Накопившиеся в отношении положения дел в Ощадбанке вопросы «ЗН» адресовало его председателю правления Анатолию Гулею. Ответы вылились в целое интервью, которое мы предлагаем вниманию наших читателей.
— Анатолий Иванович, считаете ли вы средства, заложенные в бюджете на увеличение уставного капитала Ощадбанка, достаточными для обеспечения его надлежащего развития?
— В нынешнем варианте бюджета на эти цели предусмотрено 200 млн. грн., причем согласно бюджетной росписи они должны быть выделены до конца второго квартала. Поэтому мы надеемся до 1 июля эти двести миллионов получить.
Если говорить об адекватном развитии Ощадбанка по отношению к темпам роста всей банковской системы, то, конечно, мы идем с опозданием. Капитализация всей банковской системы растет приблизительно в три раза быстрее, чем капитализация государственных банков. Как известно, на одном из последних заседаний совета Национального банка этот вопрос рассматривался, и я абсолютно поддерживаю заявленную позицию о том, что наша общая с Укрэксимбанком доля рынка должна быть увеличена хотя бы до 20—30%, тогда как на сегодняшний день она составляет около 8%.
«А сколько же денег на увеличение уставников вам нужно, чтобы чувствовать себя более-менее комфортно и уверенно?» — спрашивали представителей госбанков на недавнем совещании. Мы назвали цифру — по 500 млн. грн. Это — плюс к тому, что уже заложено в нынешнем бюджете. И только для того, чтобы хотя бы идти в ногу с капитализацией всей банковской системы, т.е. не наращивать, а только поддерживать наши нынешние рыночные позиции.
Но все, о чем мы говорили выше, пока только пожелания. А есть суровая действительность, при которой наши конкуренты быстро развиваются, делая миллиардные вливания в капитал. Поэтому если мы хотим получить 20—30% рынка, необходимо в корне менять подходы.
— Но ведь в данном конкретном случае решение совета НБУ для Кабмина может носить только рекомендательный характер...
— По моей информации, эта позиция Национального банка поддерживается Кабинетом министров, и в Минфине проводятся сейчас консультации, чтобы по возможности увеличить суммы на капитализацию Ощадбанка и Укрэксимбанка. Все зависит от того, какие в конечном итоге будут внесены изменения в бюджет.
— До нас доходила несколько другая информация: мол, поскольку финансированию госпрограмм в Минфине отводится далеко не приоритетное место, то и госбанки, через которые эти программы должны финансироваться, могут не получить даже уже причитающихся им в бюджете сумм. Какое уж тут увеличение…
— В первом полугодии Ощадбанк обеспечил выполнение первого этапа одной из важнейших социальных программ нынешнего правительства — выплату компенсаций утраченных сбережений вкладчиков Сбербанка СССР, которая финансировалась практически безупречно. Поэтому если наши взаимоотношения с правительством — это партнерство, то как минимум 200 млн. грн. мы получим. Если же этого не произойдет, то взаимоотношения необходимо будет квалифицировать как-то по-иному. Как какой-то другой, значительно менее адекватный вид сотрудничества…
Помимо обеспечения социальных выплат, мы закрываем, например, и такой важный для государства фронт работ, как энергетика. По нашим расчетам, чтобы вывести этот сектор на качественно новый уровень, нам необходим только для этих целей минимум
1 млрд. грн. капитала. В таком случае мы смогли бы предложить значительно более выгодные условия кредитования энергетиков и газовщиков, чем любой другой коммерческий банк. Но если в этом вопросе нет понимания, значит, нужно продолжать консультации.
— От кого зависит решение в принципе?
— От Верховной Рады. Ведь как бюджетный процесс происходит? Сначала Минфин дает свои предложения, уже значительно урезав наши запросы. Потом еще депутаты нашу строку делят пополам, если вообще не вычеркивают. Хорошо, если половина в самом конце года финансируется.
— Есть мнение, что эту проблему проще всего решить, хотя бы частично приватизировав госбанки, но этому вдруг резко воспротивился президент. А вы какого мнения на сей счет?
— Моя позиция очень проста. Государство должно всего-навсего определиться: если оно не может или не хочет капитализировать банк — пусть продает, и этой проблемой займется новый собственник. Если же хочет и может, то пусть даст деньги, и мы во всем ему поможем.
