Я вам не скажу за весь Израиль...

В тот день ничто не предвещало чуда. Я собирался в плановую командировку в украинское село. Запихнул в чемодан фуфайку, кирзовые сапоги, пересыпал вещи пригоршней «патронов» — запасных батареек к диктофону. Застегнул «молнию»... Но у самого порога меня, уже «упакованного», тормознул вибрирующий мобильник.

— Вас беспокоят из Посольства Израиля в Украине... Не пугайтесь, ваших документов на постоянный выезд у нас нет. Зато у вас есть возможность посетить Израиль, — сообщил мне колоратурный женский голос по-украински. — Министерство иностранных дел совместно с Министерством сельского хозяйства приглашают вас принять участие в четырехдневном международном пресс-туре.

По правде говоря, ознакомиться с образцовым сельским хозяйством Израиля мне хотелось давно. Поэтому компас повернул на теплые края...

Иерусалимские похождения

Разместились мы с коллегой Юрием Михайловым в отеле Dan Panorama, в каких-то 250—300 метрах от Средиземного моря. Воскресный день только начинался, и убивать его, шатаясь по тель-авивским улицам, не хотелось. График аграрного пресс-тура, который должен был начаться в понедельник, оказался настолько плотным, что в нем не нашлось «окна» для культурного досуга. А побывать в Израиле и не посетить Иерусалим, это все равно, что в Риме не увидеть Папу...

Юра — легкий на подъем, с прилично «подвешенным» английским — без колебаний согласился потоптать грешными стопами как израильскую столицу, так и центр трех монотеистических религий. Расспрашивая где по-английски, а где по-русски, нашли остановку муниципального автобуса. В салоне и завязался спонтанный разговор с бывшим репатриантом, юным пенсионером, возвращавшимся с ночной смены. Навеселе...

— Заработать не желаете? — одесский акцент резанул мой слух. — Сутки через трое... Трое суток — дома, одни — на работе.

— И что же делать?

— А ничего! Сторожить на строительстве... 2500 «шакалов» (шекелей. — В.Ч.).

— Скучно! Дуреть, читая ваши газеты справа налево? — неужто по мне было видно, что, по словам Шолома-Алейхема, я — «люфт менш» — человек воздуха и безмолвно соглашусь на его предложение?

— А-а-а, очень умные? Интеллигенты? Таким, как вы, работа не светит. Иврит знаешь?

— Нет, идиш...

— Ану, скажи что-нибудь, — говорун, глядя на меня, как изгой на гоя, изрядно «достал».

— Идишь ты...

До начала репатриации из бывшего Союза самым главным ругательством израильтян было «бэн зона» — сын проститутки. Это уже мы, самое образованное население мира и самое начитанное произведениями Брежнева, — щедро обогатили бранный лексикон здешнего народа. Чисто «советские» матерные выражения ассимилировались и употребляются здесь в том же значении, что и на исконной родине. Собеседник понял «адресность» моего посыла, но, как истинный одессит, оценил юмор и даже указал нашу остановку — автовокзал междугородного сообщения.

Зашли внутрь через попискивающую рамку — детектор и досмотр охраны. Сперва смущаешься, но со временем привыкаешь. Потому что на подобные посты постоянно натыкаешься в многолюдных местах: магазинах, автостанциях, даже «Макдональдсе». Присутствие службы безопасности придает уверенности: вероятность того, что «бабахнет» и тебя разнесет на куски вместе со смертником, сводится к минимуму. А в окружении вооруженных солдат и солдаток, таких юных, что вспоминаешь бойцов военно-патриотической «Зарницы», вообще чувствуешь себя неуязвимым. Почти у всех болтаются автоматические винтовки М-16, у некоторых — короткоствольные «Узи». И хотя рожки с патронами, обмотанные синей изолентой, находятся в эфодах — подсумках, оружие вовсе не напоминает игрушечное. Для вымуштрованных бойцов вставить рожок в паз — секундное дело.

Много солдат Цахала — израильской армии — собрались у стойки на Иерусалим. Они возвращались в казармы из родных домов. В отличие от «на побывку едет молодой моряк...», у ставших «под ружье» израильтян таких праздников намного больше — едва ли не каждые выходные. И служить в армии тут считают, без преувеличения, большой честью. Конкурс на опасные военные профессии, к примеру, десантника, самый высокий — десять человек на место. Отбор — жесткий. И проверяют не столько мышцы, сколько IQ, т.е. интеллект. Тут не делят на «салаг» и «дедов», не гнут спину на генералов, строя дачи...

