Государство принца Джона

Попали на пустынный остров мореплаватель, инженер и экономист.

- Эх, черт возьми! - говорит мореплаватель, - здесь в нескольких десятках миль проходит оживленный морской путь, и течение как раз в ту сторону. Была бы у нас хоть какая-то лодка, мы бы запросто отсюда выбрались!

- Да, - говорит инженер, - было бы здесь хоть какое-то дерево, я бы сделал из него лодку…

Экономист:

- Допустим, у нас есть лодка.

Анекдот от Профессора с большой буквы Януша Ширмера

Можно только приветствовать продолжение профессиональной дискуссии о либеральной экономической политике в статье С.Кораблина "Либерализация. Post Scriptum" (ZN.UA №10 от 15 марта 2013 г.). За время, прошедшее с первого раунда этого обсуждения ("Либерализация", ZN.UA №41 от 16 ноября 2012 г.; "Либерализация? Либерализация!", ZN.UA №47 от 21 декабря 2012 г.), проблема стала еще актуальнее. Правительство отбросило последние следы либеральной риторики и взяло открытый курс на прямое точечное вмешательство в экономику. Однако, во многом правильно обозначая проблемы объекта государственного вмешательства - рынка, противники либерального подхода обычно обходят десятой дорогой разговор о проблемах субъекта такого вмешательства - самого государства. Между тем активное вмешательство было бы оправдано только в том случае, если бы государство действовало именно в наших с вами интересах и при этом могло ну буквально все. Эти неявно подразумеваемые допущения даже в самых развитых странах очень далеки от действительности. А уж в Украине с обоими пунктами совсем плохо.

В средние века схоласты разминали мозги диспутами о том, сколько бестелесных ангелов может поместиться на конце иглы. Многие коллеги-экономисты тоже любят упражнять разум несуществующими в природе абстракциями. И в этом не было бы ничего плохого, если бы не попытки понимать их буквально и делать на этой основе практические выводы.

Чаще всего под такой абстракцией привычно понимают свободный рынок. Но в сколько-нибудь нормальной экономике большую часть рынков можно с успехом считать конкурентными, а некоторые, как, например, интернет-торговля, вообще вплотную приблизились к теоретическому идеалу и нет принципиальных препятствий для дальнейшего движения к совершенству. Мы просто не замечаем, когда "невидимая рука рынка" выполняет свою рутинную работу, и воспринимаем это как должное. И, вполне закономерно, внимание привлекают немногочисленные исключения из правил: когда собака укусила человека - это не сенсация, а вот когда наоборот…

Впрочем, отмахиваться от этих исключений, как это делают крайние либертарианцы, ненаучно, непрактично и неконструктивно. Другой вопрос: а всегда ли может в этих случаях помочь государство? Или оно сделает только хуже? Ведь даже самые развитые государства порой ведут себя безответственно и разрушительно. Например, сначала стимулируют выдачу плохих ипотечных кредитов, раздувают бюджетные дефициты в период подъема, потом начинают деньгами налогоплательщиков выручать из беды обанкротившихся банкиров и инвесторов, субсидируют отдельные предприятия и отрасли… Так что и там "невидимая нога" политического рынка и частных интересов временами вытесняет "невидимую руку". Впрочем, вся эта вакханалия неизбежно закончится либеральными реформами, без которых Запад может утратить свою ведущую роль. Но сейчас не об этом. Мы-то живем в Украине, и под государством понимаем именно наше, хочется сказать "родное". Но на самом деле - нет, не родня оно, по крайней мере, нам с вами, а скорее, злая мачеха. Поскольку оно редко и неохотно действует в наших с вами интересах, зато гораздо чаще и охотнее - в интересах тех немногих, кто его реально контролирует.

