ЗАПОРОЖСКАЯ ДУНАЙСКАЯ ФЛОТИЛИЯ

В сентябре 1771 года по Высочайшему представлению императрицы Екатерины II Государственный совет постановил отчеканить 1.000 серебряных медалей с надписью «За оказанные в войске заслуги, 1771». Долгое время считалось, что эти награды предназначались российским солдатам генерал-майора Отто Вейсмана, которые 20 октября, форсировав Дунай, захватили крепость Тульчу и отбросили 25-тысячную армию великого визиря к Бабадагу. Но в 1987 году российский фалерист В.Дуров, исследуя архивы, обнаружил, что медали предназначались запорожским казакам за дерзкий разведывательный рейд по тылам противника у северо-западного побережья Черного моря и на Дунае с апреля 1771 года. Так была основана Запорожская дунайская военная флотилия, сражавшаяся с 1771 по 1774 год.

Секретная миссия

Российские генералы бились вслепую. Они не знали театра военных действий в районе Черного моря и на Дунае. Поэтому 27 февраля 1771 года императрица Екатерина II вызвала к себе в Зимний дворец генерал-прокурора князя Александра Вяземского и приказала ему послать с гонцом письмо на Запорожскую Сечь кошевому атаману Петру Калнышевскому. С тем чтобы запорожцы прошли по указанному маршруту Днепром, Черным морем и Дунаем и достоверно описали театр военных действий. Затем описание следовало прислать в Петербург.

Императрица предупредила о строжайшей секретности операции. Генерал-прокурор внимательно выслушал, сделав пометки, откланялся. В своем кабинете вызвал старшего письмоводителя и продиктовал ему следующее:

«Завдяки завоеванию в последнюю кампанию многих турецких мест є вельми зручна потребность сделать дослид: не можна из Сечи Запорожской, мимо Очакова и Кинбурна, пройти челнами в Черное море, а оттуда — в Дунай или хоть до Аккерману. Такой дослид не только много б дал нынешним военным операциям, а и на дальнейшее был бы для самого войска выгодным. Так как это действие потребует храбрости и мужества, то его светлость тем паче надеется, что в войске Запорожскому, ведомому отвагой и смелостью, быстро найдутся люди, которые за это дело возьмутся и удало смогут исполнить, тем надежнее, что все места по Днепру и его течению им до тонкостей известны, так и расстояние между Очаковом и Кинбурном настолько велико, что с крепостей перепону в проходе сделать никак не возможно».

Далее князь продиктовал уже другое письмо, тайное, содержащее непосредственные инструкции.

Запорожцам следовало пройти Днепром, а затем морем между мощнейшими турецкими крепостями и войти в Дунай. Проделать это надо было незаметно и в то же время не слишком быстро, чтобы произвести исследования местности и климата, зарисовать берега и записать все в соответствующий журнал. Кошевому указывалось снарядить поиск тайно, отобрав надежных людей, прикомандировать на каждую морскую чайку по одному писарю, которому поручить во время движения разведотряда каждый день вести дневник — морской журнал похода и записывать в него: как дул ветер, сильный он был или тихий, откуда, часто ли менялся; каково было расстояние между селениями, городами и крепостями; глубоко ли около них. Если будет возможность идти близко к берегам, то описать и их. Таким образом, князь Вяземский доподлинно знал о том, что казаки — люди образованные и в морских делах сведущие настолько, что им можно было поручить составление лоции с соответствующими зарисовками и схемами.

