СОЦИАЛЬНЫЕ КОРНИ НАШЕЙ ВИРТУАЛЬНОСТИ,

«ЗН» постоянно держит в поле зрения горячую тему - причины неуспеха нашей реформации. Авторы выступают хорошие и разные - экономисты и социологи, нардепы и общественные деятели. В публикациях последнего времени беды экономические объясняют все чаще причинами неэкономическими. Предлагаемые заметки являются попыткой критического их осмысления.

Слово

о виртуальности

Долгое время говорили и писали об экономике рыночной и нерыночной. Реформация, по замыслу, должна была обеспечить переход к рыночной. Но результатом наших затянувшихся реформ явилось нечто, не поддающееся идентификации. И тогда замелькало выражение «виртуальная экономика» с ее антиподом - «экономика реальная». Если понимать под последней нечто видимое, осязаемое, телесное, материальное, то «виртуальная» - предстает чем-то мнимым, незримым, воздушным, бестелесным.

В ходе нашей реформации мы продемонстрировали миру такую экономику, которая никакой логике и разумному объяснению не поддается. Это и наша «ваучерная приватизация». И предоставление практически бесплатных кредитов из государственных средств. И таможенные льготы разного рода разным лицам и организациям. Это и самый «черный криминал» в виде подпольного производства и контрабанды решительно всего, что можно спекулятивно купить-продать. Ярчайший пример «виртуальной экономики» - конечно же, «финансовые пирамиды», сотканные из воздуха (зато прибыли они дали вполне реальные!) В дальнейшем принцип «пирамид» был распространен и на государственные операции (выпуск краткосрочных государственных обязательств под неслыханный в мире процент - 70-150% при норме в 4-5% в рыночных странах). Ну какой «реалист» станет заниматься производством из 7-12% годовых, если можно «виртуально» схватить 100-150%?

В результате огромная часть реальной экономики (по некоторым оценкам, до 60%) ушла в «тень». А по определению, реальная, но ушедшая в тень, - и есть «виртуальная».

По мнению многих, некоторые реформы не только не продвигают нас к рынку, но даже отдаляют от него. И причины наших бед - большей частью неэкономические. Так, в частности, оценил корни «российских бед» (они же - украинские!) экс-премьер-министр С.Кириенко. Он отметил, что «проблема России» вообще не в сфере экономики и что в России вообще не существует неразрешимых экономических проблем, но есть проблема политическая - отсутствие общественного согласия. А это уже - дела социальные...

О корнях социальных

и откуда

они произрастают

Чтобы разобраться с бедами нынешними, нелишне вспомнить, как начиналась, даже лучше сказать, «зачиналась» наша реформация. В полном соответствии с классической теорией «свободного рынка» и в полном противоречии с реалиями нашей сверхмонополизированной и остродефицитной экономики реформаторы «отпустили цены» и получили единственно инфляцию и неслыханное обнищание в исторически кратчайшие сроки подавляющего большинства народа при столь же быстром обогащении новоявленной «буржуазии».

Все бы ничего, если бы эта самая «буржуазия» хоть как-то, хоть в чем-то напоминала буржуазию иных-прочих стран, т.е., обогащаясь, пеклась бы о собственном «бизнесе», развивала и совершенствовала его, создавала рабочие места. Куда там! Мгновенно схваченные деньги срочно «отмывались» и «переправлялись», вкладывались в недвижимость и предметы роскоши.

Негативные экономические последствия проведенной у нас и «по-нашенски» «шоковой терапии» давно проанализированы и весьма подробно описаны в научной и массовой литературе. Но социальные корни и грядущие последствия этого, думается, осознаны не вполне.

Сегодня нет никаких сомнений, - даже у доверчивых, - что «январский, 1992 года, отпуск цен» был хорошо продуманной конфискацией. Самым драматичным его последствием был раскол общества на «мгновенно обогатившихся» и «мгновенно обнищавших». Т.н. «постсоциалистические» страны, проигрывая бывшим «капиталистическим» почти по всем экономическим показателям, одним махом, что называется, «обошли» их по социальному расслоению, по перепаду богатства и бедности. Общеизвестный коэффициент Джини (отношение доходов 10% «верхних» к доходам 10% «нижних»), исчисляемый для США как 30:1, у нас (Украина, Россия и пр.) - выглядит как 100:1.