Тут все не так. В случае беды не солдат должен спасать офицера, а наоборот: последний обязан вынести рядового, раненого или погибшего, и уйти с поля боя последним. Если боец попал в плен, прошел через пытки и не выдал военную тайну — молодец, герой! А если не выдержал пыток, проговорился, но остался живым — все равно молодец! И тоже герой! Это пусть командующие думают, как и куда спрятать тайну, а задача воина — выполнить приказ и сохранить собственную жизнь. Это тоже приказ. Если рядовой-израильтянин попадает к неприятелю, то за его освобождение отдают десять, сто, а бывало, и тысячу пленных врага. К тому же каждый солдат готовится защищать не чьи-то интересы, а родительский дом, семью.

Подошел автобус в полтора этажа с «мазганом»-кондиционером, и шумная толпа, бряцая оружием, наперегонки бросилась занимать места (как у нас!). Детвора! Билеты можно купить в кассе или непосредственно у водителя: 15 шекелей и пять агорот с носа (4,5 шекеля — один доллар). За час с небольшим дороги, которые во всем Израиле идеальны, промчавшись мимо небольших аккуратных поселений, добрались до Иерусалима.

До старого города таксисты довезли бы за 30 шекелей, но мы предпочли еще не совсем слабые ноги. Первым памятником старины, представшим нашему взгляду, оказалась Башня Давида — музей истории Иерусалима. Величественное здание у Яффских ворот приезжие часто обходят стороной, спеша кто в мечеть, кто в синагогу, кто к церковь... Каждый — по своей вере. А зря, ведь со стен крепости все иерусалимские святыни — как на ладони.

Да и внутри есть на что посмотреть, хотя бы бегло ознакомиться с экспозицией, отражающей 4000-летню историю города. Меня же среди всего поразила модель, воссоздающая Иерусалим 1873 года. Сделал ее вручную из цинка венгерский мастер Стефан Илеш. Модель впервые выставили в Вене, потом какое-то время возили по городам Европы. Позже из Женевы ее перевезли в музей «Башня Давида», где она и осела навечно.

Нашим туристам, вспоминающим о вере самое большее дважды в год — на Рождество и Пасху, трудновато понять Иерусалим. Они запросто могут прикрыть головы картонными кипами, засунуть в щель между камнями Стены Плача — иудейской святыни — записки с бизнесовыми или интимными просьбами ко Всевышнему. Поглядывая на хасидов в костюмчиках последней гамбургской моды XVI века, покачивающихся в такт своим мыслям, перекреститься. И вместо того, чтобы, пятясь, как и положено правоверному еврею, отходить от Стены, чтобы не терять ее из поля зрения, могут спокойно повернуться к святыне спиной. Им совершенно безразлично, заложили эти камни при Соломоне или на 900 лет позже.

Мы не стали идти в чужую синагогу со своей Торой, как и в мечеть — со своим Кораном. Если Стену Плача видели издали (с расстояния каких-то 30 метров), то осмотр мечетей Омара и Аль-Акса на Храмовой горе вообще не входил в наши планы. Тем более что за вход неверный должен заплатить 10 долларов.

Однако Иерусалим решил проверить нашу твердость. Заблудившись в тесных переулках, вышли прямо на... трех израильских пограничников. То был «коридор» в мусульманскую зону. Как раз в это время с минарета прозвучал азан — призыв к молитве.

На наших лицах было откровенно написано, что мы идем не на зов муэдзина и намаз с вуду (омовением) нам разве что снится. И все же один из пограничников, русскоязычный, попросил каждого назвать фамилию, имя, отчество. Убедившись в нашем славянском происхождении, в том, что никто ни в зуб ногой не знает по-арабски главные суры Корана — Калима и Аль-Фатиха, проверяющий объяснил, как выбраться из этого лабиринта на Виа Долороза, что на латыни означает — Скорбный путь.

За пятым поворотом мы снова потеряли ориентир, попетляли и уткнулись в ультраортодоксальную синагогу. Члены этой конгрегации выделяются среди единоверцев длинными лапсердаками, из-под которых выглядывают кисточки белой накидки — цицит. На голове вместо традиционной ермолки — плоская меховая шапка спотик. И длинные-предлинные пейсы. С ними разминались, следуя в другую сторону, на тфилу (молитву) в другую синагогу, празднично одетые семьи иудеев: впереди — глава семейства, следом — жена с выводком детей. Они, судя по всему, принадлежали к реформаторской или либеральной религиозной общине, только не к консервативной. И каждое из многочисленных течений имеет свой Божий дом.