В письме-инструкции генерал-прокурор наказывал, что как только отряд дойдет до Аккермана или до Килии, командир должен связаться с командующим корпусом левого фланга армии фельдмаршала Румянцева генерал-майором Отто Вейсманом и передать ему «оных» писарей с журналом, «самим на поштовых прибуты в Петербург» и явиться к нему, генерал-прокурору. Далее Вяземский писал: «Казаки и старшина остаются на Дунае и переходят под команду, что этот подвиг не только будет новым доказательством мужества и послужит еще большей славе, а будет и приятным Ее Императорскому Величеству, а также и самому Войску со временем принесет корысть». А «для заохочения казаков Ее Императорское Величество пожелала пожаловать со своей стороны тем, кто пойдет с первой лодкой, 1.000 рублей, со второй — 500 рублей, остальным по 300 рублей награды каждому, сколько их будет в экспедиции». И дата — 26 февраля 1771 года.

Десять дней нарочный курьер проскакал без отдыха, меняя только лошадей и предаваясь сну лишь в карете во время езды. И 11 марта кошевой Петр Калнышевский получил срочное письмо. Внимательно его прочитав, кошевой собрал своих полковников. Пришли пехотный полковник Яков Сидловский, «морской волк» полковник Иван Мандро, прозванный так за любовь к путешествиям, и полковник Опанас Ковпак. Началась нарада. Полковники высказывались не спеша. Кошевой, которому пошел уже 81-й год, молча слушал, понимая, что отказаться нельзя, хотя начать это дело трудно: после перевозки Ногайской орды, что приняла руку императрицы, и боев у Кинбурна морских чаек почти не осталось. Он согласился на экспедицию, указав при этом на нехватку чаек. Но к началу апреля, написал он князю, будет готово 20 челнов с экипажем по пятьдесят казаков с одним фальконетом на каждом, запасом пороха и продовольствия на три месяца, а для страховки к Кинбурну будет послана еще флотилия в 1.000 казаков, которая при необходимости завяжет бой и отвлечет противника от разведотряда. Петр Калнышевский просил князя ускорить посылку на Сечь готовых сухарей из военных магазинов, так как там, где чайки будут останавливаться на дневку, варить на кострах нельзя, чтобы не привернуть «увагу ворожу».

Началась подготовка к походу. Своих людей куренные знали, но чтобы сохранить поход в тайне, казакам не открывали цели экспедиции. Говорили только, что будет морской поход и пойдут только «охочие» и «морські знавці».

Войськова рада была назначена на 11 апреля. Командиром единодушно назначили «полковника пехотной команды» Якова Сидловского, «як людину заслужену і по цей частині відому». Затем началась погрузка на спущенные в воду длинные и приземистые морские чайки, борта которых были окрашены такой смесью, что в море вода отражала на них свет и в любую погоду они были почти невидимы. Сидловский должен был пройти по Днепру, потом — между Очаковом, на Кинбурн, незаметно обойти его стороной и выйти к западному берегу Черного моря.

Морские чайки полковника Якова Сидловского вышли из Сечи в ночь с 15 на 16 апреля, но перед этим, 13 апреля, вышел отряд прикрытия. В водах Днепровского лимана он должен был обеспечить проход основного отряда, состоявшего из 19 чаек. В Аккерман отряд пришел 29 мая. За полтора месяца плавания он ничем и нигде себя не обнаружил. Двигались двумя группами. На первых девяти чайках командовал Дуплич, на остальных — полковник Коленко. Таким образом, сведения, записанные первой группой, дополнялись второй, и лишь после этого по черновикам вносились в «Журнал», который был окончательно составлен 2 июня, когда полковник Сидловский прибыл в Килию и представился генерал-майору Отто Вейсману. 19 авторов под усиленным конвоем, в закрытых возках, направились в Петербург к генерал-прокурору князю Вяземскому.

Герои и награды

Князь показал «Журнал» императрице, потом, при закрытых дверях, его рассмотрел на своем заседании Государственный совет. «Журнал» был признан важнейшим разведывательным документом, и Совет решил наградить всех участников похода серебряными медалями, но с такой надписью, которая не уточняла бы, за что дана столь высокая награда. Якова Сидловского и Ивана Мандро наградили большими именными золотыми медалями на ленте высшего ордена Св.Андрея Первозванного, а кошевого — медалью, осыпанной бриллиантами. Награжденные получили свои награды лишь в апреле 1775 года, хотя императрица сделала все возможное, чтобы ускорить чеканку. Екатерина II милостиво разрешила взять лицевую сторону штемпеля медали «За Кагул», а на оборотной сделать новую надпись «За оказанные в войске заслуги. 1771». И все, награда есть, за что — неизвестно. Однако до сих пор российские историки пишут в своих книгах о том, что эта медаль — награда отряду генерала Отто Вейсмана.

