«Я не здесь...». Памяти Риммы Казаковой

«Помирають майстри, залишаючи спогад, як рану…» — написала Лина Костенко.

Страшно жить в эпоху, когда на твоих глазах в прошлое отходят те, на чьих плечах держалось искусство ХХ века. На горизонте уже совсем иные поколения, иные ценности, иные проблемы. Несмотря на все сотрясения, именно эта эпоха породила — рядом с самыми ужасными катастрофами войн и голодомора, тирании и репрессий — новые образцы культуры: английской, американской, русской, польской и, конечно, украинской. Именно этот век смог сформировать в пространстве культуры новых «титанов», предстающих защитниками тончайших материй человеческой души, поскольку у них самих внутри сверхчувствительный датчик, могущий безошибочно поставить диагноз эпохе или указать на беду. Эдакий барометр высокой культуры.

К таким людям относилась и Римма Казакова, сердце которой перестало биться 19 мая в 13.00...

Я не здесь.

Я там, где ты...

В парках строгие цветы.

Строгий вечер.

Строгий век.

Строгий-строгий первый снег.

Римма Казакова чувствовала человека, чувствовала время, и, к сожалению, как часто бывает, время не чувствовало ее. Родилась поэтесса 27 января 1932 года в Севастополе. В раннем детстве жила в Беларуси, после окончания школы поступила на исторический факультет Ленинградского университета. Первые стихи увидели свет в 1955 году. В течение семи лет жила на Дальнем Востоке, работала редактором студии кинохроники в Хабаровске. В 1958 году в этом городе вышел первый сборник ее стихов — «Встретимся на Востоке». В начале 60-х переехала в Москву, работала над переводами стихов с языков народов СССР (переводила с абхазского, кабардинского, литовского, таджикского, прочих языков). В 1964 году закончила Высшие литературные курсы. В ее творческом наследии — сборники поэзии «В тайге не плачут» (1965), «Помню» (1974), «Набело» (1977), «Русло» (1979), «Страна любовь» (1980), «Пробный камень» (1982), «Сойди с холма» (1984).

Пусть теоретики уверяют, что вечного в мире ничего нет. Возможно, в мире прагматики, материализма это действительно так. Но есть Дух, который проявляется в человеке через «философию сердца». И обычный человек, не заключенный в путах теоретических рассуждений о «всеобщем», стремится найти на этой земле свое маленькое «частное пространство», чтобы наслаждаться миром, избегая суетности. Он хочет жить и чувствовать, но при этом ощущать себя человеком, а не пасынком социально-политических противоречий. И для этого часто нужно совсем мало — красивая книга, красивая поэзия, которая, избегая будничности, владеет уникальным свойством «излечивать» человека от «городской усталости», вознося к эстетическим и этическим высотам. Это необходимо человеку — высота, скрытая в наименьшем слове, в самых малых образах, вроде таких простых, иногда даже не пригодных для сложных теоретических раскладок. Но почему-то все новые и новые поколения возвращаются к этой поэзии. Интересно, а как будет теперь...

Римма Казакова вошла в пространство литературы в 23 года. Поэтесса не спешила к читателю, если учесть, что часто первые поэтические сборники появляются в 15—18 лет. Римма Федоровна принадлежит «субстрату» российского шестидесятничества. Конечно, в этом «либеральном» понимании шестидесятничество имело место и в России, и в других республиках СССР, везде, где система террора пыталась уничтожить личность. В Москве, возможно, шестидесятничество развилось больше всего, поскольку, скажем, в Киеве атмосфера в то время была идеологически сдержаннее, чем во всесоветской столице. Римма Казакова относится к тем, кто сумел восстать против системы однолинейности соцреализма, против паровозности, трафаретов и воспевания террора. Но говоря так, следует понимать, что речь идет не о стусовском сопротивлении системе, не о самоотречении и баррикадности. Просто человек нашел в себе силы быть собой, а не среднеарифметическим советским человеком, захотел писать так, как чувствует в меру своего таланта, данного Богом, а не так, как нужно писать, поскольку таковым есть руководящий художественный метод. Человек не писал о символах красной эпохи, а жил в своем мире и любил его по-своему, не так, как другие.

Поэтессе было уютно в ее камерной вселенной. Она не искала суетной славы, хоть и была популярна, ее поэзию знали и в далеких зауральских уголках, и, конечно, в Советской Украине. Поэтесса не боялась быть искренной, главное в творчестве — не сфальшивить.

Творчество Риммы Казаковой — это история второй половины ХХ века, это боль и счастье обычного человека. Не случайно жанр элегии удавался ей лучше всего. Ее поэтический мир — это келья, а лирическая героиня обладает францисканской любовью к миру. Именно это францисканство, дарящее человеку чувствительность к каждой травинке в мире, дает возможность как можно полнее почувствовать боль и страдание. Потому эта поэзия и превозносит человека к небесам, оставляя на некоторое время в тех высотах.