Как тут не вспомнить анекдот в тему? Спрашивает прохожий еврея: «Зачем вы строите третью синагогу, если вас всего два еврея в городе?» — «В эту, — указал тот на синагогу по соседству с облаченной в леса, — не ходит Рабинович». «Но ведь есть вторая!» — и прохожий кивнул на храм напротив. «А в ту не хожу я». «Так зачем же третья?» — удивился прохожий. «В третью мы не будем ходить оба», — триумфально ответствовал еврей.

Гроб Господень слезами орошу...

Синагоги синагогами, но мы уже битых два часа не могли найти путь к Гробу Господню. Правильно говорят: Бог любит троицу! На этот раз Создатель послал нам помощника, знавшего Иерусалим, как свою квартиру, и выведшего нас к Львиным воротам, за которыми начинается Виа Долороза.

Каждый пилигрим мечтает пройти отрезок от резиденции Понтия Пилата до Храма Гроба Господня — последний путь Иисуса, с 14 остановками, описанными в евангельских текстах. Любители острых ощущений даже привязывают себя к взятому напрокат у арабов деревянному кресту, и процессия с молитвами, псалмами несет распятого «Христа» на Голгофу. Если они думают, что Бог сразу же отпустит им грехи, то глубоко заблуждаются. По-моему, процедуру нужно доводить до конца...

Замедляю ход, касаюсь рукой меток на стене. Тут Иисус взял крестную ношу на плечи. Здесь — падает под ее весом. Дальше — Симон забирает у него крест... Христос падает во второй раз... Невольно примеряю на себя все страдания, принятые Богочеловеком ради искупления грехов всего человечества. Зачем? Неужели стало меньше зла?

С этим и вошел в Храм Гроба Господня. Внешне он не столь величественен, зато внутри... Прямо у входа — Камень помазания. Стал на колени, поцеловал. С невыразимым трепетом встал в очередь собственно к Гробу.

…Небольшая комнатушка — свечи, лампадки, иконы и мраморная плита, крышка Гроба Господня. Ноги сами подкосились, припал к холодному камню и сразу же залился слезами. Они хлынули откуда-то изнутри, и такие обильные, каких не проливал по родным (да простят меня!), ушедшим в мир иной. Показалось, что еще вчера видел Его: живого, исполосованного плетями римских стражников, с терновым венцом вместо лаврового... По крайней мере, таким запомнил Его по фильму Мэла Гибсона «Страсти Христовы».

Греческий монах-надзиратель дал знак: пора уступить место следующей четверке. Медленно встал и только сейчас увидел на мраморной плите озерца слез. Наши, грешные... Выйдя из храма, престарелая паломница из России набожно произнесла: «Вот посетила Гроб Господень, так и умирать уже можно!» А у меня, наоборот, проснулась такая жажда к жизни!

Возвращались через базар, на котором можно купить все, кроме автомобилей и — открыто — оружия. Идиллия! Арабы мирно играют с евреями в нарды. Ни тебе интифады, ни сектора Газа... За спиной у каждого — тесные лавчонки: сувениры для христиан, иудеев, мусульман, ювелирные украшения, бижутерия, ширпотреб... Лотки там же, где были и при Давиде, и при Ироде Великом. Стоит остановиться, липнут, как банный лист: «Руси! Руси! Ходи сюда!» Маленький, словно колобок, торгаш почти два квартала семенил за мной, восклицая: «Бо рега, бо рега!» Рассердился: «Какой я тебе барыга?!» Оказалось, продавец решил уступить в цене и кричал: «Погоди! Погоди!»

Не считал, сколько шагов он сделал, пока не догнал меня. Но что больше десяти, которые пытается сделать навстречу нам наша власть, это — точно! Иногда кажется, что она не то что не приближается, а наоборот, бежит от нас. В феврале 2005 года в управление Пенсионного фонда Деснянского района г. Киева подал необходимые документы на льготную пенсию. Инспекторша проверила, внесла в электронную базу данных и сказала: «Ждите!» Прошел месяц, второй, полгода... Через 11 месяцев спохватились, вызывают: «Нужно еще такую справку поднести... такую...» В три раза больше документов, чем в первый раз. Да еще и виноватым сделали: «Что же вы столько времени не интересовались вашей пенсией?» Так это кто к кому должен двигаться навстречу и как быстро?