Запорожцы, по традиции, медалей не носили. Покрасовавшись наградами, заказав с ними парсуны (портреты), жертвовали свои награды в Сичовую церковь Покрова, там они и хранились. 4 июня 1775 года Запорожская Сечь была ликвидирована. Атаман Петр Калнышевский был схвачен, закован в кандалы и сослан в Соловки, где и скончался уже на вольном поселении в возрасте 112 лет. Все церковное имущество церкви Св.Покрова на Сечи было передано в Никопольскую Петровскую церковь, которая была разграблена (по одной из версий, донскими казаками) в 1789 году.

Большая наградная именная медаль полковнику Мандро помогла автору идентифицировать портрет, находящийся в Украинском государственном национальном музее, известный ранее как «Портрет казака». За кампанию 1771 года Екатерина отослала на Запорожскую Сечь четыре больших именных медали. С такими золотыми медалями есть три портрета: Петра Калнышевского, Опанаса Ковпака и «казака». Четвертая медаль, предназначавшаяся полковнику Сидловскому, вручена не была, так как он погиб от ран. Таким образом, «Портрет казака» — это портрет Ивана Мандро.

Помимо этих, так сказать, личных наград, войско Запорожское получило и знамя, о котором было сломано немало копий среди украинских и неукраинских историков. После разгрома Запорожской Сечи в 1775 году оно было отослано в Эрмитаж (в киевском Национальном историческом музее находится его копия). По сути, это первое боевое знамя украинской морской пехоты, что следует из надписи, помещенной на оборотной стороне: «Сие знамя в войско Ея Императорскаго Величества запорожское низовое сделано коштом пехоти воюющей тогож войска по черно-морю також по реке Днепру и Дунае». На лицевой части знамени малинового цвета (цвета «красной китайки»), который был для запорожцев традиционным, изображен черный двуглавый императорский орел, а на обратной стороне флейт (тип судна для перевозки морской пехоты) с запорожцами на борту и вышеуказанной надписью по периметру.

Так можно было бы окончить рассказ о том легендарном походе и его значении, остановясь на том, когда писарей забрали с чаек и направили в российскую столицу с «Журналом». А что же произошло с Яковом Сидловским и его казаками, оставшимися в Кагуле? В архивах Новой Сечи, найденных и опубликованных Аполлоном Скальковским в 1885 году, сохранился журнал-отчет командира разведотряда, посланный кошевому Петру Калнышевскому на Запорожскую Сечь 24 сентября 1771 года.

Запорожцы на Дунае

Итак, полковник Яков Сидловский 2 июня поступил под команду генерал-майора Отто Вейсмана. Российские фалеристы, исследуя подвиги этого генерала на российской службе, о запорожцах ни словом не обмолвились, а ведь все действия корпуса Вейсмана были обеспечены флотилией Якова Сидловского. Начиная с того момента, как запорожцы прибыли к Измаилу, начались бои: запорожцы в броске захватывали плацдармы на южном берегу Дуная, обеспечивая переправы российских войск.

Так, 20 июля но приказанию генерала Вейсмана запорожцы на чайках прикрывали в устье Дуная высадку Кабардинского пехотного полка подполковника Плечника в четыре батальона гренадер против турецких батарей. Запорожцы провели вверх по Дунаю пять российских галер под командованием капитана 1 ранга Ивана Нагаткина.

