«Я, конечно, не виновата, но ты меня извини…»

«Я, конечно, не виновата, но ты меня извини, потому что твои родители пришли ко мне, а я не хочу, чтобы они больше ко мне приходили». Приблизительно так извинялась учительница перед семиклассником в одном из опустевших коридоров общеобразовательной школы. Было похоже, что мальчику ее извинение давалось нелегко: напряженный взгляд, каменное выражение лица, в общем, стойкий оловянный солдатик в красно-синем мундире, известный по сказкам Андерсена. Если бы не услышанные слова, вполне можно было бы предположить, что этот педагог не извиняется перед ребенком, а в чем-то обличает его. Оказывается, даже простое извинение может иметь агрессивную окраску… Несмотря на то что отзвенел последний звонок и учебный год давно закончился, вопросы относительно этической стороны учительских извинений не исчезли никуда. Можно не сомневаться, что первого сентября вместе с букетами цветов и загорелыми детскими лицами придут и старые формы взаимоотношений, в которых очень часто при конфликте с педагогом ученик становится маленьким безголосым «я».

Об этой проблеме редко говорят в психолого-педагогической литературе, еще реже она под­нимается в школе или семье. Многовариантность форм и несколько размытая структура извинения ведет к тому, что в ответ на вопрос «за что перед вами извинялся учитель?» дети начинают просто пересказывать факты. Как правило, и они, и их родители, не сговариваясь, детально описывают все, что произошло. Но если спросить их о причине произошедшего конфликта, многие окажутся в растерянности. Однако у каждой обиды или ссоры есть своя причина, но выявить ее бывает очень нелегко, особенно если речь идет о препо­давателе и его ученике. Для учительского извинения, думаем мы, должна быть очень веская причина, например, если ребенка откровенно оскорбили, несправедливо наказали, демонстративно высмеяли и т. д. За учительским извинением почему-то всегда видится лишь самое страшное, хотя то же оскорбление может быть завуалировано под упрек, а насмешка обернута в корректный фантик замечания. И в этом случае очень сложно провести черту, за которой заканчивается педагогическое поле. Недаром сегодня те психологи, которые изучают взаимоотношения детей с педагогическим коллективом, вынуждены прибегать к разнообразным уловкам, чтобы отыскать в массе противоречивых фактов тот самый ящик Пандоры. Так, рядом с вопросом «Как часто тебя обижают учителя?», детские психологи спрашивают современных школьников и о том, «сколько раз учителя извинялись перед тобой?», «ты часто на них обижаешься?», «называл ли когда-нибудь учитель тебя дурой/дураком и другими обидными словами?». Хорошо прослеживаемая однотипность подобного анкетирования объясняется тем, что многие школьники просто не склонны вкладывать свои отношения с учителями в какие бы то ни было эмоциональные или понятийные рамки. В этом возрасте многим из них проще «не увидеть» направленную в их сторону стрелу, чем держать оборону. Наверное, потому и получаются парадоксальные анкеты, в которых учителя «не обижают», «не извиняются», «я на них не обижаюсь», но при этом «дураком и бестолочью называют, да». Говорят, что подобные ответы чаще всего встречаются у детей из общеобразовательной школы, где массовость и ставка на поток несколько снижают допустимые планки обращения с ними. Конечно, в элитной гимназии или престижном лицее учебный процесс перекроен под личность каждого отдельно взятого ученика, поэтому любой выпад в его сторону может закончиться для учителя плачевно. Элитарность внешних форм накладывает отпечаток и на этическую норму.

Еще зимой моя 13-летняя племянница поделилась очень интересным наблюдением. По ее словам, чем взрослее они становятся, тем больше изменений происходит и в их взаимоотношениях с учителями, когда тем приходится извиняться перед всем классом или кем-то из учеников. Если в младшей школе этот процесс происходил естественно и просто, то средняя школа принесла довольно интересные поправки. «Сегодня перед нами, — говорит девочка, — объяснения (!) как-то затягиваются. Правда, сами учителя говорят быстро и коротко, непонятно комкают слова». Пожалуй, это маленькое наблюдение служит лучшей иллюстрацией того, что иногда даже школа способна прививать детям искаженные стандарты поведения, в которых простое словесное извинение может идти с подтекстом «мне не хочется этого делать» или «это невероятно тяжело». А ведь дети улавливают все эти тонкие нюансы очень хорошо. Они могут только делать вид, что им абсолютно все равно, но на самом деле любую информацию они впитывают в себя как губки. И стоит ли удивляется тому, что в следующий раз при аналогичной ситуации один ребенок может не услышать, второй — не увидеть, а третий — не заговорить? Кроме того, еще с детства многим из нас родные и близкие могут закладывать основу будущего страха и неуверенности в себе. Это случается тогда, когда любой проступок на людях они превращают в насильственное извинение. Сначала стыдят и укоряют, а потом резко выталкивают вперед: «Иди за прощением». Как правило, это психологическое сальто срабатывает на ура — завтра ребенок будет мгновенно закрываться в подобной ситуации или входить в образ несущегося с извинениями «боевого слона».