Пенсионеров — бывших наших соотечественников — в Иерусалиме немного. Во-первых, неустойчивая политическая обстановка в этом регионе. Во-вторых, столичный статус города сказывается на составе населения. В-третьих, цены на жилье стабильно высокие из-за близости святых мест. Проживают выходцы из Союза преимущественно в отдаленном районе Неве-Яков, раскинувшемся на одном из семи холмов. Живут в большинстве своем в съемных квартирах, платят немало — 400 долларов в месяц. Пенсии, разумеется, на это не хватает, подсобляют дети.

Только единицы имеют собственные квартиры, приобретенные за машканту (ипотечный кредит), которую нужно выплачивать ежемесячно в течение 28 лет. Чтобы не попасть в список должников, приходится пахать на двух-трех работах. И все же Иерусалим охотно принимает тех, кто исповедует тезис: нужно жить среди неевреев, а умирать — среди своих. Сюда едут на склоне лет, дабы быть погребенным на одном из многочисленных кладбищ. Хотя место на них порой равно по цене трехкомнатной квартире...

Чудо-юдо рыба фиш

С рыбами, которые можно употреблять в пищу, у правоверных иудеев не все так просто. Ведь головы многих из них (людей, а не водных обитателей) обращены в прошлое, поэтому педантично руководствуются древним сводом правил повседневной жизни. А в нем говорится, что для употребления пригодны лишь рыбы, имеющие чешую и плавники. Причем чешуя не должна намертво крепиться к телу, а с легкостью отделяться, если провести по ней ногтем. Так что не удивляйтесь, если заказанная в израильском ресторане фаршированная щука окажется... морским окунем.

Как по мне, весь иудаизм вмещается именно в фаршированной рыбе. Почему? За еврейским столом никого не хотят обделить. Когда же едят жаренную рыбу, одним достается голова, вторым — костлявый хвост, третьим — вкусная спинка. А евреи рыбу фаршируют, всем достаются одинаковые кусочки. Еврейских кастрюль и сковородок избежали лососевые, моллюски, угорь и сом. Красная икра кошерная, а черная — нет. У арабов намного меньше запретов, и в их кафе можно полакомиться форелью в миндале, креветками, осьминогами, кальмарами... Реликтовое блюдо — «рыба святого Петра».

После того как земляки скептически восприняли учение Иисуса, тот отправился на Галилейское море и нашел учеников среди тамошних рыбаков. Один из них — Симон-Петр. Нелегко было Христу убедить простых людей в своей божественной сути. И здесь Ему на помощь пришли рыбы. Сперва Он наполнил ими пустые сети, затем накормил пятью хлебами и двумя рыбинами пять тысяч человек. На простых, известных вещах утверждалась вера в Учителя. Позже была Нагорная проповедь и благословение Симона-Петра стать преемником Иисуса и возглавить Церковь. В его честь и назвали одну из рыб.

Находясь за границей, каждую страну примеряю на себя (на предмет возможного проживания) прежде всего по... вкусу хлеба и еды. Другие факторы учитываю потом. Так вот, в Израиле не жил бы и дня. Грех жаловаться на желудок: он крепкий, как жернова, и переваривает сало, чеснок, самогон, свинину, картошечку... Но как ему привыкнуть к рыбе — вареной, пареной, копченой, вяленой, вперемешку с молоком, кефиром, йогуртом? Это то, чем кормили нас каждое утро гостиничные повара. Нет, столы ломились от экзотических овощей и фруктов. Но ведь ими не насытишься! Мой бойкот острословы расценили так: «Не ешь рыбу — значит, антисемит».

Говорят, в «русских» магазинах можно купить свинину, сало. Правда, со специфическим цитрусовым привкусом, поскольку хрюшек кормят преимущественно... апельсинами.

Если через желудок пролегает самый короткий путь не только к сердцу, но и к Богу, то иудеи, пожалуй, ближе к нему. Поскольку более 3000 лет следуют жестким предписаниям священной Торы, которая мало того что запрещает есть все подряд, но и требует избранные продукты готовить определенным образом. Только при этом условии они становятся «кошерными» — пригодными. Но даже если разрешенного теленка или барана зарезал нееврей, их считают трефными, то есть не кошерными, и у истинного иудея их мясо может вызвать даже физиологическое отвращение.

Говядина или баранина «пригодна» лишь при условии, если животное забил шохет — специалист-скотобоец. Он знает место на шее парнокопытных, куда можно вонзить, опять же таки, только ритуальный нож... Поэтому еврейская традиция запрещает есть животных, убитых на охоте.

