ПРИЗРАК СОКРАЩЕНИЯ РАБОЧЕЙ НЕДЕЛИ БРОДИТ ПО ЕВРОПЕ

Все смешалось в мировой экономике. Капиталисты, которым классиками марксизма-ленинизма предназначено было эксплуатировать наемных рабочих до последней капли пота, вдруг стали заключать с ними (рабочими) джентльменские соглашения: мол, вы трудитесь меньше, а платить мы вам будем - нет, не больше, а столько же. Как ни странно, рабочие сильно отнекиваться не стали. И жалеть им о своей покладистости пока еще не пришлось. Но самое удивительное, что в прямом выигрыше оказались и ушлые капиталисты. По крайней мере, во Франции, где полтора года тому назад был издан указ о переходе на 35-часовую рабочую неделю с сохранением прежнего уровня заработной платы.

Такую мудреную схему борьбы с безработицей придумали советники Лионеля Жоспена в ходе его борьбы за должность премьер-министра, и именно эта программа позволила победителю объединить под своими знаменами социалистов, коммунистов и местами «зеленых». Предполагалось, что сокращение продолжительности рабочей недели создаст как минимум миллион рабочих мест для трехмиллионной армии французских безработных. Оппоненты данной программы утверждали, что в результате французские товары потеряют свою конкурентоспособность из-за большей доли в цене стоимости рабочей силы, а, значит, пострадает и вся экономика страны, и это вряд ли пойдет на пользу тем же самым безработным. Однако сейчас уже можно сказать, что не оправдались ожидания ни тех, ни других. Почему - попытаемся разобраться на примере компании Бейер.

Семье Бейер принадлежит небольшой заводик по переработке сельскохозяйственной продукции, расположенный в Эльзасе. До недавнего времени здесь трудилось 18 рабочих, проводя на своих рабочих местах по 39 часов в неделю. Предложенный им переход на 35-часовую рабочую неделю рабочие встретили с радостью. А вот работодатели решили простым сокращением продолжительности рабочей недели не ограничиваться, а произвести полную реорганизацию труда. В результате рабочих разбили на две смены, завод вместо 8 часов в день стал работать по 12 часов, выпуск продукции увеличился на 30 процентов, и обошлось все это всего лишь в два дополнительных рабочих места.

Как считает Эммануэль Ферри, аналитик из Banque Nationale de Paris, сокращение рабочей недели предоставило стране великолепную возможность модернизировать всю систему организации труда на предприятиях, существенно повысив его производительность и гибкость системы в целом. Хотя уровень безработицы пока еще не обнаружил тенденцию к снижению, вся французская экономика заметно оживилась, а прогнозы на ближайшее будущее вызывают еще больше оптимизма. А ведь еще пару месяцев назад против этой политики активно протестовали как профсоюзы, так и предприниматели. Да и опрос общественного мнения показал, что только 10 процентов французов верят в то, что сокращение рабочей недели действительно способно принести хоть какие-то выводы. Большинство же пребывало в уверенности, что их интересы в конечном счете окажутся ущемленными - то ли за счет замораживания заработной платы, то ли каким-то другим образом.

Филипп Бейер, который с недавних пор стал ярым защитником нового порядка, считает, что французы стали просто чрезвычайно консервативными. И это неудивительно для страны, в которой за последние 30 лет не происходило никаких существенных изменений ни в укладе жизни, ни в организации труда. «Положение о переходе на 35-часовую рабочую неделю было политическим решением, - прокомментировал ситуацию представитель министерства финансов. - Однако сейчас оно создает предпосылки для экономического ускорения. До этих пор ничего нельзя было сдвинуть с места. А теперь все встрепенулись и задумались над тем, как у них идут дела. Люди стали больше думать, больше говорить, более творчески относиться к выполнению стоящих перед ними задач».

На сегодня лишь около одного процента всех компаний перешло на 35-часовую рабочую неделю. По закону же все компании, имеющие от 20 и более наемных рабочих, должны перейти на новый режим труда до 2002 года. Только за прошлый месяц французский парламент принял более 100 дополнений и разъяснений к закону, детально проработав все аспекты роли государства в проведении реформы. В частности, двум новым рабочим Филиппа Бейера государство в течение первого года будет выплачивать 90 процентов их зарплаты. В следующем году государство возьмет на себя уже лишь 70 процентов, а еще через год - 50 процентов заработной платы. Столь щедрое участие государства в выплате зарплаты сотрудникам частных предприятий неразрывно связано и с самыми высокими отчислениями от ее, как мы бы сказали, фонда. Во Франции эти отчисления достигают 45 процентов, что существенно превышает показатели остальных стран. Вполне возможно, что реформирование рынка труда, начавшееся с перехода на 35-часовую рабочую неделю, сделает возможным и пересмотр социальной политики в сторону повышения конкурентоспособности французской экономики.

Сторонникам нового закона очень хотелось бы приписать некоторое улучшение экономической ситуации в стране именно первым результатам действия закона, однако даже они понимают, что это пока преждевременно. А ведь Франция вовсе не относится к странам, гже на рабочем месте проводят слишком много времени. Так, например, при 40-часовой рабочей неделе и двухнедельном отпуске на одного рабочего в год должно приходиться в среднем по 2 тыс. часов. Однако во Франции этот показатель составляет 1 656 часов, и уровень безработицы при этом составляет 11 процентов. Максимальное же трудолюбие при минимальном уровне безработицы демонстрируют в Соединенных Штатах - соответственно 1 966 часов и 4,3 процента. В Японии эти показатели соответственно равны 1 889 часам и 4,9 процента, а в Великобритании - 1 731 и 5,9. И только немцы, как оказалось, трудятся несколько меньше французов, и при этом уровень безработицы у них тоже ниже французского - их показатели равны 1 574 часам и 9,1 процента.

При этом, как ни странно, прямой зависимости между уровнем безработицы и стоимостью одного рабочего часа или процентом отчислений от заработной платы установить не удается. Да и темпы роста ВВП с этими показателями как-то не очень соотносятся. Поэтому французский эксперимент может существенно обогатить представления экономистов о теории и практике определения стоимости рабочего времени.