Происшедшее не было следствием «естественных» и реальных рыночных процессов, как это пытались представить наши реформаторы-«шокотерапевты». Совсем наоборот: соединенная сила вчерашних партократов вкупе с мафиозными структурами всех мастей самым чудовищным и насильственным способом сама себя назначила в «избранные», в «хозяев» жизни за счет остальной части соплеменников. Совсем недавно наш Президент обнародовал свои доходы и призвал к тому же других «верхних» доходополучателей. Из «электората» последовал вопрос: «Назначил бы Президент на высшие государственные посты лиц с миллионными состояниями?» Ответ был положительным, но при условии, что... «деньги честно заработаны».

Но тогда следует решить арифметическую задачу для младших классов: «Сколько десятков (сотен?) лет жизни потребуется нашим нуворишам, чтобы «честно заработать» десятки (сотни и более!) миллионов у.е. и прочих конвертируемых знаков?»

Не следует думать, что «электорат» не знает ответов на такие задачки…

Рассуждая о нашей непостижимой «виртуальности», авторы, не без основания, задаются вопросом: «Почему рецепты универсальны для всех, а самые плохие последствия у нас?» В самом деле, ну почему? Общеизвестно, что модель «шоковой терапии» в ее польском варианте увенчалась успехом, но и прямо противоположная - модель «постепенщиков» (политика «мелких шажков» в ее китайской интерпретации) также продемонстрировала всему миру впечатляющие успехи экономического роста для гигантской страны. Так почему же у них получилось, а у нас - нет?

Почему в Украине все-таки отстают реформы?

В статье с таким названием («ЗН», 6 февраля 1999 года) П.Шеремета объясняет это особенностями украинской организационной культуры. Он называет три «загадочные» черты такой культуры - большую «властную дистанцию», «доминирующий коллективизм» и «сильное стремление избегать риска и неопределенности».

«Властная дистанция» означает преобладание иерархии в структуре организаций: власть централизована, подчиненные ожидают приказов сверху, руководство имеет много привилегий. В странах с небольшой «властной дистанцией» (в США, к примеру) подчиненные и руководители считают друг друга почти равными.

В странах «доминирующего коллективизма» - и в Украине в частности - законы и права являются фактически разными для разных групп людей. Всегда есть возможность «порадеть близкому человеку», сделать исключение из правил (родственники, близкие знакомые, друзья или соратники).

Наконец, третья наша национальная черта - стремление избегать риска, неопределенности. У нас много формальных правил и законов, которые регулируют права и обязанности работодателей и работников. В «индивидуалистских странах», напротив, правила устанавливают только в исключительных случаях, когда в них существует абсолютная необходимость.

Прекрасный анализ, интересная статья о наших национальных особенностях (что делает нас схожими с латиноамериканцами?) - и... совершенно неожиданный вывод. Оказывается, это и есть те неэкономические, социальные факторы, которые сдерживают реформы в нашей стране.

Но вновь неотвратимый вопрос - почему эти и другие национальные особенности не помешали Польше и Китаю добиться успеха в проводимых ими реформах? Как случилось, что две страны, находящиеся в разных географических широтах, разнящиеся практически во всем, избравшие прямо противоположные модели реформ («шоковый» в одном случае и «постепенный» - в другом) добились успехов на путях реформации, а другие постсоциалистические, Украина в том числе, - нет?

Ответы, думается, следует искать в приложимости и применимости общеизвестных моделей и рецептов к национальной специфике, в органичности и последовательности их применения. Общеизвестно, что модель польских «шокотерапевтов» оказалась приложимой к Польше не в последнюю очередь потому, что эта страна не успела зайти столь далеко по пути «социализации». Менее известно, что Польша, получив «шоковый импульс», в дальнейшем занялась отнюдь не «шоковой терапией», исходя из польских особенностей и жизненных реалий.