Для Риммы Казаковой не характерны промежуточные краски и приглушенные звучания. Если радость — так во всей полноте, если грусть — то так, что пронимает тело и душу, оставляя за собой тяжелый этически-эстетический опыт, который человек должен осмыслить, чтобы подняться на еще одну ступень жизни. Ее поэзия возвращает нас к красоте, к эстетике, к правде (а не к правдоподобию). Теперь такой поэзии нет — время, дескать, не то. Нет такой конденсации эмоций на сантиметр поэзии, нет такой «сенситивности». Возможно, гуманизм в поэзии не модернистская штука, а возможно, что все зависит от «калибра» мастера. Поэзия должна быть человечной — откровенной, даже безобразной, но… все равно человечной.

В конце печальной эпопеи,

перевернувшей жизнь мою,

я на развалинах Помпеи,

ошеломленная, стою.

В нас человек взывает зверем,

мы в гибель красоты не верим.

Жестокость!

Парадокс!

Абсурд!

В последний миг

последней боли

мы ждем предсмертной

высшей воли,

вершащей справедливый суд.

Трудно писать о ком-то, когда тобою «руководит» лишь аура этого человека, только ментальный образ, собственно, даже проекция, основывающаяся на личностном диалоге «Я — Поэзия — Поэт». Читая такие стихи, как у Риммы Казаковой, часто даже имени автора не замечаешь, а иногда кажется, что так может сказать каждый, или наоборот: все это — обо мне и ни о ком больше. Шекспировский эффект. Римма Казакова — айсберг в великом пространстве русской литературы. Но чем дальше, тем более пространство сужается и такому айсбергу не хватает места. Тогда приходится выбирать поэтику молчания, поскольку, как начали убеждать новейшие издатели, «поэт — это не профессия». Гонорары за стихи в газетах мизерные, а сама Римма Федоровна никогда ни у кого ничего не просила. Да и кто подаст (и нужны ли поэту подачки!), когда сама поэтесса откровенно выступила против третьего срока Владимира Путина! А в двухтысячном году — против возвращения сталинского гимна. В одном из своих последних интервью на вопрос о том, можно ли жить с большой душой в мире, где законы выживания исключают подобные черты в человеке, Римма Федоровна ответила: «Зачем выживать? Надо жить. А что касается материальной нужды, то я ребенок войны. Так, как мы жили тогда, никогда уже мы жить не будем. И на хлеб, даже с маслом, у каждого хватит... Плохо, что поэзию отстранили от участия в гражданском процессе. Поэт первый заметит то, чего еще никто не может увидеть».

Высокая этическая планка и честность, прежде всего перед собой, до конца, до последней капли жизни, до кончины — это принцип Риммы Казаковой. И ни на шаг от моральных норм, уважаемых в мире испокон веков, которыми теперь почему-то стали пренебрегать.

Живут на свете дураки,

Идут-бредут в своих веригах,

Невероятно далеки

От разных умников великих.

Но умники за их спиной

Гогочут...

— Видели растяпу?

Дурак, весь век с одной женой!

— Дурак, не может

сунуть в лапу!

— Дурак, на вдовушке женат

И кормит целую ораву!..

Пусть умники

меня простят —

Мне больше дураки по нраву.

В одном интервью поэтесса откровенно призналась: «У меня нет ни одной Государственной премии, хотя я сорок лет работаю в поэзии. Думаете, я должна на них сердиться? Не должна! Но выхожу на улицу, и люди меня узнают!».

А жизнь у каждого в руках.

Давайте честно

к старту выйдем,

И кто там будет в дураках —

Увидим, умники! Увидим.

А еще она сказала: «Писать стихи — это дело жизни. Но сначала нужно доказать обществу, что ты полезен для него. Путь этот тяжел. Потому по нему идут избранные. Я не очень верю в высшие силы, но иногда мне приходит в голову, что у поэта есть особое предназначение и что эти силы все-таки помогают».

Смерть Риммы Казаковой — это потеря не только для русской культуры, но и для мировой. Теперь мало таких людей, а поэтов тем более. Жаль, если эта поэзия не найдет новейшего реципиента, то есть читателя ХХІ века. Мир постмодерных смесей привлекателен как красивая роза из металла или хрустальный дворец. Но ничто не заменит запаха скошенного сена и воздуха после дождя, как и поэзии несравненной Риммы Казаковой — титанической женщины ХХ века.

…Переходы, перегрузки,

долгий путь домой...

Вспоминай меня без грусти,

ненаглядный мой.