Между учителем и учеником сегодня процветают и другие формы взаимоотношений. Так, современная школа наполнена эпизодами, в которых искреннее извинение педагога воспринимается в штыки. То есть многие дети испытывают дискомфорт только потому, что перед ними извиняется взрослый. Как правило, подобное поведение свидетельствует о том, что в таких семьях родители очень редко снисходят до объяснения своих поступков и еще реже способны за что-то извиниться перед своими же детьми. Прецедентное право работает и здесь. Сегодня способность правильно преподнести свое извинение становится все более актуальной, особенно если мы говорим об общеобразовательной школе как об институте, прививающем определенные навыки и дающие позитивные клише. Но как тогда правильно извиняться перед учеником или учениками? Какие формы или стили извинений стоит «применять»? Что делать при неоднозначных ситуациях, когда к межличностным отношениям подключается дирекция школы или родители? За ответом на эти и другие вопросы мы обратились к специалистам из Института психологии им. Г. Костюка АПН Украины — кандидату психологических наук, заведующей лабораторией психологии дошкольника, Светлане Лады­вир и ведущему научному сотруднику Лесе Вовчик-Блакыт­ной:

Вовчик-Блакытна: Рецептов, как правильно извиняться, нет. Что касается подростков — они очень чувствительны к правде и неправде. Если учитель сам понял, что был неправ и искренне извиняется, ребенок всегда воспринимает это нормально. И тогда не нужно искать ни формы, ни концепции, как это сделать или преподнести. А вот если указание идет сверху, учитель, конечно, будет извиняться по-другому.

Ладывир: Я думаю, что подходит любая форма, если она адекватна той произошедшей ситуации. Все зависит от характера личностных взаимоотношений между учителем и учеником. Если речь идет о коллективе, тогда, конечно, извиняться нужно перед всеми. Если же это интимно-личностные отношения, тогда только тет-а-тет. Учитель должен быть не цербером и надзирателем, а наставником в самом хорошем смысле этого слова. По Антону Семеновичу Макаренко, сначала как можно больше любви к ребенку и только потом требования. Когда происходит выяснение ситуации, учитель и ученик должны быть на равных. Не «послушай, надо делать так», а «я очень хочу, чтобы ты меня услышал», ведь «ты не подумал», «не обратил внимание», «не заметил», «не учел». И даже может быть такая форма: «не спеши соглашаться со мной», если я знаю, что этот ребенок строптивый. То есть заведомо подтекст у взрослого должен быть: я тебя ценю, уважаю и хочу, чтобы эта ситуация сгладилась и больше не повторялась. Любому учителю надо остерегаться личностных суждений: «ты плохой», «ты грубиян», «как ты смеешь!» — нет, ни в коем случае. Самое главное — понять эмоциональное состояние ребенка. Тогда у любого взрослого будет меньше ошибок, и извиняться ему не придется.

— По словам психологов, многие дети не различают оттенков в отношениях с учителями. То есть, они не могут точно сказать, в какой момент учитель их оскорбил, а когда просто проявил холодность или был невнимателен. И если у них спросить, за что конкретно извиняется учитель, очень часто они начинают рассказывать ситуацию целиком, не выделяя настоящую причину. Почему?

Ладывир: Во-первых, эмоциональная сфера ребенка не защищена. Во-вторых, у него еще нет опыта лживых взаимоотношений. Сами взрослые извиняются как? Поведением. Редко кто скажет «Извини меня, пожалуйста. Я был неправ (неправа)». А это начинается из детства. Когда ему, маленькому, говорят: «Пойди, извинись», а он надулся — «Не. Не буду!». А его теребят, от него требуют. Но ведь дело не в том, чтобы вытянуть из него это извинение. Это неправильно. Наоборот, сложившуюся ситуацию надо раскрутить так, чтобы желание извиниться вышло из ребенка само. А вместо этого дети еще с садика усваивают следующую форму: «Посмотри в глаза, поморгай, покажи, что ты паинька, и пошел». Потому и получается, что вместо того, чтобы прийти и сказать «Мамочка, извини. Бес попутал», ребенок выкручивается или молчит. То же самое происходит и в школе.

