«Знамя» и госзаказ

Мало кто ориентируется в необъятном, противоречивом и запутанном литпроцессе современной России лучше, чем Сергей Чупринин. Его регулярно приглашают «журить» литературные конкурсы, он координатор «денежной» премии для поэтов «Триумф», член жюри еще нескольких престижных премий. Не так давно Чупринин сосчитал всех писателей страны, издав внушительный двухтомник «Русская литература сегодня»: «Жизнь по понятиям» и «Большой путеводитель».

Сергей Иванович семнадцать лет возглавляет один из главных российских «толстых» журналов «Знамя», застав в его редакции и звездные перестроечные времена, и последующий упадок, общий для подобных журналов всего постсоветского пространства.

— Сергей Иванович, после распада СССР «толстые» литературные журналы и в Украине, и в России катастрофически потеряли тиражи. Однако напечататься в «Знамени» по-прежнему очень престижно. За счет чего держится ваш авторитет?

— Все знают, что лампочка особенно ярко вспыхивает перед тем, как погаснуть. Тиражи «толстых журналов» стали падать после совершенно феерического сумасшедшего подъема. В 1990 году тираж «Знамени» составлял миллион экземпляров. Мы были счастливы абсолютно: ну надо же, какая у нас замечательная страна, какие замечательные читатели, как много людей хотят читать хорошую литературу! В 1991-м все это стало постепенно сыпаться. И теперь тираж нашего журнала — около пяти тысяч экземпляров. То есть падение тиража в двести раз. Означает ли это, что журнал стал менее интересен? Нет. Это означает только то, что в конце 80-х, когда были такие безумные тиражи, люди хотели от нас не литературы, а чего-то другого. Политики, новостей, событий, развлечения и так далее. Теперь с литературными журналами остались только те, кому нужна именно литература, современная литература. Таких людей немного. И мы говорим, что наша аудитория примерно сопоставима с аудиторией камерных оркестров. Собирается сто, двести, триста человек, и этого более чем достаточно.

Журнал когда-то выполнял несколько очень важных ролей. Во-первых, он был чем-то вроде «протопартии». Поскольку партий в СССР не было, то складывались партии сторонников той или иной идеи, высказанной в том или ином журнале. Это ушло: есть партии, есть парламент, есть, наконец, улица, где можно высказывать свое мнение. Мы перестали быть и средством массовой информации, потому что появились нормальные газеты, еженедельники, телевидение, Интернет. Мы называем себя теперь уже учреждением культуры и сообщаем только о том, какие новые вещи, новые произведения у нас даются.

Какие роли остались за литературным журналом в России? Первая — это роль навигатора, или, как мы говорим, подиума высокой литературной моды. Потому что рынок, представленный книжными магазинами или книжными развалами, дает такое огромное количество названий, имен, что в них сложно сориентироваться. Второе: у нас по-прежнему очень тщательный отбор, и поэтому мы считаем, что действительно ставим некий знак литературного качества. Вам может не понравиться вещь, у нас напечатанная, но мы можем гарантировать, что это будет не ниже какой-то квалификационной отметки.

— А как вы сами ориентируетесь в литературном потоке?

— Мы просто принимаем рукописи. Мы ведь не устраиваем конкурсов, никого не приглашаем к себе. Ведем себя так же, как русская православная церковь, которая не занимается миссионерской деятельностью, никого не уговаривает идти в храм, но открыта для каждого, кто хочет в этот храм войти. Вы хотите войти в храм настоящей серьезной литературы — вперед, дверь открыта.

В России журнальная традиция давняя: первым редактором первого литературного журнала была Екатерина Великая. Двести с лишним лет назад! Характерно, что журналы нового поколения, которые возникали в 90-е годы и возникают сейчас, в нулевые, как правило, не выдерживают конкуренции: выходит только пилотный номер или два-три номера — и все.

— Литературным журналам часто закидывают, что они обслуживают ту или иную узкую писательскую тусовку. Так ли это?

