Жизнь после SARS-CoV-2: Средневековье или Ренессанс?

В относительно недавнем прошлом эпидемии были не исключением, а, скорее, нормой в жизни человечества. Да и в наше время, еще до пандемии коронавируса, на улицах Лондона или Нью-Йорка часто приходилось видеть туристов из Азии с масками на лицах. Для большинства из нас это было экзотикой, а для кого-то — поводом посмеяться над странными азиатами. Тем временем еще в 2003 году страны, так сказать, китайского мира — материковый Китай, Гонконг и Тайвань — подверглись первой волне коронавирусной болезни, которая маркируется как SARS-CoV-1. С того времени местное население усвоило привычки, которые помогают ему лучше справляться и во время пандемии SARS-CoV-2. Эти же привычки, вероятно, теперь еще долго будут оставаться и с нами.

В прошлом практически каждое поколение получало свой опыт эпидемии, и иногда не единожды. Часто вспышки инфекции имели длительные политические последствия. Например, во время эпидемии в Афинах в 429 году до Р.Х. умер Перикл. С его смертью начался упадок древнегреческой демократии. Во время так называемой Антониновой чумы (названной в честь императора Антонина Пия), которая продолжалась с 169-го по 194 год, умер «философ на троне» Марк Аврелий (в 180 году). Его смерть, вызванная, скорее всего, оспой, подвела черту под эпохой «пяти добрых императоров». Римский престол унаследовал популист и шоумен Коммод. Чтобы нравиться римской публике, он лично участвовал в популярнейшем шоу своего времени — гладиаторских боях в Колизее. (В скобках следует отметить, что все бои велись по заранее написанному сценарию, но публика об этом не хотела знать). Коммод не только не стал шестым «добрым императором», но и положил конец Pax Romana — «Римскому миру». После него империей овладели упадок и почти беспрерывные гражданские войны, длившиеся более века. Исследователи отмечают, что среди причин римского упадка III века, кроме популизма и некомпетентности императоров, были последствия Антониновой чумы.

В христианское время наиболее полно задокументированной эпидемией стала так называемая чума Юстиниана. Ее первая волна продолжалась все 540-е годы и накрыла собой большей частью восточную Римскую империю, которую мы теперь знаем как Византию, и ее самого ожесточенного врага на востоке — Сасанидскую империю. Она названа именем выдающегося императора Юстиниана, который сам переболел этой чумой и чудом выжил. Юстиниан известен тем, что при его правлении восточная православная Римская империя охватила самую большую в своей истории территорию. Это был пик глобализации периода, который Питер Браун назвал «поздней античностью».

Со времен Антониновой и юстиниановской чумы каждая следующая пандемия сопровождает очередное ускорение процессов глобализации. Не стала исключением и пандемия SARS-CoV-2. В Америке, например, первыми и наибольшими ареалами ее распространения стали наиболее космополитичные города и транспортные хабы, такие как Нью-Йорк с его JFK и Лос-Анджелес с его LAX. Во времена Юстиниана больше всего были поражены аналогичные центры тогдашней глобализации, такие как Александрия (откуда эпидемия стала распространяться по всему Средиземноморью) и Константинополь. Каждый пятый житель столицы Византии тогда погиб от инфекции.

Исследование «Чума и конец античности», изданное Кембриджским университетом в 2007 году, пришло к выводу, что юстиниановская пандемия, которая началась в 540-е годы и продолжалась с разной интенсивностью вплоть до середины VIII века, стала одной из причин трансформации античного общества в средневековое. Средневековье в чем-то было рафинированной версией античности, а во многом — его редукцией. Вследствие такой редукции, в частности, в политических системах того времени усилились тенденции того, что мы теперь называем авторитаризмом и стратификацией — расслоением общества на классы и отдаленные социальные группы.

Та же бактерия, которая вызвала чуму Юстиниана, yersinia pestis, вернулась в Европу в 1340-х годах. Она вызвала вторую глобальную чумную пандемию, ставшую известной как «черная смерть». Эта смерть пришла на Запад из степей Центральной Азии. Одной из остановок на ее пути стал Крым, где вспышку бубонной чумы зафиксировали в 1346 году. В следующем году такая же вспышка произошла в Константинополе. Оттуда чумная бактерия распространилась дальше на запад и восток.

Как юстиниановская чума внесла свой вклад в формирование Средневековья, так и «черная смерть» маркировала начало конца средневекового времени. Современные исследователи считают, что она стала одним из триггеров Возрождения и даже Модерна. Хотя большинство пандемий прошлого, менявших исторические парадигмы, в отличие от вирусного ковида-19 были бактериальными, вероятных параллелей между прошлым и настоящим это не отменяет. Очевидно, что мир после окончания пандемии коронавируса также будет иным. Вирус, если не сам изменит мир, то, по крайней мере, станет катализатором существующих тенденций.

Осознание этого для многих стало неожиданностью. Ведь многие было поверили, что эпидемии больше не будут влиять на развитие общества. Это, в частности, провозгласил и очередной идол украинского общества — Юваль Харари. В книге Homo Deus он заявлял, что по сравнению с пандемиями прошлого, современные эпидемии не будут иметь для человечества заметных последствий. В критическом очерке о Харари в журнале The New Yorker (от 17–24 февраля 2020 года) подчеркивается популярность этого израильского автора именно среди украинских политических элит. Они, как, собственно, и их избиратели, хотят быстро и без особых усилий получить все ответы на сложные вопросы. Харари удовлетворяет такую потребность, что и сделало его одним из популярнейших авторов нон-фикшн, в частности в Украине. Он сам иронически заметил, что его произведения популярны среди тех, кто читает одну книгу в год.