Вовчик-Блакытна: Дело в том, что дети подросткового возраста очень обостренно воспринимают все, что касается их личности, так как именно в этом возрасте интенсивно идут процессы формирования самосознания, вырабатывается самооценка. А это все очень тонкие психологические процессы, которые сопровождаются развитием определенных защитных механизмов, когда подросток, например, создает себе своеобразную психологическую скорлупу. Если он будет реагировать на каждый намек, каждое замечание, он постоянно будет в стрессе. Ведь дети чрезвычайно чутко воспринимают даже взгляд. Очень легко рассказывать, как всех любишь и уважаешь, а на деле Васю к ногтю, потому что Вася пока только в пятом классе… Причем внешне подросток может никак не отреагировать, но внутри себя он зафиксирует это четко. И если он «проглотит» свой протест, проблема загонится внутрь, начнутся психосоматические заболевания в виде язвы желудка или проблем с желудочно-кишечным трактом. Но извинение, чтобы просто затереть конфликт, ребенку не нужно. Он не хочет чувствовать себя клоуном в ситуации, когда учитель просит прощения только из-за родителей или по настоятельной рекомендации директора школы.

Кроме того, надо учитывать и то, насколько дети привыкли слышать слова извинения дома. Один ребенок считает, что слово «дурак» простое и привычное, а для другого такое обращение недопустимо. Есть семьи, в которых родители никогда не извиняются, считая, что ребенок должен просто извинить или забыть. Но это неправильно. Детям любого возраста это надо проговаривать вслух. Иногда бывают ситуации, когда старшеклассник говорит, что хочет отомстить Марье Ивановне за то, что в третьем классе она ему то-то и то-то сделала. Парню уже 17 лет, но в нем эта обида все еще сидит, он ее хорошо помнит.

— Насколько я знаю, вариант «родители надавили» работает в наших школах очень хорошо. Одно дело, если им пользуются ученики младших классов, и совсем другое — старшая школа, когда 16-летний парень или девушка подключают к своим взаимоотношением с Ниной Алексеевной маму или папу… Быть может в этом возрасте подросток уже должен быть готов к тому, чтобы регулировать отношения с учителями самостоятельно?

Вовчик-Блакытна: Тут проблема в том, что в наших школах перед учителем подросток чувст­вует себя беззащитным и маленьким, поэтому, чтобы подкрепить свою силу, он ведет папу или маму. Но если родители тут же бегут в школу и устраивают скандал, это наихудший вариант. Же­лательно, чтобы они не бросались сразу же на амбразуру, а постарались сначала разобраться в ситуации, обсудить возможные варианты выхода из нее. А если уж идут к учителю, то не как к сопернику или врагу, а как к другу, коллеге, вместе с которым они ведут детей по жизни и учат умению жить среди людей.

Ладывир: Ситуация, которую вы обрисовали, это идеальный вариант начиная уже с третьего года жизни, когда у ребенка просыпается свое хочу, буду, нравится — не нравится. Но не каждый ребенок обладает нормальной способностью об этом заявить. Тем более что микрогруппа это совсем другое, особенно, если у детей с самого начала сформировали установку, что учитель — это царь и бог, требования которого надо выполнять. Конечно, ребенок всегда должен иметь возможность прийти и выговориться, другое дело, что в силу эмоциональных, психофизиологических и сотни других причин это не каждому дано. Для этого есть семья, которая должна заботиться об интересах своего ребенка.

Вообще эти треугольники — очень типичная ситуация. Поче­му? Потому что сегодня у учителя нет нормальных отношений с каждой семьей. Если в начальной школе учитель это друг и наставник, то уже в пятом классе он становится предметником — физиком, математиком, биологом и т. д. За школьной программой ему некогда присматриваться к детским настроениям. Воспитательную функцию школы мы поч­ти потеряли, хотя лозунг «личностно ориентированный подход» сегодня знают все. Хорошо, что мы все-таки осознали, насколько бездуховное поколение выходит. Да, интеллектуально подготовленное, но с абсолютно мелкой душой. А ведь школа это еще и воспитательное учреждение, которое должно помочь каждому ребенку сформировать ценностные ориентиры, показать, что добро всегда побеждает зло, даже если это добро стоит на тоненьких ножках.