— Нет! Разумеется, существует какое-то количество авторов, сотрудничеством с которыми мы гордимся. Скажем, мы гордимся тем, что только у нас печатают свои новые стихи Белла Ахмадуллина и Олег Чухонцев. Мы гордимся, что только с нами сотрудничают несколько широко известных писателей. Но в то же время мы открыты для писателей совершенно новых, я не всегда знаком с человеком, чью повесть или стихотворную подборку мы напечатали.

— Часто ли на ваших страницах происходят яркие литературные дебюты?

— Здесь трудно говорить о последних годах, поскольку я боюсь, что вашим читателям имена писателей, которых мы открыли и в которых видим большой потенциал, вряд ли что-то скажут. Но за те семнадцать лет, что я нахожусь на посту главного редактора, мы, например, открыли читателям Виктора Пелевина. Его первая повесть «ОМОН Ра» пришла к нам самотеком. В мой кабинет вошла дама-редактор отдела прозы и сказала: «Сергей Иванович, вот вещь, которую мы точно ведь не напечатаем, потому что это не литература, а фантастика. Но я знаю, что вы вроде бы любите фантастику, может, почитаете?» Я прочитал, мы, разумеется, тут же ее напечатали, а затем и следующие его произведения: и «Жизнь насекомых», и «Чапаев и пустота»...

Еще как-то в начале 90-х тоже самотеком пришел рассказ совсем молодого тогда человека, он работал учителем немецкого языка в одной из московских школ. Рассказ назывался «Урок каллиграфии». Мы прочли и пришли в восторг, потому что он был действительно безупречно, артистически написан, этот маленький рассказ, в котором не было ничего, кроме прозы: ни сюжета, никаких заманок для читателя — просто очень хорошо написано. Мы спросили этого молодого автора, есть ли у него что-то еще. У него оказался роман. Мы напечатали этот роман, он назывался «Всех ожидает одна ночь», такая стилизация под русскую прозу второй половины ХІХ века, как если бы Гончаров или Тургенев оставили роман, никому не известный. Потом прошло еще несколько лет, этот молодой человек уехал в Швейцарию и прислал нам оттуда роман, который назывался «Взятие Измаила». Этот роман получил Букеровскую премию, и его автор Михаил Шишкин стал широко известен. Потом его роман, тоже напечатанный в «Знамени», «Венерин волос», получил премию «Национальный бестселлер», хотя это очень сложная проза для читателей высокой квалификации. Михаил Шишкин сейчас один из самых известных серьезных писателей в современной России.

— Кстати, вы же член жюри многих литературных премий. Литературная премия в России — это фактор промоушна книги или просто материальная помощь автору?

— В начале 90-х годов мы придумали и начали давать литературные премии своего журнала. Тогда была гиперинфляция на дворе, мы могли себе позволить платить только самые скромные гонорары, и этого гонорара автору часто не хватало, чтобы уехать из редакции домой на такси. Тогда мы придумали премию, чтобы как-то помогать хотя бы немногим нашим авторам. Литературные премии в России начинались именно так: я не могу дать всем, но хотя бы немногим дать могу.

Это время прошло, сейчас я координатор литературной премии поэтов «Триумф», ее лауреатом в этом году стал Олег Чухонцев. Премия большая, ее спонсором является РАО «ЕЭС России», проще сказать — Чубайс, его ж, наверное, знают все в Украине? Довольно много денег — пятьдесят тысяч долларов. Когда мне на пресс-конференции задали вопрос, аналогичный вашему, я ответил: да, я, конечно, очень рад, что лауреат сможет поправить свои финансовые дела, хотя, к сожалению, жизнь в России сейчас так устроена, что за пятьдесят тысяч долларов нельзя себе купить даже однокомнатную квартиру в Москве.

Мне когда-то один старый писатель говорил: «Разве ж можно сейчас заниматься литературой? Ну, выпустите вы книжку, ну, будет успех, ну и что? Вот я, например, получил за свой первый роман Сталинскую премию. Уже через неделю, говорит он, у меня была квартира на улице Горького, дача в Переделкино, машина с шофером и жена — балерина Большого театра!» Вот это, я понимаю, да! А сейчас? Ну, зубы себе починит поэт, пиджак купит, жене сережки...