К 1 августа запорожцы вернулись в Галац. Там Сидловский проводил операции на коммуникациях противника. Флотилия была разделена: 13 чаек поступили в распоряжение генерал-квартирмейстера фон Бавра, в Браилове находилось 6 чаек.

10 августа 12 чаек с десантом запорожцев провели рекогносцировку на островах около Гирсово, сбили пикет противника и, заняв остров, уничтожили укрепления на нем. Через девять дней вся запорожская флотилия пошла вверх по Дунаю, атаковала суда противника, отбила два вражеских корабля и, нанеся противнику потери и не потеряв ни одного человека, возвратилась в гавань.

4 сентября флотилия Сидловского атаковала местечко Дуян (Девно) в нижнем течении Дуная, на котором стоял сторожевой пикет противника, казацкая морская пехота разбила противника, захватила пленных, взяла шесть турецких знамен и пленных, в том числе Бим-пашу.

16 сентября, едва отдохнув и приведя в порядок чайки, казаки атаковали селение Черноводы, где находились пикеты противника. Операция была выполнена успешно и без потерь. Тем временем экипажи шести чаек под командованием полковника Мандро, стоявшие в Браилове в непосредственном распоряжении фельдмаршала Румянцева, атаковали и разбили два судна противника, захватили девять моряков, но потеряли двух казаков, пятеро были ранены. Через десять дней полковник Мандро с майором Беличем в низовьях Дуная, встретив шесть турецких галер и бакчебасов, атаковали их, взяли судна у противника, 28 пушек и троих матросов. Казаки обошлись без потерь.

За кампанию 1771 года запорожцы получили личную благодарность императрицы:

«Божею милостью Мы, Екатерина Вторая, императрица и самодержица всероссийская и прочая и прочая. Нашего императорского величества Низового Войска Запорожского кошевому атаману и всему войску Запорожскому Наше, императорского величества, милостивое слово.

Предводитель Второй нашей армии генерал-аншеф князь Долгорукий донесениями своими засвидетельствовал Нам, что за всю минулую кампанию подданным Нашим низовым Войском Запорожским во всех местах, где оно за распоряжениями было и действовало, положенная служба исполнялась с ревностью и наибольшим старанием. Мы, всегда будучи высокой мысли про подчиненное Нам и к службы Нашей старания Низового Войска Запорожского, с таким большим удовольствием принимаем это подтверждение, которое совпало с Нашими такими надеждами, и поскольку есть возможность проявить этому мужественному и исполненному ревности к вере и отчизне войску монарше Наше благодоление за свершенные им подвиги, основанные и исполненные верной преданности и благочестии. Таким образом всемилостиво Мы, похваляючи Нашею императорскою грамотою указанное Низовое Войско Запорожское, полностью уверены, продолжать свою службу оно будет, к Нам и Нашей империи верно, старательно и мужественно дальше, как в этой против врага креста Господнего войне, пока мира твердого и полезного не достигнем, так и повсевременно, для чего если вжито может и всегда с точностью за этими повелениями чиниться должно, которые от Нас и Нашим высочайшим именем от начальников, доверия Нашего удостоенных, получаются. Этим часом и монарша Наша милость и благосклонность до этого Нашего подданного войска не только продолжаться, а и по мере проявления им послуг, усиливаться будут. Остаемся Мы ныне к вам кошового атамана и всего войска, добродетельны и благосклонны. Дано в Санкт-Петербурге, февраля 22 дня 1772 года. Оригинально собственно Ее Императорского Величества рукою подписано так. Екатерина».

Судя по той положительной характеристике действий флотилии Якова Сидловского, которая видна за традиционной витиеватостью эпистолярного искусства того времени, ничто не должно было бы омрачить отношения Запорожской Сечи с императорской Россией.

