность прогнозов завораживают. Далее вступает в действие привычка все подвергать анализу.

1. Социальные катастрофические прогнозы полезны. Они настораживают и мобилизуют ленивых и нелюбопытных. Но сбываются такие прогнозы крайне редко. Поскольку большие социальные группы высокоадаптивны, осознанно или бессознательно они всеми доступными им средствами поддерживают достигнутый гомеостаз. Конечно, правдоподобные и впечатляющие катастрофические прогнозы в этом помогают. Их можно рассматривать как одну из реакций, обеспечивающих адаптивность.

2. Описание украинского государства как малодееспособного возражений не вызывает. "Повестка дня прозябания": отсутствие стратегии развития и ответов на вызовы, суета корыстных текущих интересов, их откровенный приоритет над всеми проблемами страны, непрофессиональная бюрократия, убийство конкурентного рынка ради принудительных приватных монополий власти. Верно. Рука тянется продлевать этот список.

Останавливает "проклятый" вопрос: к кому мы обращаемся с предложением широкой общественной дискуссии? К интеллектуалам, испытывающим самовозвышение и самоудовлетворение от критики очевидного, к создателям утопий нашего либерального будущего или к власти с надеждой, что она осознает, умерит корыстолюбие и возьмется всерьез за модернизацию страны?

Может быть, это обращение к населению, обществу, народу, подразумевая под широкой дискуссией такую мобилизацию общества, которая либо вынудит власть забыть о своих корыстных привычках, либо обновит саму власть, заменив на бескорыстную? Что же мешало обществу сделать это раньше? Или бескорыстных не нашлось?

3. Мне кажется, что за призывом к широкой общественной дискуссии явно или неявно подразумевается деление страны на плохую власть и хороший народ, который просто не до конца все понимает. А интеллектуалы обязаны в процессе дискуссии сами понять и народу объяснить, куда и как двигаться.

Незнание, конечно, устранить легче, чем изменить выработанные столетиями систему ценностей и национальный характер. Проблема мучительного, с неопределенным исходом, самоизменения личности гражданина в такой постановке проблемы исчезает.

4. Двух десятилетий достаточно, чтобы понять, что сменяющие друг друга власти качественно однородны, воспроизводят один и тот же социальный порядок и государственную машину, которую исследователи называют "естественным" государством. (Дуглас Норт, Джон Уоллис, Барри Вайнгаст. Насилие и социальные порядки. Москва, 2011 г.)

В подобном государстве общая цель носителей власти и представителей приближенных к ней элит заключается в приватном получении сверхприбыли (ренты), извлекаемой за счет монополизации и контроля над наиболее выгодными видами деятельности.

Звание "естественного" эти государства заслужили потому, что в истории человечества до середины XIX века все они были такими и сейчас их - преобладающее большинство.

Эффективная альтернатива "естественному" государству - социальный порядок открытого доступа (основанный на равнодоступной и повсеместной политической и рыночной конкуренции) - возник в XIX веке в процессе развития западноевропейской цивилизации. Во второй половине
XX века к странам, практикующим порядок открытого доступа, приблизились лишь несколько государств Юго-Восточной Азии (такие, как Япония. Южная Корея, Тайвань) и в последние годы - постсоциалистические страны Восточной Европы (такие, как Словения, Чехия, Эстония).

5. Для человека западноевропейской цивилизации социальный порядок "естественного" государства представляется не только преступным, но и унизительным, варварским пережитком, болезнью. Не только коррупция, но и господство личных отношений и личных привилегий, тесно связанное с этим избирательное применение Закона. Политическая конкуренция, которая ведется как личная война с непредсказуемо жесткими последствиями для проигравших. Любые новации: социальные, экономические, даже технологические - подозрительны, так как могут нарушить достигнутый баланс среди получателей ренты.

Признаки "естественного" государства сформулированы в результате анализа десятков стран разных веков, материков, цивилизаций. Украина в этом анализе не фигурировала. Но как похоже!

Иначе выглядит "естественное" государство изнутри. Украиной владели только "естественные" государства, включая СССР. Государства и власти менялись, а такой социальный порядок устойчиво воспроизводился столетиями. Конечно, современные украинские граждане знают о существовании иного, равнооткрытого для всех социального порядка, видели или слышали о нем. Но поведенческие стереотипы выживания отрабатывались народом столетиями: недоверие ко всему за пределами "своих", прежде всего к чуждому государству и его законам, отсутствие традиций служения стране, аморальность во спасение.