Ну а как же с желанной для каждого еврея курочкой? Она принадлежит к мирным пернатым, как и гусь, утка, индейка, поэтому употреблять их в пищу можно. Но и для курей имеется определенная градационная шкала качества. Если на них есть надпись «кошер лемеадрин» и стоит печать известных раввинов, птица соответствует более строгому стандарту кошерности — меадрин. У других, с наклейкой «кошерное под надзором раввината города такого-то», можно найти сгустки крови, остатки печени, так что подобная птица почти на грани трефного продукта.

Но на этом забота о ритуальной чистоте не заканчивается. Ни в коем случае нельзя смешивать молочные и мясные блюда: их готовят и подают в разной посуде. Рассказывали, в Кнессете (Верховной Раде — по-нашему) случилось непредвиденное: в молочном буфете случайно обнаружили кастрюлю с мясным супом. Поднялся рейвах. Раввин-инспектор, надзиравший за соблюдением ритуальной чистоты, приказал суп немедленно вылить, а заодно уничтожить всю оскверненную пищу. Работники пищеблока так старательно принялись выполнять его приказ, что не пощадили даже то, что было в тарелках депутатов. Более того, буфет вообще закрыли на сутки. И тогда голодные и злые слуги народа потребовали от главы Кнессета, чтобы в израильском законодательном собрании появилась хотя бы одна столовая, не находящаяся под влиянием раввината.

Запрещается пить молоко и есть молочное после мяса — шесть часов, мясо после молока — два, поскольку Тора трижды предостерегает: «Не вари ягненка в молоке матери его». По нашим меркам, доходит до смешного: суп или борщ на мясном бульоне нельзя забелить сметаной. Так же, как и съесть одновременно два бутерброда: один с колбасой, а другой — с сыром. В богатых еврейских семьях работают два холодильника: один для молочных продуктов, второй — для мясных. Бытует шутка: иудей должен иметь еще и два унитаза... Как правило, кафе и рестораны делятся на молочные и мясные. Более 80% ресторанов работают по специальному сертификату, с подписью и печатью раввина.

Вообще-то, многие законы Торы направлены на то, чтобы ограничивать социальные контакты с неевреями и таким образом препятствовать смешанным бракам. Одним из таких греховных порогов и является трефная пища. В израильской кухне, кроме кошерности, чувствуется восточный привкус и местные приправы, упоминаемые в Библии: кунжут, корица, мята, кориандр.

На ходу довелось попробовать блюда «типуси исраели» — типично израильские. Меню, естественно, на иврите. Один набор загогулин — 12 шекелей, другой — 15... Спросить не у кого. Даже английский не спасает. Как интеллигент показываешь пальцем: «What is this?», а в ответ: «Бурекас». Вот и пойми. Взяли то, что чаще всего заказывали посетители.

Продавец щедро наложил в карманчик питы жареное мясо, гарнир — на выбор. Свыше 20 видов: картофель-фри, баклажаны, сладкий перец, огурцы, помидоры, лук... Насыпал, сколько хотел, а вот доесть не смог. Мясо оказалось настолько перченым, что лысина сразу же вспотела. Дал маху и с фалафелью. Думал — фрикадельки, выяснилось, шарики из горохового теста, жаренные на оливковом масле, после которых во рту, как у Змея Горыныча. «Тушить» же пожар пивом Heineken весьма накладно: 12 шекелей за 0,33 литра. Вот и «сэкономили»!

Что касается напитков, то кошерными могут быть и водка, и вино. В том случае, если винокурня не работает в шабат — по субботам, ее хозяин — еврей, а за технологией приготовления следит раввин. Ивритское слово «шикор» — пьяница — тут употребляют редко. Как искренне признался один тельавивец, «я видел еврея под градусом года три назад, да и то — в зеркале».

Нет, евреи — пьющие. Мудрецы по поводу этого говорят: «Бишлоша риварим адэм никар: бехасо, увихисо, увхаасо», что в переводе звучит примерно так: «Человека распознают по трем вещам: по стакану, по карману и по характеру». Религиозный закон позволяет пить, но зная меру.

Поэтому если в ресторане приспичит хлопнуть именно стакан водки, уточните официанту литраж: «кос водка». А то принесет «мана» — порцию, а в ней беленькой — на палец от донышка. Только недавно Академия языка придумала слово для похмелья — «хамарморет». И вынуждена была сделать это с учетом растущего засилья пьяниц из стран СНГ. «Градусное» увлечение наших бывших земляков становится для Израиля проблемой не меньшей, чем палестинская автономия.