Китай, на основе тысячелетних традиций и неповторимой китайской специфики, пошел единственно возможным для Китая и вряд ли повторимым для других стран путем «мелких шажков» (вначале отдали землю 800 млн. крестьян в аренду, затем разрешили найм рабочей силы, в том числе и членам компартии, а затем слегка отпустили цены).

А как же быть с эксплуатацией труда капиталом в социалистической стране? - спросите вы. А неважно, какого цвета кошка, - важно, чтобы она ловила мышей, - ответят вам китайские товарищи (в полном соответствии с китайской спецификой).

Заранее предвижу возражение П.Шереметы: «Ну что же, так и будем сидеть со своей «коллективистской идеологией», нежеланием рисковать и почитанием начальства на веки веков?» Ответим: «Нет, не будем, время и объективный ход событий заставят нас менять привычки и меняться самим, хотим мы того или нет». А вот тут соль вопроса - время!

Социальные корни нашего реального бытия сидят глубоко, они крепки и живучи. Нельзя враз, в одночасье переменить «коллективистское» сознание на «индивидуалистское», отрешить от генетического соблюдения «властной дистанции», каленым железом выжечь стремление «избегать риска и неопределенности». И ведь самое главное - это не только невозможно сделать одним махом (и уж тем более «шоком»), но и не следует делать. Т.н. «институциональные» изменения» (под коими понимают социальные нормы, традиции, привычки, стереотипы поведения, формальные и неформальные правила, предпочтения) происходят постепенно, исподволь; методом «проб и ошибок» они пробивают себе дорогу, доказывая (или опровергая) свою состоятельность.

Все без исключения страны успешных реформаций и трансформаций всегда строили свои экономические программы с учетом национальных традиций и национальной специфики, а не вопреки им, и уж тем более, не ломая и не коверкая их «в одночасье». Автору этих строк доводилось анализировать национальные программы развития и возрождения разных стран мира. Хрестоматийным эталоном не только детальной разработки, но и блистательного воплощения в жизнь следует считать Национальную программу развития Японии. Программа вроде бы сугубо экономическая: детально просчитаны параметры экономического роста Японии, ее ресурсы и возможности. Но самое главное - все экономические проблемы рассмотрены под углом зрения перспектив изменения традиционного «японского стиля жизни», систем ценностей, предпочтений и сознания людей с особенным выделением того фундаментального и глубоко национального, что никаким изменениям не подлежит и подлежать не может.

Да, сильны и живучи в нас «патерналистские настроения и ожидания». Так используем эту национальную черту для решения наших сугубо «украинских проблем» на пользу все еще «коллективистского» народа. Да, имеется в нашей ментальности такая черта, как «природна обережність та поміркованість», что означает пресловутое стремление «избегать риска и неопределенности». Так используйте ее, эту черту, во благо народа в целом, и каждому соотечественнику в отдельности. Но ведь каждое очередное реформаторское правительство на протяжении десятка лет «перевоспитывает» своих сограждан: осторожный и рассудительный человек пытается обезопасить себя и свою семью от риска, собирая деньги на старость или болезнь, а родное правительство одним «шоковым ударом» лишает его всех сбережений; он со своим «патернализмом», привыкший свято верить родному государству, покупает под гарантии правительства денежно-вещевые облигации, а его лишают и денег и вещей.

Но позвольте - в такие «игры» не играют нигде в мире, так не поступает ни один, даже самый отъявленный картежный шулер. Вот здесь, именно здесь находятся корни всех наших провалов - и несбывшихся надежд, и «неидущих реформ».

Да, народ наш терпелив и рассудочен, осторожен, трудолюбив и настойчив, он все еще верит обещаниям, но нельзя же эту веру испытывать бесконечно.

Экономика недоверия и абсурда

Нет нужды доказывать, что народ, окрыленный мечтой и верящий в идеалы, может горы своротить. Справедливо и обратное утверждение - изуверившийся народ превращается в массу безвольных, апатичных и безразличных людей. И в этом смысле едва ли не самым тревожным социальным последствием затянувшихся реформ является всеобщее неверие, недоверие и даже безверие.