Если год назад генерал-прокурор князь Александр Вяземский только подписал письмо, написанное письмоводителем, то после кампании 1771 года он собственноручно пишет кошевому на Сечь. Если в том письме он обращался официально, то теперь он обращается доверительно:

«Государь мой Петр Иванович! Имею честь уведомить вас, государь мой высочайшее Ее Императорского величества повеление, чтобы будущей весны при первой подходящей возможности направить таким же способом, как и тот год было, на челнах в Черное море к Дунаю из Запорожского войска казаков, если возможно две тысячи человек. Если же по каким-либо обстоятельствам такого количества отправить не удастся, то по крайней мере не меньше тысячи человек по приезде на Дунай прибыли бы к адмиралу Нолису...»

Далее генерал-прокурор указывает, что императрица выделила на снаряжение новой Дунайской казацкой запорожской флотилии, починку чаек, постройку новых, закупки и жалование — 10.000 рублей, что по тем временам была достаточно солидная сумма. Мало того, князь Александр написал, что с курьером он посылает половину этой суммы как задаток, а по уведомлении о его получении немедленно будет послана и вторая часть суммы. Кроме этого, как и в прошлом году, все принявшие участие в экспедиции получат наградные при прибытии на Дунай.

Итак, запорожцы вновь должны были совершить беспримерный по своей трудности и опасностям морской поход. Иного пути у кошевого не было. На старшинской раде куренные приняли такое решение: начать формирование экипажей, а припас запросить у главнокомандующего князя Долгорукого. Тут же кошевой вызвал писаря и продиктовал письмо: он просил у князя 40 фальконетов (пушек небольшого калибра для установки на чайках) и необходимое количество ржаных сухарей из расчета на 2.000 казаков на два месяца, а также огневого припаса и малых ядер. После того как ответным письмом князь Долгорукий подтвердил, что казаки могут получить все из военных магазинов, 17 апреля 1772 года Петр Калнышевский вновь собрал куренных и полковников. Надо было обсудить два вопроса: как распределить присланные Вяземским деньги и назначить командира экспедиции взамен умершего от ран полковника Якова Сидловского.

Старшинская рада решила: командиром морского похода назначить сподвижника Сидловского — полковника Мандро, командиром отряда прикрытия — полковника Ладо. Через четыре дня чайки Ладо отошли от пристани. Они должны были тайно проскользнуть Днепр, тихо пройти по краю Днепровского лимана, высадиться у Кинбурна и ждать подхода полковника Мандро. Если же запорожцы «зацепятся» с турками, то полковник Ладо должен был вступить в бой и сделать так, чтобы чайки Мандро без «перешкод» вышли в Черное море.

5 мая 1772 года полковник Мандро поздно вечером, после захода солнца, покинул гавань на Сечи. По донесению полковника Ладо, «усю ніч його команда стояла, і стрілянини з Очакова — з міста і турецьких суден не чули», — значит, чайки Мандро проскочили. Мандро шел от Сечи до Килии 49 дней и оттуда 23 июня послал донесение кошевому. Через три дня подошел к Днепровскому лиману, в ночь на 8 мая проскочил незаметно между Кинбурном и Очаковым, где стоял на якорях турецкий флот. Потом пошел морем на Хаджи-бей и там, у морской крепости противника, замаскировав чайки, а их было аж сорок, простоял полтора дня, ожидая погоды, и в безлунную ночь вышел, держа курс на Аккерман. На каждой чайке экипаж был набран из одного куреня. Благополучно войдя в устье Дуная, Мандро попал на шторм, и две чайки, Каневского и Выщестебловского куреней, разбило о камни напротив косы Татар-Пунар. Трое казаков утонули. С большим трудом запорожцам удалось отойти под прикрытия косы, ожидая конца шторма. Так и не дождавшись его окончания, полковник Мандро повел чайки вверх по Дунаю, и уже у Измаила флотилия стала на якорь. Оттуда командир отрядил писаря Потапенко в Яссы, где находился адмирал Нольс, в распоряжение которого, согласно письму Вяземского, поступала Запорожская дунайская флотилия. В письме к адмиралу полковник Мандро указал на потери от шторма, а также на компенсацию за эти потери и оплату участникам похода, как было договорено заранее в письме Вяземского. По сообщению полковника Мандро, компенсацию и наградные он получил.