В целом же мне сложно понять, зачем продавать успешный и прибыльный бизнес. Наши последние результаты показали, что менеджмент в Ощадном банке достаточно эффективен. И рентабельность того капитала, который мы получаем и который сегодня работает, достаточно высока — более 30%.
Назовите мне еще одно настолько же успешное госпредприятие, которое дает такую доходность. Я считаю, что это отличные инвестиции в очень хороший и перспективный сектор.
— Раз уж разговор пошел о результатах работы, то как вы оцениваете показатели Ощадбанка за первый квартал? Вас не смущает сокращение рыночной доли и снижение с 7-го на 9-е место в банковском рейтинге по активам?
— Здесь придется немного отвлечься. Хочу напомнить, что еще с октября прошлого года стал очевиден затяжной характер финансового кризиса на мировых рынках. С учетом значительно возросшей в последние годы зависимости украинского финансового рынка от внешних заимствований стало очевидно и то, что последствия кризиса будут самым непосредственным образом сказываться и в Украине. Поэтому еще в конце прошлого года мы оказались перед дилеммой — бороться за удержание рыночных позиций или главное внимание все-таки уделить обеспечению необходимой доходности и ликвидности банка. В качестве приоритета мы выбрали второй путь.
Время показало, что мы были правы. Ведь если бы стремились любой ценой нарастить активы, то весной оказались бы в патовой ситуации, поскольку имеющейся ликвидности нам бы явно не хватило. А так, когда в марте, апреле и мае практически все крупнейшие банки страдали от жесткой нехватки ресурсов, мы чувствовали себя достаточно комфортно.
Через несколько месяцев, в октябре-ноябре, когда проблемы с ликвидностью будут позади, мы сможем спокойно вернуться к вопросу наращивания активов.
— Да, но к тому времени, коль уж мы заговорили о нынешних проблемах первой десятки крупнейших банков, Ощадбанка может уже не быть в их числе…
— Вы еще оптимист. По моим расчетам, мы можем вылететь из первой десятки уже по результатам этого квартала, по состоянию на 1 июля.
— Вас это не расстраивает?
— В нынешней ситуации меня в наибольшей степени интересует не вопрос увеличения валовых показателей по активам, а вопрос их качества, поскольку в нынешнем приросте кредитных портфелей банков первой десятки присутствует довольно значительная доля проблемной задолженности. И когда в конце года придется ее списывать за счет прибыли, еще непонятно, кто в этой десятке в конечном итоге окажется.
На сегодняшний день в Ощадбанке уровень проблемных активов контролируем и достаточно невысок.
— И какой он, если не секрет? Конкретную цифру не назовете?
— Конечно, не назову. Хотя бы потому, что после того, как я это сделаю, мир вокруг меня сразу разделится на две части. Одни будут говорить, что это — мало, и банк мог бы расти агрессивнее, другие — что это очень много. Но в любом случае — надо срочно снимать председателя. Так зачем лишний раз давать повод для раздувания скандалов вокруг банка, который и так слишком часто становился заложником политических противостояний?
— А не было ли одной из главных причин потери рыночных позиций Ощадбанка в первом квартале то обстоятельство, что пока другие банки занимались своим непосредственным бизнесом, сотрудники Ощадбанка воевали на компенсационном фронте?
— Вовсе нет, поскольку мы смогли разграничить работу по регистрации и выплате компенсаций и основную операционную деятельность. И если в первые месяцы на плечи наших сотрудников легла действительно гигантская нагрузка, то сейчас уже все давно успокоилось и ситуация вошла в нормальный режим, очереди исчезли, и все закончилось.
Сейчас мы ждем, что получим от Министерства финансов компенсацию за эту работу. А значит, банк получит дополнительные доходы.
— В отношении процесса выплат вы употребили очень правильную фразу: «Все закончилось». Шумиха действительно утихла: шесть миллиардов почти потрачены, как выплаты, так и регистрация фактически остановлены… Громко и эффектно начали, дел наделали и что? Проблема-то осталась, и она отнюдь не приблизилась к своему решению.
— Почему? Вовсе нет, мы двигаемся дальше — все работает. Преимущество этой программы в том, что хотя все думают, что она закончилась, она продолжает существовать как отдельный живой организм. Люди приходят, регистрируются, кто-то приезжает, кто-то уезжает, кто-то оформляет наследство или дает доверенность. Ключевой шаг мы сделали — начали процесс инвентаризации и сверки с гражданами. Десять миллионов человек у нас уже в реестре. Это значит, что они в любом случае получат свои деньги — пусть не в этом году, так в следующем.
