Плавающий хвост привязанного юаня

Несмотря на упорные многолетние попытки убедить Пекин в необходимости ревальвации национальной валюты, соответствующее решение, принятое Народным банком Китая в июльский четверг, многих финансистов застало врасплох — совсем как снег в декабре оказывается полнейшей неожиданностью для наших доблестных коммунальных служб. В заголовках мировых СМИ даже запестрели выражения «китайский шок» и «китайский сюрприз». Что, впрочем, не помешало агентству Standart&Poor’s назвать этот шаг самым ожидаемым за последние два года событием на международном финансовом рынке. Более того, S&P, буквально накануне ревальвации повысившее долгосрочный рейтинг КНР с ВВВ+ до А-, пообещало повысить его еще дальше. Тем не менее валютные, сырьевые и фондовые рынки дружно дрогнули и заставили аналитиков в массовом порядке схватиться за ручки, калькуляторы, карты и джезвы в попытке угадать возможные варианты дальнейшего развития событий.

Естественно, самые дотошные из них (например, эксперты журнала The Economist) для начала решили разобраться, а что же именно произошло. Заявление НБК, выполняющего в Китае роль центробанка, было по-западному лаконичным и по-восточному маловразумительным. Юань, который с 1994 года был жестко привязан к доллару (по курсу 8,277:1), наконец-то обрел долгожданную свободу. Правда, только от американского доллара, «привязка» к которому заменялась привязкой к корзине валют. Более того, в течение первого дня китайской валюте разрешалось «управляемое плавание» в пределах 0,3-процентного отклонения от официального курса, установленного накануне. Первый такой «новый» курс был установлен (в пересчете на все тот же доллар) на отметке 8,11:1, что означало укрепление юаня по отношению к американским «тугрикам» на 2,1 процента.

Возможно, к следующему выпуску британского еженедельника, который выходит по четвергам, журналистам удастся выяснить, из каких мировых валют состоит «китайская корзина» и каков механизм формирования официального курса юаня. Пока же известно лишь о причастности к этому процессу евро и японской иены, зато предел отклонения самого официального курса от предыдущего пока остается полной загадкой. Если ему тоже позволено колебаться в пределах 0,3 процента от предыдущего, то это означает возможность плавной ревальвации юаня в течение месяца на 6,5—7% в месяц. В этом случае можно говорить уже не только о символическом значении решения китайских финансовых властей.

А пока что, конечно, символичного во всей этой истории гораздо больше. В 1994 году, на момент «привязки» юаня к доллару, США против такого шага ничего не имели: в нем они видели даже очередное подтверждение своей экономической мощи. Однако после того, как доллар начал свое головокружительное падение — а вслед за ним полетел и «привязанный» к нему юань — лидеры Америки и Западной Европы начали говорить, что такое «неадекватное» удешевление юаня дает «несправедливое» преимущество китайскому экспорту.

По поводу того, на сколько именно китайский юань занижен по отношению к американскому доллару сейчас, в экономической прессе можно встретить самые различные точки зрения. Некоторые эксперты (высчитывающие эту величину при помощи паритета покупательной способности) говорят о 40%, а другие, опирающиеся на индекс BigMac, называют 57%. Однако и в том, и в другом случае основной довод в пользу ревальвации китайского юаня сводится к огромному торговому дефициту США, вызванному якобы именно «коварством» дешевой китайской волюты. Журналистам того же The Economist уже надоело повторять, что на торговлю США с Китаем приходится менее 2% от общего оборота, так что от двухпроцентной ревальвации юаня Вашингтон выиграет разве что психологически. Но за это преимущество ему, скорее всего, придется расплачиваться уступками по тайваньской проблеме. Именно поэтому большинство аналитиков ожидало ревальвацию юаня не ранее августа, поближе к сентябрьскому визиту в США президента КНР Ху Цзинь-Тао.

Примечательно, но китайская экономика от ревальвации юаня, предпринятой как бы «под давлением США», может выиграть гораздо больше. Попытки затормозить рост национального ВВП, который, несмотря на все усилия Пекина, упорно стремится к 10% в год, пока особого эффекта не возымели. Возможно, китайскому руководству нужно было бы поставить перед собой цель удвоения ВВП в ближайшие сколько-то там лет, и необходимость в торможении сразу же отпала бы. А так, несмотря на лимитирование кредитов на строительство и на производство цемента и стали, китайская экономика выдала очередные 9,5% прироста за второй квартал нынешнего года — более чем на процент выше расчетного, на 0,1% выше показателя первого квартала и значительно выше желаемых семи. А тут еще и недоверчивые британские журналисты утверждают, что официальной китайской статистике слишком доверять не стоит: в периоды спада Пекин якобы имеет тенденцию завышать экономические показатели, а в периоды перегрева — занижать. Так что даже выводя сейчас на бумаге пока еще однозначные показатели прироста китайской экономики, в уме нужно, по их мнению, иметь процентов 12.

Впрочем, масштабы нынешней ревальвации китайского юаня также несильно тормознут темпы роста его ВВП. По оценкам Азиатского банка развития, этот шаг способен замедлить рост китайской экономики в 2006 году в среднем на четверть процентного пункта, максимум — на 0,5%. С другой стороны, даже этот скромный прогноз имеет все шансы оказаться чересчур оптимистичным. Ведь основная ставка в данном случае делается на удорожание экспорта, что скажется на конкурентоспособности китайских товаров. Зато импорт при этом должен подешеветь, что, в свою очередь, еще больше подстегнет неутомимых и неисчислимых китайских тружеников, стремящихся «обуть и одеть» весь земной шар.

Первые рыночные результаты ревальвации, уже успевшие получить характеристику «эмоциональных», продемонстрировали прогнозируемое падение доллара и рост цен на нефть. Впрочем, весьма незначительные — в среднем в пределах все тех же 2%. Более того, под влиянием более значимой финансовой информации — о состоянии американской и немецкой экономик, а также об очередном повышении процентной ставки в США — эти показатели остались вполне в пределах среднемесячных значений.

В процессе ожидания ревальвации юаня сформировался еще один фактор экономического давления на эту валюту — спекулятивный иностранный капитал. В июне валютные резервы Китая достигли 711 млрд. долл., за год увеличившись на 51%. Специалисты уверены, что это большей частью вызвано краткосрочным притоком капитала. И, несмотря на наличие в Китае строгого законодательства, позволяющего держать под контролем спекулятивные инвестиции, эксперты признают некоторую вероятность того, что под давлением этого капитала юань, отпущенный в свободное плавание, не только не укрепится, но и рухнет. А это уже будет не совсем то, чего ждут от Пекина как сами китайцы, так и представители мировой общественности.

Буквально через час после «освобождения» юаня последовало заявление малайзийского правительства, решившегося на аналогичные меры в отношении своего ринггита. Правительство Сингапура также выразило готовность последовать этим же путем в ближайшее время. А затем началась настоящая чехарда вокруг заявлений высших китайских чиновников в отношении того, следует ли ожидать в ближайшее время дальнейшего укрепления юаня.

«Нет!» — твердо заявили на сайте НБК, прокомментировав сделанные ранее заявления высоких китайских чинов о том, что нынешняя мера — лишь первый шаг в заданном направлении. Дескать, дальнейшие шаги в этом направлении будут означать вовсе не дальнейшую ревальвацию китайской валюты, а укрепление всей финансовой системы Китая.

Вот только практически все англоязычные ссылки на это заявление содержат напоминание о словах главы Центробанка Китая о том, что никаких изменений в курсе не стоит ждать еще по крайней мере до конца августа. Сказано это было за несколько дней до судьбоносного 21 июля…