Евреи, евреи,
кругом одни евреи

Кое-кто, прочитав подзаголовок, позаимствованный мной из давней ресторанной песенки, сконфузится, смутится. И напрасно. В Израиле еврей — звучит гордо. И если у нас он ассоциируется со словом «старик», с картавостью, «тетей Соней» или анекдотическим Рабиновичем, то там типичный израильтянин — это воплощение молодости.

Первым «украинским» евреем, которого мы встретили в Израиле, оказался Михаил, бывший винничанин, а сейчас — «секьюрити» в гостинице Dan Panorama. За глаза называли его «бобе-майсес» (бабушкины сказки. — В.Ч.) — за фразу-паразит, которую он вставлял к месту и не к месту. Рассказываешь ему о переменах в Украине, а Михаил через каждое предложение взрывается своим коронным:

— Да не рассказывай мне бобе-майсес!

И так непосредственно, что и сам перестаешь верить, что в Украине подобное могло произойти.

Михаил — счастливчик. За пять лет привык к здешней жизни, живет с родителями в престижном районе, имеет чистую, денежную работу. Его ровесники не столь успешны. Слишком маленькая страна не может «абсорбировать» всех высококвалифицированных выпускников университетов и колледжей. Молодые израильтяне вынуждены искать счастья за границей: в США, Канаде, Европе, кто-то возвращается в бывший Союз. Здесь говорят: не родись красивым, а родись наглым, и все у тебя будет. Интеллигентность — что-то наподобие группы инвалидности.

От Михаила мы нахватались расхожих ивритских слов, узнали в лицо и поименно почти всех «зона руси» — «наших» проституток, которые пасутся в Dan Panorama. От юных до немолодых, декольтированных, с возрастными морщинами на груди... Это его совет: прежде чем спрашивать на улице на английском, попробуй на русском... И в 90 случаях из ста срабатывало! Более того, несколько «градюэшн пати» обслуживали преимущественно девушки-«украинки», в знак землячества заставившие наш стол столькими бутылками спиртного, которые не смогли бы осилить все гости вечеринки.

Зарубежные коллеги-журналисты из Европы, Азии и Америки смотрели на нас, как на полоумных, когда после изнурительной поездки по пустыне Негев, продолжавшейся целый день, мы, вернувшись в Тель-Авив в сумерках, отправились на пляж. Какая разница, что в октябре там — не купальный сезон. Главное — температура воды +26 оС. Для нашей «русскоязычной» четверки — болгарина Васила Аспарухова, казашки Гульнары Саганаевой и нас, двух украинцев, — купание под луной стало традиционным.

Выходишь из воды, а с твоими коллегами, стерегущими одежду, уже проводит «воспитательную беседу» израильский патруль. По-русски. А в очередной приход не успели раздеться, как рядом, из не замеченной нами палатки, услышали:

— Не были бы вы так любезны передислоцироваться на несколько метров дальше и не мешать нам спать...

Всюду «наши»! С этими «нашими» я едва не нарвался на международный скандал. Увидев авто с оранжевыми и бело-синими лентами, подумал, что предприимчивые евреи импортировали Майдан в Израиль. Подошел к водителю и в окошко: «Ющенко! Так!» Молчит. Я повторил. Из того, что гаркнул владелец авто, нащупывая рукой что-то тяжелое, понял только «бэн зона».

Причина появления этой цветной символики лежит в иной плоскости. Дело в том, что противники ухода из сектора Газа облюбовали «оранж», а сторонники правительства — бело-синий цвет. Если впадаешь в политический раж, то оранжевый замечаешь даже на вещах давно привычных. «Апельсиновые» телефоны-автоматы «Безека», такие же будки продавцов лотерей, униформа строителей дорог, оранжевый экскаватор... Лидеры гражданского движения сопротивления призывали блокировать государственные учреждения, разбивать палатки, перекрывать дороги. Но армия с полицией остались верны правительству Ариэля Шарона, и это стало решающим фактором. Короче, римейк нашей революции в Эрец-Исраэль провалился.

Из оранжевого Израиля возвращались в оранжевую Украину. Здесь, как и там, — «высотки» и облупленные одесские, жмеринские дворики, потоки машин и денег. Многое роднит два государства и вместе с тем отличает. Ну, хотя бы то, что у них на календаре — 5766 год, тогда как на нашем — 2006-й. Мы начинаем работу с понедельника, они — на сутки раньше. А на их «Шалом!» приветливо киваем: «Бью челом!»