Общечеловеческие ценности подсказывают украинскому гражданину, что порядок "естественного" государства аморален, а реальная жизнь корректирует - "да, грех, но приемлемый, терпимый". Мы все ежедневно участвуем в этом порядке, сами его же воспроизводим. Власть - это вечный подросток, постоянно стремящийся раздвинуть границы своей безответственности. Граждане либо контролируют власть, а если нет таких сил, то сотрудничают с нею в "приемлемых грехах", с энтузиазмом, удовольствием или без такого.

Действенный, даже агрессивный протест как форма контроля возникает в случае возмутительных, крайних эксцессов власти, когда особенно выразительно проявится их презрение к людям, безответственность, жадность и прочая экстремальная аморальность. Но мы всё надеемся, что следующая власть будет умнее, таких эксцессов не совершит, стричь (доить) будет умеренно, а это нам вполне терпимо.

6. Ситуация выглядит тупиковой. Необходимые реформы сложны, системны и путем протестов неосуществимы. По многим причинам, в том числе технологическим, они могут быть проведены только сверху. Но общество не предъявляет неотвратимый спрос на них. А сменяющим друг друга отрядам самовыдвигающейся власти перемены не только не выгодны, но смертельно опасны (ренту отберут, а может, и похуже). Желающим лучшей судьбы для нашей страны можно предложить два варианта разрешения этой ситуации: пассивный и активный.

Вариант пассивный, эволюционный. При отсутствии катастрофических геополитических катаклизмов спрос на обсуждаемые нами перемены будет расти и сверху, и снизу. Сверху - из чувства самосохранения, для устойчивости получения ренты. Доказано, что "естественное" государство по своей природе малоадаптивно, регулярные циклические кризисы здесь глубже и их последствия тяжелее, чем у государств с порядком открытого доступа. Чтобы сохранить возможность получить свою ренту, власть вынуждена идти на минимально необходимые реформы. (Жадная и малообразованная власть и этого не делает, тем самым роя могилу своей ренте.) Снизу - общество неизбежно меняется, усложняется социальная структура, доля независимо занятых растет. Растет спрос на свободу, на открытый доступ к жизненным возможностям.

Как долго должна длиться эволюция, чтобы избавиться от проклятия "естественного" государства? В Западной Европе - столетиями. И гарантии успеха никто не давал. И как долго нам будет открыто окно возможностей, тоже неизвестно. Поэтому следует подумать над активными вариантами.

Бунт, мятеж, восстание как вариант я бы исключил. Современный мировой опыт, не говоря об истории, показывает, что силовые решения приносят больше проблем, чем решают. Революция может привести к власти новый класс, социальный слой. Если он есть и достиг определенного уровня консолидации. Тогда будущее драматично, но перспективно. А если такого слоя нет, все свергаемое повторится, и в ухудшенной форме.

Вариант бескорыстного авторитарного правителя-реформатора срабатывал с разными модификациями в странах принципиально иной социальной среды: с живой религиозной этикой, и(или) бюрократией с глубоко укорененной традицией служения стране, и (или) с сильной правовой традицией. Подобная среда и выдвигает лидеров-реформаторов. Украинский авторитаризм, не обладая ничем вышеперечисленным, наверняка будет охранительным, попыткой сохранить наше "естественное" государство.

7. Первично, базово проблема заключена в нас самих. Мы не можем выдвинуть честную, образованную, эффективную власть и постоянно контролировать ее. Значит, не существует другого способа ускорить и сделать более определенной нашу эволюцию, как изменить в себе неевропейские ценности, стереотипы, установки, поведение. Не такая уж это утопия. Люди массово и достаточно быстро меняли себя, например, при протестантской модернизации христианства и вследствие антирасистского движения США.

Для нас желаемые перемены может начать активное меньшинство (помечтаем о 5–7%). Организационно такое моральное (и не политическое) движение можно представить как кооперацию снизу малых групп. Ключевым признаком для них будут не дискуссии, а действия (в первую очередь в отношениях с государством), и действия эти будут очерчены ценностными координатами западноевропейской цивилизации. Члены группы будут помогать друг другу в этом нелегком испытании действием, и в учебе, и в миссионерстве. Такое меньшинство может изменить страну. Множество прецедентов показывают, что пассивное большинство идет за активным меньшинством, выражающим историческую тенденцию. Вот к этому меньшинству имеет смысл обращаться с предложениями о широкой общественной дискуссии. Программу дискуссии они, скорее всего, выберут сами.