Корректируя свое неудачное пророчество в отношении пандемии, Юваль Харари теперь пытается смоделировать, как изменится человечество после ковида. По его мнению, кризис пандемии — это еще и возможность для перемен к лучшему. Я бы переформулировал этот вполне благоприятный тезис так: как и когда-то вследствие юстиниановской чумы и «черной смерти», так и теперь человечество может либо пойти по пути нового Средневековья, либо сделать выбор в пользу Ренессанса. Пандемия сейчас создает предпосылки для обоих путей. Каким путем мы пойдем, зависит от нас.

О возможности нового Средневековья предупреждает, в частности, журнал The Economist. По оценкам его аналитиков, одной из наибольших угроз миру после пандемии станет процесс сворачивания демократических преобразований в развивающихся странах. Это касается прежде всего африканских стран, где под видом борьбы с пандемией власть борется с оппозицией, однако такие злоупотребления возможны и в Украине. Многие и в мире, и у нас боятся, что правительства во время пандемии получили новые компетенции контроля и ограничения прав своих граждан. Они смогут использовать эти компетенции и после пандемии — особенно в странах со слабыми демократическими традициями. Коронавирус может усилить хронические политические болезни. Еще до пандемии международная солидарность страдала от стремления к национализму и изоляционизму. Эта тенденция теперь влияет на ход пандемии, с которой каждая страна оказалась один на один. Более богатые страны уже начали вакцинацию, а более бедные еще долго будут стоять в очереди. Среди последних оказалась и Украина. Вдобавок к более длительному ожиданию вакцинации, нам нужно подготовиться к новым коррупционным схемам на распределении вакцины.

Почти весь 2020 год мир учился онлайн. Качество полученного таким способом образования упало. Но его можно улучшить, совершенствуя технологии и методы дистанционного обучения. Очевидно, мировое образование сосредоточится на этом и после пандемии. Оно окончательно перейдет к гибридной форме, объединяя онлайн- и офлайн-обучение. У такой формы свои преимущества, в частности доступность. Например, если раньше мои студенты должны были сидеть в аудитории в Лос-Анджелесе или Стокгольме, теперь они могут одновременно находиться в Нью-Йорке, Глазго или Франкфурте. Раньше я примерно раз в год на полмесяца приезжал в Китай, преодолевая большие расстояния, чтобы прочитать лекцию аудитории в тридцать человек. Этой весной я надеюсь сделать то же самое в Zoom одновременно для студентов нескольких университетов.

Так мы переходим к опции возможного Ренессанса вследствие пандемии. Благодаря большей доступности образования мы стали больше заниматься тем, что называют «обучение в течение жизни». Мы стали больше читать, в том числе на мировоззренческие и экзистенциальные темы. Благодаря пандемии многие из нас стали меньше спешить. Время будто приостановилось. В моем калифорнийском университете перед пандемией проходила кампания «медленное время». Она следовала из иезуитских духовных упражнений и была направлена на то, чтобы студенты старались как бы притормозить около себя время, сосредотачиваясь не на многих предметах сразу, а на чем-то одном.

Когда время немного приостанавливается, мы начинаем обращать внимание на мелкие детали вокруг себя. Осознание мелких деталей — это то, что индийская писательница Арундати Рой хотела описать в своем букеровском романе «Бог Мелочей». Умение обращать внимание на мелкие вещи, о котором писала Рой, сродни умению задавать себе то, что в Америке называют «большими вопросами»: что такое человек, каков смысл его бытия, куда он продолжает двигаться, когда его жизнь останавливается? Пандемия дает нам возможность задавать себе эти вопросы и искать ответы на них.

Наша одинаковая уязвимость к коронавирусу напоминает нам, что все мы равны в глубочайшем, онтологическом смысле. Гигиенические рекомендации принуждают нас соблюдать социальную дистанцию. Тем временем пандемия сокращает социальные дистанции в классическом социологическом смысле этого термина, то есть расстояние между классами и социальными группами. Вирус таким образом становится эффективным эквалайзером — уравнителем и эмансипатором, в частности в Украине. Так он противодействует тенденциям феодальной стратификации нашего общества.

Зеленая волна накатила на Украину под лозунгами служения народу — как обещание восстановить утраченные аспекты равенства. В частности равенства всех перед одним законом. Эта волна сейчас разбивается о классическое оруэлловское: «Все животные равны, но некоторые равнее других». Зато коронавирус смог сделать что-то из того, что «слуги народа» обещали и не выполняют. Например, теперь учитель и президент наконец равны — в уязвимости к нему. И хотя президент, как и раньше, может лечиться в отдельном боксе в Феофании, а большинство учителей — рассчитывать максимум на койку в райбольнице, никакая больница в мире не гарантирует выздоровления от ковида. Феофания, кстати, стала своеобразным символом украинского лицемерия. Потому что здесь лечились не только те, кто обещал быть как учителя, но и те, кто проповедовал среди своих прихожан не беспокоиться о коронавирусе.

Еще одно важное следствие пандемии — перемены в отношении к своей жизни в свете того, что каждый в любой момент может умереть, и ничего не поделаешь. Что сжато описывается классическим «помни о смерти» (memento mori). Об осознании этого говорили еще Демокрит и Платон; оно особо подчеркивается в христианстве. Само осознание нашей беззащитности и внезапной смертности замедляет время вокруг нас, заставляет нас регулярно заглядывать и в духовный микроскоп, и в духовный телескоп, чтобы увидеть как то, что в обычной жизни нам кажется мелочами, так и то, что остается за горизонтами нашей повседневной суеты.