ЮЖНАЯ КОРЕЯ: БЫСТРО-БЫСТРО-БЫСТРО...

Двухчасовой визит на завод подходил к концу. Пиво было допито; и журналист уже не знал, о чем еще спрашивать. Затянувшееся молчание прервал хозяин этого южнокорейского предприятия. Он спросил, не думает ли иностранный гость, что к концу десятилетия Южная Корея обгонит Японию? И сам же ответил: «Да, обгонит, потому что корейцы в принципе превосходят японцев».

Южнокорейцы выросли с мыслью о своем превосходстве. 30 лет назад средний заработок здесь составлял около 100 долларов в год, меньше, чем в Индии или Гане. Сегодня валовой национальный доход на душу населения достиг 8500 долларов, что в 30 раз больше, чем в Индии, и в 20 раз - чем в Гане. 20 лет назад на улицах Сеула вы могли встретить лишь несколько правительственных автомашин, а неоновые вывески были запрещены как излишняя экстравагантность. Сегодня город забит машинами и по ночам сияет неоновыми огнями. Он полон баров, ресторанов, универсальных магазинов, где найдешь все, что душе угодно.

Из точки, лишь недавно появившейся на карте, в десятки стран экспортируются самые модные товары. В 1960 году Ульсан был маленьким городком. Сегодня его сухие доки со стальными каркасами строящихся судов и гигантскими кранами смотрятся, как парк современной скульптуры. Тут же, через дорогу - крупнейший в мире автомобильный завод. «За 20 лет мы построили столько, сколько другие страны за 100, - говорит отставной политик. - Быстро-быстро-быстро... - вот что такое Корея».

От южнокорейских экономических успехов захватывает дух. Они доказывают, что страна, десятки лет находившаяся под колониальным (японским) господством и прошедшая через гражданскую войну (с коммунистической Северной Кореей), может совершить скачок от бедности к процветанию в течение жизни одного поколения. Доказывают они и то, что отсутствие природных ресурсов не является препятствием для развития. В этом году Южная Корея покинула ряды заемщиков Всемирного банка. Более того, она уже является кредитором развивающихся стран.

Какая модель?

Некоторые эксперты с энтузиазмом говорят о «корейской модели». У нее много общего с японской. Как и Япония в период ее быстрого экономического развития в 50 - 80-х годах, Южная Корея враждебно относится к иностранным инвестициям, импорту потребительских товаров, самыми безжалостными мерами ориентирует свою экономику на экспорт, совмещает мирового класса промышленность с менее развитыми сельским хозяйством и сферой услуг. Правительство Южной Кореи чаще, чем японское, указывало своим фирмам, какие фабрики им строить, и подчиняло цены интересам индустриальной политики.

Совпадение не случайно. Пак Чжон Хи, лидер военного режима, управлявшего страной с 1961 по 1979 год, получил образование в японских военных академиях и, говорят, чувствовал себя более уверенно, говоря по-японски, а не по-корейски. Экономика, которую он строил, была смоделирована с японской. Идеи Пака часто приводили в ужас ортодоксальных экономистов того времени, но, вдохновленный японскими успехами, он их просто игнорировал. Когда в 1960 году западные доноры отказали в помощи для строительства сталелитейного завода как не соответствующего «крестьянской экономике», Пак заручился японскими инвестициями и экспертизой. Сегодня «Поско» является второй среди крупнейших мировых сталелитейных компаний.

Примерно так же создавались и другие отрасли тяжелой промышленности. В 70-х годах западные специалисты посмеивались над решением Кореи строить суда. Сегодня пришел черед смеяться южнокорейцам: их судостроение борется с японским за мировое первенство. Известны достижения и в области электроники: «Самсунг электроникс» стала крупнейшим в мире производителем микрочипов.

Бросающийся в глаза рост объясняет, почему «корейская модель» производит столь сильное впечатление на международные институты. Но для разных людей и организаций она имеет разный смысл. Для Всемирного банка она представляется разумным сочетанием макроэкономической стабильности, частной инициативы, конкуренции, инвестиций в образование и поразительно успешного (по большей части) субсидирования экспортеров. Но южнокорейский пример укрепляет и позиции тех, кто настаивает, что цены не должны быть свободными, а рынки - открытыми. Эти люди считают, что развитие не есть работа невидимых сил и государство может с успехом поддерживать «стратегическую» тяжелую промышленность.

Есть известная ирония в разноголосом хоре, прославляющем «корейскую модель». К моменту, когда иностранцы начали восхищаться ею, она стала все меньше нравиться дома. В бесчисленных сеульских мозговых центрах утверждают, что южнокорейские экономические достижения весьма уязвимы, и в значительной мере из-за этой самой хваленой модели развития. С момента убийства Пака Чжон Хи в 1979 году Южная Корея изо всех сил старалась переделать многое из созданного им. Но наследство Пака доказало, что ему обеспечено долгое существование.

