ВЛАДЕЕТЕ ЛИ ВЫ ЭТИКОЙ ПО-ФРАНЦУЗСКИ?

Если французский автомобильный магнат устраивает презентацию новой марки машин своей фирмы где-нибудь на Сейшелах и за свой счет везет туда журналистов — езжайте с чистой совестью! Почему бы не совместить приятное с полезным? Такие «каникулы» ровным счетом ни к чему вас не обязывают.

Если потом этот самый магнат предложит вам новый автомобиль «покататься» — опять-таки берите, не задумываясь. В конце концов, как вы собираетесь писать об этой марке, не опробовав ее лично?

Но через недельку-другую машину лучше вернуть. В принципе, вы могли бы поездить на ней и месяц, и год, а могли бы и вообще оставить себе — магнат не будет против. Но это было бы с вашей стороны... неэтично.

Ошибки молодости

«Нам бы их проблемы!» — хором подумали журналисты, присутствовавшие на семинаре «Этические принципы работы журналиста: западный опыт», организованном Институтом массовой информации, слушая докладчика — опытного французского журналиста, одного из руководителей организации «Репортеры без границ» Даниэля Жанка. Человека, приехавшего из страны, где автомобиль — таки средство передвижения, да и поездка на Сейшелы — не такая уж роскошь, чтобы подкупить независимого журналиста.

Однако большинство вопросов профессиональной этики не настолько впрямую зависят от экономического уровня страны, а потому для журналистов Франции и Украины общие, близкие и знакомые. Какой ценой можно получать информацию, а какие методы абсолютно недопустимы? Как отбирать факты и иллюстративный материал для статьи, чтобы этот «отбор» не превратился в откровенную фальсификацию? Какие источники информации считать достоверными? При каких обстоятельствах называть полностью имена тех, о ком пишешь, а когда не делать этого? Какую тематику разрабатывать особенно осторожно, а в каких случаях и вовсе отказаться от публикации из этических соображений?

Французский журналист не станет писать о самоубийстве ребенка или подростка — это запрещает ему не только этический кодекс, но и закон. И десять раз подумает, прежде чем возьмется говорить о самоубийстве вообще: этот вопрос для щепетильных французов особенно неоднозначен. Одно дело, если застрелился генерал, по вине которого оказались в окружении и погибли солдаты во Вьетнаме, — но стоит ли писать об аптекаре, покончившем с собой, потому что его бросила жена?..

«В начале своей карьеры я как-то совершил такую вопиющую ошибку, что оправданием может послужить только моя молодость», — заинтриговал аудиторию мсье Жанка. И рассказал, как использовал в своей статье о войне в Алжире интервью, взятые у военнопленных, — они вполне укладывались в ту концепцию статьи, какой ее заранее представлял себе молодой журналист. Но ведь эти люди, находясь под стражей, конечно, не могли быть свободны в своих высказываниях, да и не исключено, что среди них были «подсадные утки»... Столько лет прошло, а мсье Даниэлю до сих пор стыдно. А ведь он, в сущности, ничего не фальсифицировал, не подгонял, — просто обрадовался, что ему сказали именно то, что он хотел услышать!

Конечно, молодость может многое извинить и оправдать. Помня об этом, приведу в пример один случай — уже из нашей жизни.

Как-то во Львове открылась — и через пару месяцев благополучно закрылась — газета, куда за довольно приличные деньги набрали на работу студентов первого-второго курсов факультета журналистики. От ребят требовалось подавать хлесткие, сенсационные материалы с отчетливым запахом жареного. И одна студентка написала о произошедшем тогда несчастном случае: 17-летний парень, которого не пустила на порог его девушка, попробовал влезть к ней в окно и разбился, сорвавшись чуть ли не с девятого этажа. В заметке очень подробно и трогательно описывались мысли и чувства этого юноши, который уже никак не мог подтвердить их или опровергнуть (фамилия, слава Богу, не называлась). Но хуже другое: не имея иллюстрации к материалу, автор позвала на помощь коллег-однокурсников, и вместе ребята соорудили постановочное фото. Один студент лег ничком на асфальт, у его головы разлили варенье, а другой щелкнул фотоаппаратом...