Страшными являются результаты социологических опросов, когда люди на вопрос «Кто сегодня враги народа, где их искать?» - отвечали в 15% случаев - «в криминале», еще в 15% - «в бизнесе», а 70% - «во власти». Последняя цифра прямо указывает на полную потерю доверия ко всем и всяческим властям независимо от их политической принадлежности. При таком состоянии умов и общественного сознания дискредитация властей ведет к дискредитации цели, а также ко всем и всяческим реформациям и трансформациям. Те, кто верил, что с исчезновением партократии жизнь наладится, сегодня не верит и их оппонентам - демократам.

Можно смело утверждать, что глубинным источником нашей виртуальной экономики является всеобщее неверие и недоверие, элементарная нечестность.

Да и как людям верить властям, которые годами задерживая (либо вообще не выплачивая) зарплату, пытаются взимать налоги с «начисленных сумм», затем, ничтоже сумняшеся, с многолетней задержкой «погашают задолженность» и вновь требуют включить ее в декларацию о доходах. Не нужно быть большим экономистом, чтобы знать, что деньги, взятые в долг (а невыплаченная зарплата - это принудительный кредит), в 1996 году и возвращенные в 1999-м, требуют пересчета с учетом инфляционного процента, процента за пользование кредитом, а также возмещения «утраченной выгоды» (в 1996 году я мог купить кожаные туфли, а в 1999 г. - резиновые галоши).

А так называемые «застывшие зарплаты» или «нормативы налогообложения»? Неужто нужен специальный закон, что в стране с девальвируемой гривней не может быть «замороженных зарплат»? А налоговым службам невдомек, что норматив в 1020 грн. для «прогрессивного» обложения марта 1996 года должен быть пересчитан в марте 1999-го с двух-трехкратным коэффициентом?

В этой обстановке недоверия становится легко объяснимым «всеобщий кризис неплатежей», когда никто никому не платит, никто никого не празднует, и никто никого не боится. И тогда нетрудно объяснить поведение «бизнесменов», которые ловчат, прячутся в «тень», проводят бартерные операции, уклоняются от налогов, подкупают судей и следователей и делают еще много чего. Так рождается экономика недоверия, она же - абсурда.

«ЗН» и ее авторы глубоко анализируют наши беды и проблемы. Среди причин наших квазирыночных отношений называют и слабую законодательную базу для реформ, их некомплексность, а главное - незавершенность реформирования отношений собственности. Авторы отмечают, что «неформальная приватизация» порождает «псевдособственников». А под ними понимают лиц, которые, не имея юридических прав собственности, умудряются использовать имущество в личных целях и получать немалые доходы. Прослеживая корни этого удивительного «сословия», изобличив его антинародное, антисоциальное поведение, авторы совершенно неожиданно предлагают... их легализацию и легитимацию. Предлагается законодательно передать им те пакеты акций, которые ныне лишь формально находятся в их руках, «с последующей денежной и даже льготной приватизацией» указанными лицами. По замыслу, «полный» собственник начнет рачительно хозяйствовать, «корпоративно управлять», возвратит ранее награбленное из-за границы, будет инвестировать, создавать рабочие места, станет регулярно платить зарплату рабочим и служащим, а налоги - государству.

Вполне разделяя позиции своих коллег, в этом месте не могу удержаться от эмоций: «Ой ли!», «Неужто начнут хозяйствовать, экономить и платить?»

А если без эмоций, то вся мировая практика свидетельствует, что законодательная легитимация, а попросту «законодательное назначение» в «полные собственники», еще никогда, никого и нигде не делала реальным (а не виртуальным!) предпринимателем, менеджером или капиталистом.

С позиций сегодняшних «власть предержащим» необходимо осознать, наконец, свою ответственность перед народом и перестать врать. Реформы, рынок, экономику нельзя имитировать и «виртуализировать» - они либо есть, либо - их нет.

С той же непреложностью статусом и направленностью «социальных» следует наделять все и всяческие реформации и трансформации. Немалый на сегодня опыт разных стран мира показал, что «реформы для социума» - идут, а все «асоциальные» и «антисоциальные» - либо «лежат», либо «стоят».