Действительно, в современной южнокорейской экономике мы наблюдаем две основные черты, характерные для 60 - 70-х годов: государственное вмешательство и огромную концентрацию в промышленности.

В прошлом году правительство президента Ким Ен Сама сделало блестящий жест, призванный продемонстрировать искренность его намерений сократить роль государства в экономике: было ликвидировано Управление экономического планирования. Однако вмешательство государства продолжается. Правительство говорит, что дело самих фирм решать, какую продукцию они будут выпускать. Одновременно аэрокосмической отрасли предоставляются налоговые льготы. Это, говорят, особый случай, дескать, речь идет об обороноспособности страны. Но таких особых случаев много. Правительство создает автомобилестроительный консорциум, определяет, какие именно схемы должны использовать производители цифровых портативных телефонов...

Или взять компанию «Самсунг», которая проникает во все новые и новые отрасли и собирается довести выпуск продукции в стоимостном выражении до 200 миллиардов долларов, что равно объему производства такой страны, как Швеция. То, что позволено «Самсунгу», имеющему хорошие отношения с правительством, другие промышленные конгломераты позволить себе не могут. Вообще фирмы лишь в том случае наращивают инвестиции, если чувствуют, что государство их поддержит или, по меньшей мере, вытащит их из беды в случае провала.

Упор, который в 70-е годы делался на развитие тяжелой промышленности, породил гигантоманию. В результате Южная Корея, в отличие от других азиатских «тигров», страдает от нездоровой концентрации экономической власти.

Гигантские промышленные конгломераты угрожают экономической стабильности. Накопление огромных долгов делает их уязвимыми: случись спад в сбыте продукции - и они будут не в состоянии своевременно оплачивать взятые кредиты. Банкротство достаточно крупной промышленной группы подорвет банковскую систему, замедлит экономический рост, вызовет новые банкротства.

Выходит, что правительство просто обязано обеспечить стабильность этих конгломератов. Такая гарантия поощряет их к рискованному инвестированию. Рост этих гигантов делает перспективу краха еще более страшной.

Так Пак Чжон Хи создал чудовище, с которым ни один мудрец не справится. Но попытки делаются главным образом путем законодательного ограничения размеров задолженности компаний, их экспансии в другие отрасли.

Смена поколений

Нынешняя критика в адрес Пака частично отражает смену поколений. Если до его смерти Южной Кореей правили люди, учившиеся в Японии, то с начала 80-х годов ответственные посты в министерствах и правлениях корпораций стали занимать выпускники американских университетов. Сегодня они занимают половину председательских постов в деловых объединениях Южной Кореи. На выпускников японских университетов приходится только четверть.

Но разрыв в поколениях не исчерпывает причин бытующего пессимизма. Созданная система генерировала 10-процентный рост главным образом потому, что умело мобилизовывала ресурсы страны, как это делали и другие азиатские «тигры», а также коммунистические режимы Восточной Европы, которые в 50-х годах достигли впечатляющего экономического роста, выжимая из своих народов все больше труда и денег. Понятно, что такого рода достижения нельзя считать ни положительными, ни устойчивыми.

Южная Корея была построена людьми, которые бесконечно работали. Хозяева ночевали на стройплощадках вместе с рабочими. Ким Ву Чун, основавший в 1967 году промышленную группу «Даеву», не брал ни одного выходного до 1990 года, когда в автомобильной катастрофе погиб его сын. До середины 80-х его рабочие и служащие трудились по 12 часов шесть дней в неделю. Каждого, кто протестовал, увольняли, а то и арестовывали. Трудовые конфликты разрешались с помощью солдат, слезоточивого газа и дубинок.

Авторитаризм и система образования, обслуживающая нужды промышленности, обеспечили постоянно растущий приток квалифицированной и преданной рабочей силы. Фактическое изъятие части сбережений стимулировало инвестиции. Например, в 1972 году, когда многие фирмы оказались не в состоянии оплачивать свои внешние долги, Пак Чжон Хи объявил, что в течение трех лет южнокорейским кредиторам не следует ждать выплаты процентов и основной суммы долга по предоставленным ими ссудам. В последующие годы ставки реального процента по банковским вкладам южнокорейских граждан оставались негативными и освобождающиеся средства шли в промышленность в виде субсидий и инвестиций.