Молодость. Насколько я знаю, уже сейчас (с тех пор прошло лет пять-шесть) все эти ребята стали неплохими журналистами. Тогда, только пробуя «на зуб» профессию, они попросту играли в «творцов сенсаций», по молодости не задумываясь, скажем, о чувствах родителей погибшего парня. А о существовании журналистской этики не знали, видимо, вообще. Хотя, повторяю, учились они на факультете журналистики!

Чему учат в институте

Один из украинских журналистов — участников семинара посетовал: «Мы в свое время не изучали журналистскую этику. Учили марксистско-ленинскую...»

Журналисты нового поколения на такую отговорку права не имеют. В приложении к моему диплому об окончании института журналистики указано, что я изучала «психологию и этику журналистского творчества» на протяжении 32 часов. Не стану утверждать, что этого мало. Разве что поздновато — аж на четвертом курсе. Но когда Даниэль Жанка сказал, что ему непривычно выступать перед коллегами: обычно он читает лекции такого плана студентам, — стало обидно за родной институт. Одна лекция мсье Жанка дала бы студентам больше, чем все эти тридцать два часа...

Тут сделаю небольшое отступление. Говоря о достойных и недостойных способах сбора информации, француз рассказал о журналистке, которая, чтобы написать о профашистской партии Ле Пэна, сама вступила в ее ряды и оставалась членом этой партии целых два года! Допустимы ли подобные методы работы? «Несомненно, — прокомментировал мсье Даниэль. — Ведь если бы она пришла к нему со словами: «Бонжур, мсье Ле Пэн, я журналист и хочу написать о вашей партии», — она бы получила совсем другую информацию, мало соответствующую действительности».

Так вот, материал для этой части статьи я собирала примерно таким же способом — правда, без предварительного умысла. Будучи студенткой Киевского института журналистики, я во втором семестре четвертого курса прослушала 32-часовой курс этики и психологии. Не сомневаюсь, что и директор института, и преподаватель указанной дисциплины будут отрицать все написанное здесь от начала и до конца. Но у меня немало свидетелей: все-таки вместе со мной институт закончило более ста человек! А те, кто учится сейчас, подтверждают, что за последнее время ничего не изменилось...

Учебных планов, по которым читались лекции, никто из студентов никогда не видел. Сами же лекции, как пояснил преподаватель, должны были стать для нас практическим пособием в повседневной журналистской работе.

Так, мы узнали, что, отправляясь на пресс-конференцию, журналист должен взять с собой два диктофона (один обязательно сопрут) и три шариковые ручки: одну украдут, в другой кончится паста. Все ручки должны быть фирменные и дорогие, иначе ваше издание заподозрят в несолидности. Весьма полезная информация, но этика-то тут причем?

Кстати, лекцию о запасных ручках преподаватель прочел нам дважды, на протестующие крики студентов резонно заметив: «Повторение — мать учения». Из лекции в лекцию звучали также коронные утверждения, что главное для журналиста — «парад на лице», а пользование Интернетом — дурной тон, так как это «секонд хэнд» информации. Более тесного приближения к проблемам этики профессиональной деятельности журналиста за весь семестр не наблюдалось.

Зато студенты получили представление об идеальных отношениях в редакционном коллективе. Редактор всегда прав, собственное мнение журналиста — сказка для маленьких детей. Любая критика главного редактора наказуема увольнением. Журналисты в редакции — конкуренты; умей выдернуть интересную тему из-под носа у своего коллеги, иначе он выдернет ее у тебя. Никакой взаимопомощи! А самое главное: никаких личных взаимоотношений в коллективе — ни дружеских, ни тем более любовных. Хороший редактор, узнав о «служебном романе», немедленно увольняет обоих...

Довольно прогрессивное видение корпоративной морали, не так ли?

И не могу не вспомнить известные всему институту «13 заповедей журналиста», которые записывались под диктовку, потом ксерокопировались, передавались из рук в руки. Юмор заключался не столько в содержании «заповедей», сколько в том, что их нужно было заучивать наизусть и помнить не как-нибудь, а по номерам.