Это не обязательно означает, что все без исключения государственные служащие - "мздоимцы и казнокрады". Большинство из них даже не помышляет об этом хотя бы потому, что не имеет ни рычагов для выдавливания мзды, ни доступа к казне. Но не секрет, что такие возможности имеют и активно ими пользуются те, кто принимает решения, и этого вполне достаточно. С точки зрения мейнстримных экономистов, мы имеем дело "всего лишь" с коррупцией - с чем-то вроде слоя наносной грязи на белом и пушистом государстве. Она мешает его дееспособности, но не изменяет природы. Наверное, в развитых странах, где они выросли и получили образование, это действительно так. Но, как уже приходилось писать ("Две ипостаси коррупции", ZN.UA №33 от 21 сентября 2012 г.), использование государственных должностей для обогащения - естественный способ существования "естественного государства", описанного Нортом, Уоллисом и Уэйнгастом. На том, что мы не совсем точно называем "коррупцией", держится весь общественный порядок "с ограниченным доступом", это системообразующий элемент! И, конечно, несмотря на внешнее сходство, выраженное в наличии аналогичных формальных институтов, такое государство отличается от того, которое неявно подразумевают сторонники вмешательства правительства в экономику, примерно так же, как "проФФесор" - от профессора.

Например, в известном вопросе перераспределения доходов ради "социальной справедливости", как ее понимают левые, роль государства отнюдь не однозначна. В развитых странах это преимущественно перераспределение "Робина Гуда" - от богатых к бедным. Насколько и в каких случаях это хорошо - очень спорный вопрос. Однако для абсолютного большинства стран он не актуален вообще, поскольку там государство работает на узкую кучку приближенных к власти и, соответственно, перераспределяет "по принцу Джону". В частности, собирая налоги с бедных и среднего класса в пользу богатых, как это делали все феодалы и короли, ярким представителем которых был упомянутый принц.

И если бы только налоги! Куда страшнее, что такие государства лишают "посполитых" самой возможности заработать, поскольку больше всего озабочены созданием привилегий для избранных. А привилегии - это всегда попрание чьих-то прав. И такое искусственное неравенство, неравенство прав, как показал в свое время Эрнандо де Сото, оборачивается куда большим (и уж совсем несправедливым!) расслоением доходов, чем создал бы свободный рынок в его отсутствие, то есть без вмешательства государства. Достаточно сравнить степень концентрации активов в Украине (или латиноамериканских, ближневосточных и прочих подобных странах) и США, чтобы в этом убедиться. Но характерно, что и такое перераспределение тоже время от времени пытаются аргументировать, например, бедственным положением той или иной отрасли, которое почему-то прекрасно сочетается с растущими как на дрожжах доходами ее монопольных владельцев.

Кстати, и задолго до появления вышеупомянутого теоретического объяснения мыслящие западные экономисты хорошо понимали, что они имеют дело совсем не с тем государством, к которому привыкли на родине. Например, один из советников признавался в частном разговоре, что он не хочет давать своим украинским коллегам структуру министерства экономики Германии, поскольку формально она похожа на украинскую (по крайней мере, тех времен). Однако "там" отраслевые департаменты занимаются контролем за равенством возможностей на соответствующих рынках и предотвращением монополизации; а их украинские коллеги имеют прямо противоположную задачу - "назначать победителей". Увы, недавно принятая программа правительства показала, что и 15 лет спустя мало что изменилось. Значит, дело не в пережитках советских времен, а в самой природе этого государства.

Искать у такого государства защиты от произвола недобросовестных предпринимателей примерно так же оправдано, как жаловаться на "кидал" пасущему их рэкетиру. Хотя зачем брать для примера преступников в стране, где граждане ощущают себя в большей опасности, когда видят на улице милицию? Чем меньше такое государство будет вмешиваться в рынок, тем меньше будет несправедливости и неэффективности, тем лучше мы с вами будем жить, тем быстрее встанем на ноги. И, кстати, тем быстрее сможем подчинить государство себе с тем, чтобы заставить его работать на нас с вами. Ведь везде и всюду главной движущей силой такого преобразования были свободные предприниматели. В том числе поэтому "естественное государство" предпочитает их гнобить и органически неспособно создавать благоприятный климат для бизнеса.

Ведь благоприятный предпринимательский климат везде и всюду называется laissez-faire, в переводе с французского - "дайте работать!". Именно так еще в XVIII веке ответил предприниматель Лежандр министру Кольеру на вопрос о том, что государство может сделать для бизнеса. Конечно, это означает не анархию, а обеспечение свободы и защиту прав. Хотя государство, у которого некоторые всегда более равны, чем другие, суды и правоохранительные органы коррумпированы и действуют по личным указаниям власть имущих, даже этого сделать не может, точнее, не хочет. И в результате всего этого экономически успешные, процветающие "естественные государства" встречаются не намного чаще, чем ангелы на кончике иглы.