Это я шучу, разумеется. Поэтому в моих глазах это отнюдь не главное. Литературная премия, конечно, должна быть средством промоушна автора и его книги. С этой задачей литературные премии в России не справляются, потому что рынок устроен по-другому и почти не обращает на них внимания. Хотя вот, скажем, продажи Шишкина начались как раз после Букеровской премии и «Национального бестселлера», такие примеры есть.

Но главная задача литературных премий в другом. Они играют роль указующего перста, который квалифицированным, грамотным читателям — я предпочитаю пользоваться выражением «читающее сословие» — указывает на того или иного автора: смотри, вот этого надо прочесть обязательно.

— Насколько я знаю, «Знамя» долгое время спонсировал Фонд Сороса. Кто вам помогает сейчас и какой, по вашему мнению, должна быть роль государства в поддержке «толстых» журналов?

— В 1991 году начальство ушло. До этого мы печатались в государственной типографии, у нас не было даже своей собственной бухгалтерии, все это делали какие-то другие люди. Прибыль от тех сумасшедших безумных тиражей — если б они были сейчас, то мы все, разумеется, отдыхали бы в Ницце и ездили на «порше»: вообразите, миллион экземпляров! — все это доставалось неизвестно кому, шло в то самое «золото партии».

В 1991 году нас бросили. Вернее, мы сами захотели этого, объявили о своей независимости. С тех пор нашей главной опорой по-прежнему является подписчик. Журнал почти не продается в розницу, к сожалению нашему и некоторой части читателей, — это, как выяснилось, экономически неэффективно и нецелесообразно. Были попытки найти спонсора. Спонсоров в нашей стране ни нам, ни нашим коллегам из других журналов найти не удалось. Нет ни одной российской коммерческой структуры, которая готова была бы поддерживать литературные журналы. Ни одной! Единственным исключением стал американский еврей венгерского происхождения Джордж Сорос, который на протяжении семи лет вел программу бесплатной подписки на литературные журналы для российских библиотек и библиотек СНГ. Иными словами, мы получали деньги не в виде спонсорской помощи, а как оплату того тиража, который отправляли в библиотеки. Такой была эта программа.

Соросу сначала хотелось, чтобы мы научились зарабатывать сами. Довольно быстро выяснилось, что это абсолютно невозможно. Точно так же, как нельзя сделать самоокупаемым камерный или симфонический оркестр. А попытка устраивать варьете силами камерного ансамбля — это плохо и для ансамбля, и для варьете. Поэтому мы никогда не предпринимали попыток сделать наш журнал более привлекательным для рынка. Тогда у Сороса возникла справедливая замечательная мысль: неплохо было бы делить эту поддержку с какими-нибудь российскими институциями, государственными или коммерческими. Государство в лице Министерства культуры согласилось осуществлять эту поддержку и, разумеется, обмануло. То есть обмануло не совсем: Минкульт заказывает нам триста экземпляров журнала для поставки в библиотеки России. Триста экземпляров — это все, чем нам помогает наше государство.

— Вас такая ситуация устраивает? Или ждете от государства чего-то большего?

— Не устраивает. Я полагаю, что литературные журналы играют важную культурную и социальную роль. И мы бы хотели совместно с государством... помните, как у Пастернака, — «труда со всеми сообща и заодно с правопорядком». И я вижу большие возможности в той форме сотрудничества, которую можно описать гадким словом «государственный заказ». Скажем, этот год в России объявлен годом русского языка. Мы весь год вели в журнале дискуссию о русском языке. Нам кажется, мы выполняем те же задачи, которые ставит и государство. Почему бы не объявлять конкурсы, гранты, в осуществлении которых мы могли бы участвовать? Мы понимаем, что было бы глупо просить деньги просто так. Но мы бы хотели участвовать в каких-то государственных программах.

Обычно людей отпугивает слово «госзаказ», они начинают думать, что государство потребует от них чего-то гадкого, плохого, неприятного... Нет. Государство, как правило, по крайней мере публично, хочет только хорошего: укрепления нравственности, семьи, духовности, сохранения традиций, развития инновационных технологий и т.д. Я думаю, что и украинское тоже.