Кампания 1773 года

Вновь, как и во время первой экспедиции полковника Сидлецкого, пехотные начальники просили полковника Мандро «одолжить» для проведения операций частного характера то две, то три чайки с десантом, и, хотя в воздухе уже пахло мирными переговорами, запорожцы несли потери. Так, к донесению от 29 июня, где командир флотилии писал кошевому, что база в восьми верстах от Измаила боевых действий не ведет, был приложен поминальный список для Сичевой церкви, где указывались 26 убитых в боях казаков и имена 74, умерших от ран. Итого, только за месяц флотилия не досчиталась 120 запорожцев, что было больше, чем в 1771 году. Объяснялось это просто — казаки попадали к российским пехотным начальникам, а российские офицеры, большинство которых были навербованными иностранцами, солдат не жалели.

Практически весь 1772 год прошел в переговорах, и перемирия то заключались, то нарушались. Полковник Мандро использовал передышку в боях для починки своих чаек, ему удалось заменить фальконеты и пополнить запас «экипажа» (так казаки называли экипировку) и «амуницию» (боеприпасы). Тогда же в российской армии появилась, так сказать, мода записываться в Запорожское войско «товарищами» в один из куреней. Занявший пост полковника Мандро полковник Иван Дупляк (Дуплич) к отчету кошевому от 14 октября приложил даже список кандидатов, желавших попасть в число запорожских товарищей. Впоследствии в «січові товарищи» был принят генерал Григорий Потемкин, которого там прозвали Грицько Нечеса.

Осенью 1772 года Запорожская дунайская флотилия (так теперь ее можно было бы называть) включала в себя уже две команды. Судя по архивным материалам, первой командой руководил полковник Иван Дуплич. Полковник Мандро продолжал командовать второй.

В кампании 1773 года армия генерал-фельдмаршала графа Румянцева была доукомплектована до 50.000 штыков и сабель. Туда также прибыл из Польши Александр Суворов. Императрица требовала действий решительных, имея целью разгром армии великого визиря, что стоял лагерем у Шумлы. Однако более реально оценивавший ситуацию Румянцев не считал возможным, обороняя фронт такой протяженности, атаковать Шумлу и ограничивался частными операциями. Это был набег Отто Вейсмана на Карасу и два поиска Александра Суворова на Туркутай. Оба поиска блестяще удались, и противник не проявил ответной активности. Поэтому Румянцев решился на еще один шаг. В начале июня 1773 года он с 20.000 штыков и сабель переправился через Дунай и нацелил удар на Силистрию. В этом бою принимали участие обе команды Запорожской дунайской флотилии. Командир первой полковник Герасим Коленко направил кошевому отчет, датированный 31 июля, 8 августа еще и письмо, а полковник Мандро отослал только один отчет, датированный 9 августа. Оба полковника подали свое видение боя, но Коленко писал более сжато, а писарь у полковника Мандро был более выразителен и дал кое-какие подробности.

Операции запорожцев под Силистрией начались действиями первой команды полковника Герасима Коленко 26 мая 1773 года. Бой произошел во время десанта запорожцев на остров, на котором находились батареи, прикрывавшие Силистрию с Дуная. Тогда был смертельно ранен полковник Иван Дуплич, и командование принял полковник Герасим Коленко. Второй бой произошел 1 июня выше по Дунаю у села Ветровцы. В отчете на Сечь от 8 августа Герасим Коленко указывал на участие команды в бою непосредственно при штурме Силистрии 18 июня 1773 года. К этому последнему отчету полковник приложил поминальный список на 43 казаков, убитых в этих боях или же позднее погибших от ран. В списке значилась и фамилия полковника Ивана Дуплича.