Понятно, почему корейцы не всегда разделяют восхищение иностранцев их успехами. Модель, избранная Пак Чжон Хи, предусматривала рост через самопожертвование. Корейцев заставляли бесконечно работать, а потом забирали у них часть сбережений (весьма значительную) в форме налогов. В конце концов это сочетание политических и экономических репрессий привело корейцев к восстанию, и в 1987 году генералы были вынуждены склониться перед народом, требовавшим демократии.

Этот момент оказался поворотным и в политике, и в экономике.

Правда, спецслужбы все еще обладают большой властью, в «интересах национальной безопасности» любой может оказаться за решеткой, а в правящей верхушке еще сильны генеральские замашки. Тем не менее демократия принесла значительные перемены. Некогда жестко контролировавшаяся пресса начала критиковать правительство. Никто уже не боится, что военные вновь совершат переворот. В этом году впервые за три десятилетия в провинциях проводятся выборы губернаторов и мэров. Для борьбы с коррупцией президент провел закон об этике, требующий от министров и других высших должностных лиц заполнения декларации о доходах.

Демократия принесла с собой профсоюзы, которые уже добились более высокой зарплаты и более короткого рабочего дня. Отдых перестал быть табу. Молодежь, в отличие от родителей, полна решимости наслаждаться жизнью. Теперь, когда легче стало получать деньги за рубежом, южнокорейцам уже не надо смиряться с конфискацией внутренних сбережений. Не будут они терпеть и вреда, наносимого окружающей среде, нарушений техники безопасности, что пока еще имеет место довольно часто.

Единственный путь - эффективность

Несмотря на все ошибки Пак Чжон Хи и опасные аспекты его наследства, страна успешно развивалась. В 1987 - 1994 годах реальный рост достигал 8 процентов. Однако будущее Южной Кореи больше зависит от эффективности ее экономики, чем от накопления привносимых извне факторов труда и капитала. Государственное управление промышленностью теряет смысл, когда она уже овладела современными технологиями и новейшими методами ведения бизнеса. Субсидии промышленности тоже не имеют смысла, ибо субсидируемые компании становятся настолько большими, что душат конкуренцию. А государственный контроль над финансами калечит банковскую систему.

В чем-то Южной Корее повезло. Рост курса японской иены позволил южнокорейским экспортерам отбить у японцев многие рынки. Сегодня японское производство судов, электроники, химикатов и автомашин составляет лишь две трети южнокорейского экспорта. Все еще отставая от Японии в исследованиях и разработках, южнокорейские фирмы постоянно наращивают ассигнования на эти цели. Второй круг проблем - маркетинг. Еще совсем недавно мало или совсем неизвестные в мире южнокорейские изделия, включая автомашины и бытовую электронику, завоевывают все новые рынки.

Успех связывается сегодня с рождением новых идей и учебой, прежде всего у иностранцев. Глобальная экспансия южнокорейских конгломератов этому процессу способствует. Корейцы все время озабочены тем, что где-то еще не догнали японцев, а где-то их перегнали другие азиатские «тигры». Это постоянное чувство тревоги плюс стремление учиться, овладевать высотами производственных технологий и управления придает им энергию и динамизм, которых нет у их японских соседей.

Есть и опасности, с которыми столкнется Южная Корея, если не учтет японский опыт. Благодаря мощи своих гигантских фирм Южная Корея в этом десятилетии будет одной из самых сильных экономик мира. Но рост экспорта при зарегулированном и защищенном от импорта внутреннем рынке может обеспечить хронически положительный торговый баланс. Опыт Японии показывает, как возникающее в результате повышение курса национальной валюты подрывает экспорт, генерирующий экономический рост. Поэтому, еще не столкнувшись с японскими проблемами, Сеулу нужно дерегулировать свою экономику, перестать определять, что именно фирмы должны производить, продавать и сколько занимать. И придется смириться с тем, что свободный рынок вознаградит не тех, кто нравится правительству, - иностранцев. Иностранные товары и иностранные инвестиции, все еще редкие в Южной Корее, должны встречать более благожелательный прием.

Есть и проблема - вызов со стороны все еще коммунистического Севера. В конце концов объединение произойдет, поскольку корейцы по обе стороны разделяющей их демаркационной линии глубоко переживают разделение страны, единой по языку и культуре. Северная Корея может еще долго закрывать свои двери перед иностранным влиянием, но стена, которой она себя окружила, будет давать трещины и рушиться. Однако чем дольше эта стена будет стоять, тем лучше для Южной Кореи. Со временем ее фирмы проникнут на Север и создадут там очаги промышленности, способной выдержать международную конкуренцию. И это снизит для нее цену объединения, которую хорошо познала Западная Германия. Время нужно и для того, чтобы лучше подготовиться к тому стрессу, которым объединение неизбежно чревато.