Впрочем, студенты-четверокурсники, в большинстве своем давно уже работавшие в редакциях, заветы данного преподавателя всерьез не воспринимали. Слегка зашевелились перед сессией, когда оказалось, что в билетах есть вопросы, действительно имеющие отношение к этике! Беспокоились напрасно: все, кого не угораздило в семестре лично подискутировать с наставником, получили «халявные» пятерки. И вся этика...

Где-то в середине семестра на курсе возникла стихийная инициатива собрать подписи под «вотумом недоверия» преподавателю. Не стану утверждать, что студенты жаждали качественного преподавания предмета — скорее боялись самодурства на сессии. Инициатива захлебнулась по простейшей причине: все прекрасно знали, что в институте нет другого специалиста по «этике и психологии». Разве что его предшественница на этом посту — ее, говорили, уже постигла участь студенческого недоверия. Обратной рокировки никому не хотелось.

Да, специалистов нет. Традиция давняя, восходящая, рискну предположить, к той самой марксистско-ленинской этике, которую все честно зубрили, но никто не считал настоящей наукой.

«Звездное небо над головой и моральный закон во мне», — Иммануилу Канту этого было вполне достаточно. Самый беспощадный цензор — внутренний, он же совесть. «У того, у кого она есть», — добавляет Владимир Высоцкий. Так стоит ли полагаться на то, что она есть у всех, кто приходит работать в журналистику?

Мораль и закон

Французы, во всяком случае, особенно на это не полагаются. Многие этические нормы вполне конкретно закреплены у них в действующем законодательстве. На семинаре о нем подробно рассказала Жаклин Папе, известная радиожурналистка, профсоюзный деятель и член Комиссии по пресс-карте. Закон о прессе был принят во Франции в 1881 году — через двадцать лет после отмены крепостного права в Российской империи. Уже тогда французское законодательство говорило и о свободе прессы, и об ответственности журналиста за оскорбление или клевету. О презумпции невиновности, о праве на тайну источника информации и многом другом, до чего к концу следующего века додумались и в Украине.

Да, и о моральных нормах, закрепленных в законе. Уже говорилось о запрете писать о самоубийствах несовершеннолетних. То же касается и совершенных ими или против них правонарушений. Да что говорить, если французские законы запрещают снимать на видео или фотографировать человека в наручниках, пока суд не доказал его вину!

Так что в ведении неписаной морали как таковой остается не так уж много вопросов. Вот и дискутируют французы, насколько дорогой подарок может позволить себе принять журналист от героя будущей публикации.

«Если вы пишете статью о работе текстильной фабрики, — советует Даниэль Жанка, — и в конце встречи вам предложили в подарок галстук, не отказывайтесь — это просто сувенир. Но если вам хотят подарить плащ стоимостью в тысячу долларов, лучше его не брать. Отшутитесь, скажите, что недавно купили точно такой же».

Нам бы их проблемы... Нам бы «Запорожец» в бессрочное пользование — разве б не расписали яркими красками, какая это замечательная машина?

А вот и нет! Как-то пришлось услышать от знакомого молодого журналиста: «Никогда не беру на презентациях никаких сувениров. И никогда не хожу на фуршеты! Чтоб не то что не сказали — даже не подумали бы: вот, налопался за наш счет, а потом такое написал!» Позиция, кстати, достаточно распространенная.

И невольно вспоминается героиня «Неоконченного рассказа» О’Генри, которая не пошла в ресторан с неким мистером Уиггинсом, так как понимала: кто девушку ужинает, тот ее и... Спорное, кстати, утверждение — если говорить о женщине, которая позволяет за себя платить только из вежливости. Но она-то зарабатывала всего шесть долларов в неделю!

В 1935 году французы приняли еще один закон — о статусе журналиста. «В то время, — рассказывает мадам Жаклин, — во Франции были очень сильны профсоюзы». Так что и закон получился... Судите сами.