На сегодняшний день около 6 млн. человек уже получили деньги. Финансирование идет регулярно, по сто миллионов каждые восемь дней мы получаем.
— Это совсем не те объемы, которые были вначале. И как только 6 млрд. иссякнут, финансирование живыми деньгами окончательно прекратится, поскольку приватизационные источники не оправдывают надежд.
— Да, но в ближайшем будущем должны быть внесены изменения в бюджет, будут определены новые источники финансирования и оно будет продолжено. Эту машину остановить уже нельзя.
— Ладно, с компенсациями — это, по большому счету, не к вам вопрос. А почему не состоялось запланированное на 4 июня заседание набсовета Ощадбанка?
— Тот перечень вопросов, которые все члены набсовета сообща порекомендовали включить в повестку дня, составил пакет в 325 страниц. Их физически невозможно обработать даже за десять дней. Поэтому глава набсовета предложил разделить вопросы на отдельные блоки, создать комитеты по отдельным направлениям, отработать сначала в комитетах эти вопросы с правлением. А уже проекты готовых решений выносить на наблюдательный совет.
Но тем не менее на сегодняшний день только один человек от квоты Верховной Рады подал заявку, что готов работать в комитете. И это — очень хороший показатель реальной, а не публично-политической заботы отдельных членов наблюдательного совета о положении дел в банке.
— Кто должен быть ответственен за фактическую неработоспособность набсоветов госбанков в последние полтора года?
— Для нас сейчас важнее не разбираться, кто и в чем виноват, а определиться, что и как делать дальше. На мой взгляд, вопросы по набсоветам госбанков следует разделить на два уровня. Первый — это стратегическое развитие банков, по тем же вопросам капитализации, где действительно нужны серьезные консультации и непосредственное общение между всеми членами НС.
Однако есть второй уровень — это оперативные вопросы, которые требуют быстрого решения, но выходят за пределы компетенции правления банка, относясь к полномочиям его наблюдательного совета. Если в этих вопросах мнения правления и членов НС совпадают, их можно принимать в рабочем порядке. Если же они вызывают дискуссию, нужно создавать комитет, вырабатывать общую позицию, и тоже выводить на утверждение в рабочем порядке.
Это — более дееспособный формат работы. Но, к сожалению, все упирается в позицию отдельных чиновников, которые считают, что необходимо собирать всех 15 членов набсовета в одном помещении — чтобы они голосовали, поднимая руки и глядя друг другу в глаза. Считаю, что при желании в этих вопросах можно быть гибче и искать выходы из ситуации, а не все время превращать внутреннее недопонимание в конфликты, критикуя при этом позиции правления банка.
— А почему оппоненты должны вас поддерживать, если вы, по их словам, например, не выполняете разработанную и утвержденную вашими предшественниками программу развития Ощадбанка?
— А если я вам скажу и в цифрах докажу, что на самом деле та стратегия, которая была разработана и принята моими предшественниками, по всем основным показателям на 1.06.2008 г. сегодня банком даже перевыполняется? И уж поверьте мне пока на слово, это действительно так.
На мой взгляд, подобные обвинения продиктованы далеко не в первую очередь заботой о состоянии дел в банке. Неужели кому-то мало того уровня политизации процессов и конфликтов вокруг него, которые были за последние полгода? На самом деле, для нормального развития Ощадбанку нужны только минимум политического шума вокруг его работы и капитал.
Любой конфликт вокруг банка — это время, потерянное для наращивания его капитализации. В таких случаях не только наносится вред имиджу государственного учреждения. В прошлом году, например, 200 млн. грн. на пополнение капитала, которые нам были обещаны еще в мае, реально пришли и были зачислены в ноябре. Почему — вопрос к чиновникам, которые играют в свои игры: давать — не давать, хотеть — не хотеть и что будет, если дадим или не дадим им деньги.
А потом вы мне задаете вопросы: почему банк теряет рыночные позиции? Все очень просто: его не капитализируют — он теряет. А без капитала чудес в банковском бизнесе не бывает — делать их запрещают инструкции Национального банка.