ОДИНОКИЙ, КАК ПИРАМИДА…

Экономика Египта: следуя аргентинским курсом

Египтян весьма позабавила карикатура, помещенная на первой полосе одного из местных еженедельников. На ней был изображен премьер Египта Атеф Эбейд, вскочивший с постели с полными ужаса глазами. Обхватив руками голову, он произносит: «Мне только что приснилось, что я — президент Аргентины!».

Египет — это не Аргентина. Его народ не склонен к массовым беспорядкам, а правительство не собирается отказываться от своего довольно скромного внешнего долга. Однако сейчас точно также, как и тяжело больной латиноамериканский гигант, самая густонаселенная в мире арабская страна неотвратимо приближается к экономическому хаосу.

Заслуженно получивший в середине 90-х годов прозвище «нильского тигра», Египет сегодня походит больше на беззубого крокодила. Результатом падения курса национальной валюты, а также резкого снижения стоимости акций и цен на недвижимость стало почти двукратное уменьшение национального богатства страны за последние три года. Бегство капитала вместе с безуспешными попытками удержания курса местного фунта на три четверти сократило зарубежные нетто-активы (стоимость капитала по рыночной цене) в египетской экономике. По неофициальным источникам, безработица в стране пирамид в настоящее время достигает 20 процентов, и эта цифра продолжает расти. При этом частные фирмы постоянно уменьшают фонды оплаты труда, а в борьбу за рабочие места ежегодно вступают более 800 тыс. египтян.

По официальной статистике, дела не так уж и плохи. Правительственные источники сообщают о замедлении роста валового национального продукта с впечатляющих шести процентов в 2000 году до все еще неплохого показателя в 4,9% в 2001-м. Однако независимые эксперты сомневаются в истинности этих цифр. По их оценкам, ВНП в 2001 году вырос не более чем на три процента, тенденция по замедлению темпов его роста будет наблюдаться и в текущем году. К тому же независимые экономисты подозревают, что в правительственных сводках бюджетный дефицит страны, возможно, занижен процентов на пятьдесят. Они также утверждают, что правительство скрывает реальную цифру безнадежных банковских долгов, которая уже приближается к угрожающему показателю. Возникла же она вследствие непрозрачности деятельности государственных структур, все еще доминирующих в банковской структуре Египта.

Эти тенденции не являются для страны чем-то новым, однако трагические события 11 сентября и их последствия значительно усугубили ситуацию. Источники валютных поступлений в египетскую экономику можно пересчитать по пальцам — это реализация на внешнем рынке нефти, доходы от туризма, пошлина за проход иностранных судов через Суэцкий канал, денежные переводы иммигрантов на родину (давно уже превратившиеся в отдельную статью платёжного баланса страны) и зарубежная помощь. Туризм, принесший в 2001 году египетскому правительству рекордные 4,3 млрд. долларов, после террористической атаки на нью-йоркский Всемирный торговый центр пострадал более всего. В октябре прошлого года число желающих посетить Египет сократилось вдвое, и даже сейчас, в традиционно доходный зимний период, туристические агентства массово получают отказы от ранее зарезервированных туров. Доходы от продажи нефти также сократились на треть, и несмотря на то, что в Египте недавно были открыты новые крупные месторождения газа, прибыльными они смогут стать лишь при условии долгосрочных инвестиций в их развитие.

Подобные потрясения египетская экономика уже переживала ранее и успешно противостояла им. Война в Персидском заливе 1991 года также нанесла урон индустрии туризма, однако это было компенсировано списанием двух третей внешнего долга страны ее иностранными кредиторами. Эти действия наряду с последующей реализацией программы экономических реформ под эгидой МВФ, сменившей десятилетия движения страны по пути социализма, стали главной причиной инвестиционного бума. Как результат, в Египет вернулись как минимум 60 млрд. долларов в качестве инвестиций зажиточных репатриантов, решившихся перевести свои сбережения на родину. Эти финансовые вливания помогли Каиру пережить как последствия азиатского экономического кризиса 1997 года, так и кровавые террористические акты в Луксоре, из-за которых был сорван туристический сезон 1998 года. Однако вышеперечисленные положительные факторы оказались перечеркнуты годами медленного, но неуклонного экономического спада.

Подобно Аргентине, Египет решил поддержать свои реформы твердостью национальной валюты, намертво привязав ее к американскому доллару и укрепив за счет высоких процентных ставок. Это, разумеется, вернуло доверие инвесторов к местному фунту, однако рост стоимости доллара неизбежно приводил к росту цены египетского экспорта, делая его неконкурентоспособным. Деньги расходовались на приобретение недвижимости и на потребление; при этом инвесторы отказывались вкладывать средства в развитие производства. Правительство же своими действиями только усилило тенденцию. Оно продавало частным собственникам огромные участки земли и направляло значительную часть налоговых поступлений на реализацию дорогостоящих проектов по рекультивации и мелиорации пустыни. За последнее десятилетие удельная часть Египта в мировой торговле, будучи и без того достаточно скромной, сократилась еще на 20 процентов. Одновременно часть промышленных изделий в его общем экспорте снизилась на четверть. Результат не заставил себя ждать. На сегодняшний день главная часть материального богатства страны представляет собой множество обесцененных строительных площадок, долгостроев и полупустых туристических «городков».

Однако причина нынешнего экономического недомогания Египта кроется не только в ошибочном выборе инвестиционных целей. Десяти лет либерализации оказалось слишком мало, чтобы искоренить инстинкты, прививаемые египетскому народу на протяжении пятидесятилетнего периода однопартийного руководства. Несмотря на то, что часть государственных фондов на заре реформ была успешно продана, приватизация впоследствии была приостановлена из-за резкого роста безработицы, а также под влиянием «групп с особыми интересами» — корпораций, добивающихся для себя особых привилегий в этом процессе. Поэтому напуганные инвесторы не проявляют в настоящее время достаточного энтузиазма к поступившим предложениям приватизировать таких монополистов на египетском рынке, как телекоммуникационные и энергетические компании. Поэтому крупнейшие отрасли египетской промышленности, содержащие на государственном финансировании более 300 тыс. человек, вынуждены бороться со своими проблемами в одиночку.

Доверие потенциальных инвесторов подрывает и непоследовательность руководства страны. Ощущая нехватку валютных средств в ноябре прошлого года, правительство неожиданно ввело жесткий контроль над импортом. Это вызвало панику на черном рынке, где египетский фунт и начал свое стремительное падение. Ситуацию удалось спасти только после отмены чрезвычайных правительственных мер. Последовавшее снижение национальной валюты на 8 процентов было воспринято местными экспортерами с облегчением. Однако после этих событий центральный банк отозвал лицензии у обменных пунктов, установивших заниженный курс фунта, продемонстрировав этим свое намерение и в дальнейшем проводить жесткую монетарную политику…

Египет является густонаселенной и бедной страной, где средний доход на душу населения составляет лишь малую часть аргентинского. Да и соседи у египтян имеют значительно более буйный нрав, чем у аргентинцев. Однако так же, как и Аргентина, страна богата ископаемыми ресурсами. Здесь значительно более низкий внешний долг и настолько важное геополитическое положение, что богатые государства всегда приходили Каиру на помощь. Но сейчас он оказался одиноким. И по мнению местных бизнесменов, основополагающей причиной этого является политическая система страны, не сумевшая поставить талантливую личность на то место, где сегодня она нужнее всего, — к штурвалу управления государством.

По материалам журнала
The Economist