Кроме дефиниции профессии как таковой и положения о журналистской пресс-карте, закон устанавливал шестинедельный оплачиваемый отпуск для журналистов, выходную компенсацию в случае увольнения (месячный оклад за каждый год работы), в том числе если увольняешься по собственному желанию, но мотивируешь это тем, что издание перепродается или просто меняет редакционную линию (последнее, правда, надо доказывать в суде). И самое главное — граничный минимум оклада журналиста: 8 тыс. франков.

Эту цифру участники семинара сначала приняли спокойно и лишь через пару минут, переведя в доллары — получилось что-то около 1.200, — заинтересовались: это в год или, может, в квартал? Да нет, в месяц. И это минимум! Разумеется, журналисты во Франции не миллионеры. Но человек, получающий такую зарплату, не будет считать себя кому-то обязанным, если съест пару бутербродов с икрой на фуршете. И вообще, не так-то просто подкупить человека, которому зарплаты вполне хватает на жизнь. Чего, собственно, и добивались профсоюзы, лоббируя такой закон.

Под его действие, впрочем, подпадают только те журналисты, которых признает таковыми Комиссия по пресс-карте, состоящая из восьми профессиональных журналистов и восьми «патронов прессы». Пресс-карта — что-то вроде удостоверения, номер которого закрепляется за журналистом на всю жизнь. Но саму пресс-карту нужно ежегодно обновлять, подавая досье, на основании которого комиссия определяет принадлежность к профессии. Критерии: больше 50% доходов человек должен получать именно от журналистской деятельности, при этом публикаций должно быть не меньше четырех за год. Профессия журналиста несовместима с рекламной и пиар-деятельностью, с работой в государственных структурах. Не считаются «полноправными» журналистами и те, кто работают в шоу-бизнесе, муниципальных изданиях и тех, что существуют при предприятии (вроде наших «многотиражек»). Если комиссия определяет, что журналист больше не является таковым, пресс-карту ему не продлевают.

Но вопросами журналистской этики комиссия не занимается. Не относится этика и к парафии профсоюзов — их интересуют материальные проблемы. Так кто ж тогда?.. А никто. То есть сами журналисты и редакторы — но специальной организации по журналистской этике во Франции нет. Хотя подобные «ордена» есть у врачей и адвокатов. И в журналистской среде идея создания такой структуры тоже прорастает, хотя и существуют опасения, что она могла бы превратиться в некую «полицию нравов».

Французские коллеги приветствовали создание Комиссии по вопросам журналистской этики в Украине, возглавляемой редактором «ЗН» Владимиром Мостовым. Вопреки «закидам» некоторых коллег, комиссия задумана не как альтернатива Союзу журналистов, направленная на развал последнего. И уж тем более не как предвыборная «инквизиция». Речь идет именно о журналистском корпоративном органе, слово которого имело бы вес в случаях нарушения профессиональной этики. Не через репрессивные механизмы — через гласность и вытекающую отсюда потерю уважения коллег. Для настоящего профессионала этот фактор таки имеет значение. Никому не хотелось бы стать «нерукоподаваемым»...

По просьбам участников семинара Даниэль Жанка прокомментировал 12 пунктов обращения журналистской инициативы «Журналисты — за чистые выборы». «Пожалуй, с рекламой следовало бы пожестче. Журналисты вообще не должны заниматься рекламной деятельностью», — сказал мсье Жанка. В остальном новый кодекс ему понравился.

Постскриптум

В последний день семинара французам был задан «наивный» вопрос:

— Представьте себе, что офицер охраны мсье Ширака записал на пленку разговоры президента и в этих записях оказалось много интересного... Как бы поступили французские СМИ? Опубликовали бы эту информацию?

И впервые за три дня мсье Даниэль и мадам Жаклин попросили пока их не переводить: им нужно посоветоваться. Посоветовавшись, они рассказали, что во Франции прецедент был: шофер мсье Ширака, уволенный когда-то с работы, написал книгу с цитированием по памяти разговоров президента. Разумеется, французские СМИ писали об этом только после того, как книга была издана...

— А если бы речь шла о преступлении? — к диалогу подключился уже весь зал.

Но французы ответили твердо и однозначно:

— Наш президент не способен на преступление.