Полковник Мандро, водивший в бой запорожцев второй команды, непосредственно принимал участие в штурме Силистрии. Румянцев начал штурм 18 июня 1773 года, имея только 20.000 штыков и сабель против 30.000 гарнизона. Судя по отчету Мандро, запорожцы, оставив охрану на чайках, высадили десант, наступая со стороны Дуная без поддержки артиллерии, вооруженные только личным огнестрельным и холодным оружием, прошли ров, выбили противника из шанцев, заняли две батареи и прорвались на форштадт. При десанте погибло 7 казаков и ранено 22. Но запорожцы старались напрасно: Румянцев, получив донесение о том, что в тыл ему движется корпус Нуман-Паши с 30.000 штыков и сабель, быстро снял осаду и перешел на противоположный берег Дуная. Арьергард его, которым командовал Отто Вейсман, отойти не смог. При Кайнарджи он с 5.000 штыков и сабель встретил удар 20.000 Нумана-паши и одержал над ним победу, но сам погиб в этой битве.

На правом берегу Дуная плацдарм держал только Суворов с 3.000 штыков и сабель. Команда полковника Мандро срочно была направлена ему на поддержку. Так впервые этот российский полководец встретился с запорожцами и, проникшись к ним уважением как к воинам-профессионалам, всегда отдавал им должное, а при штурме Измаила, перед тем, как написать диспозицию, советовался с Чапигой и Головатым.

Получив приказ от Румянцева закрыть доступ судам противника у Гирсова, полковник Мандро координировал свои действия с российскими войсками через генерал-майора Милорадовича. Противник решил сбросить Суворова в Дунай и атаковал его 10.000 штыков и сабель, но Суворов отбросил противника и зимовал у Гирсова. Там же зимовал и полковник Мандро со своими запорожцами, а во вторую команду флотилии и этому времени прибыл с Сечи Кондрат Гук, который временно заменил исполнявшего обязанности командира Герасима Коленко.

Фельдмаршалу Румянцеву императрица приказала закончить войну в 1774 году выгодным миром. Для того чтобы противопоставить противнику иную стратегию и оперативное искусство, которое могло кончить войну быстро и нестандартно, он разделил армию на четыре корпуса и резервную группу. Корпуса должны были действовать вполне самостоятельно, исходя и общевыработанного плана. Главная роль отводилась корпусам Каменского и Суворова. Третьим корпусом командовал Репнин, четвертым сын героя Кунерсдорфа Салтыков. Оба корпуса должны были действовать против Силистрии, на Дунае их поддерживала команда Кондрата Гука. Их действия сковывали противника, а в конце апреля 1774 года корпуса Каменского и Суворова перешли Дунай, очистили Добруджу от противника и 2 июня соединились в Базарджике. Оттуда с Суворовым в авангарде эта войсковая группа двинулась к главной турецкой базе Шумле. 9 июня авангард встретил основные силы противника и разбил его корпус у Козлуджи. Суворов и подошедший с главными силами Каменский блокировали Шумлу.

Таким образом, у Румянцева были развязаны руки, так как противник у Силистрии больше подкреплений получить бы не смог, его база и людские резервы были надежно блокированы в Шумле. Румянцев перешел Дунай, послал корпус Салтыкова на Рущук. Из корпуса Каменского был выделена конная экспедиция бригадира Забровского, которая двинулась на Балканы. Там Забровский повел партизанскую войну, которая должна была перерасти в повстанческое восстание на землях, оккупированных Высокой Портой. Волнения в Шумле, осажденной Суворовом и Каменским, привели к тому, что великий визирь просил фельдмаршала о перемирии, но тот отказал. И в деревушке Кучук-Кайнарджи начались мирные переговоры. 10 июля был подписан мир, известный в истории по названию деревушки.

Благодарность империи

В эту кампанию Запорожская дунайская флотилия почти не вела боевых действий, а после заключения мира российским генералом запорожцы оказались не у дел. Румянцев приказал своему заместителю Каменскому отправить Запорожскую дунайскую флотилию обратно на Сечь.

15 сентября 1774 года генерал-поручик Михаил Каменский, вызвав к себе командира первой команды флотилии Кондрата Гука, передал ему следующее приказание фельдмаршала и командующего, в котором указывалось:

«По получении сего приказа направляйся со всей запорожской командой на Сечь. По дороге встречным турецким войскам или купеческим судам, прибрежным жителям кривд и разору не чинить, а если будут от вас обиды и про это получим жалобы, то виноватые на смерть покараны будут, про это на все челны указать. По прибытии на Сечь явитесь до вашей команды».

И все! Так проводили запорожцев высшие чины российской армии. Куда делись хвалы, букеты дифирамбов, стремление одного перед другим ближе познакомиться с запорожцами, первым оказать им услугу, втереться в друзья, в «січові товарищи».

Так без всяких проводов 17 сентября 1774 года Запорожская дунайская флотилия отошла от пристани Гирсово и взяла курс на Сечь. По дороге запорожцы попали в жесточайший шторм. Об этом — в донесении командиров сказано следующее:

«Досягнувши миру у війні з турками, а потім, отримавши від командувача дозвіл рушати у зворотну дорогу і пустившись у неї вересня 17, мандрували Дунаем і Чорним морем благополучно тільки до 21 числа. А против цього вночі від незвичайно сильного вітру розхвилювалося море на тривалий час і застало нас там, де було тяжко і майже неможливо знайти спосіб, аби не допустити розбиття суден. Тому несподівана загибель спіткала сім човнів з дев’ятьма гарматами і при них багато екіпажу (снаряжения. — Авт.), що готівкою буде на 20.000 карбованців. Ми ледве порятувалися, артилерію зберігаючи, до единої опіки при цьому звернулися… Полковник Мандро з козаками продовжує шлях водою і румом (берегом). Була та мандрівка многотрудною і нещасливою, тож ми насилу прибули до Січі листопада 14».

Таким образом, от Аккермана команды вновь разделились, полковник Иван Мандро шел Днепром вверх на своих чайках и прибыл на Сечь 14 ноября 1774 года, а Кондрат Гук, получив 30 пароволовых возов от аккерманского коменданта, погрузил на них продовольствие, оставшуюся одежду, раненых и больных, повел свою команду степью на северо-запад, по берегу Днестра, на Бендеры. Потом запорожцы повернули на северо-восток, прошли по польской территории и там, переждав декабрьские метели, на новый 1775 год уже вошли в пределы Запорожской Сечи, а к 27 января они уже были на месте.

Никто из российских властей так и не позаботился о тех, кого год назад за храбрость и мужество превозносили до небес, никто не прислал ни одного письма и ни копейки на возмещение ущерба, понесенного запорожцами за три года их военной службы, потерю судов, имущества и артиллерии. Императрица была занята другим делом: она готовилась разгромить Запорожскую Сечь.

После оккупации Крыма, выхода на Дунай российских войск и перехода Ногайской орды под руку российской императрицы Запорожская Сечь потеряла свое значение пограничной стражи Российской империи, но продолжала владеть своими землями, не разрешая на них вести хозяйства, поселяться, а к нарушителям применяла силу. Запорожцы справедливо полагали, что раз они подписали в 1734 году договор с империей на владение этими землями, то на них никто претендовать не будет. Однако запорожцы в своем наивном неведении не поняли той вероломной политики, которую вела против них Екатерина. Императрице необходимы были запорожские земли. Поэтому дни Запорожской Сечи были сочтены.

4 июня 1775 года Екатерина II приказала уничтожить Запорожскую Сечь, а 3 августа был опубликован ее манифест, задним числом ставивший запорожцев вне закона.

Такой «награды» удостоились запорожцы за то, что верой и правдой служили Российской империи последние четыре десятка лет.