«В КОЛОДЯЖНОМУ Я НЕ ПОЧУВАЮ СЕБЕ ЗАЙВОЮ НА СВІТІ…»

«Ні про Київ, ні про Гадяч, ні про хутір я не можу так, як про Колодяжне, сказати що, мовляв, їду «додому»... а потім то все було тимчасове, випадкове і не своє», — писала Леся Украинка. Семья Косач значительную часть своей жизни проводила «на колесах», но лучше всего чувствовала себя в своей дворянской усадьбе в этом селе неподалеку от Ковеля на Волыни. Именно Колодяжное с 1882 года навсегда вошло в творческие биографии Олены Пчилки, Леси Украинки, Михайла Обачного, Олеси Зирки.

По воспоминаниям Изидоры Петровны Косач-Борисовой, младшей из Косачей, село было небольшое, насчитывало немного более сорока дворов. Крестьяне были средней зажиточности. В Колодяжном уже тогда кое-кто начинал сеять пшеницу и подсолнухи.

Это воспоминание касается конца XIX — начала XX века. Таким село стало благодаря Петру Косачу, который был хорошим хозяином. А когда семья впервые приехала на лето в Колодяжное, то оно едва насчитывало каких-то 20 курных мужицких хат.

«Наша сім’я жила в надто близьких стосунках з селянами, — вспоминала Ольга Косач-Кривинюк. — Усі ми, в тому числі й Леся, мали серед колодяженців не лише знайомих, а й приятелів, товаришок, тому їх побут незадовго став нам відомим, а надалі й рідним. Ми, діти, так міцно зрослися зо всім колодяженсько-полісько-волинським, що вважали себе тоді й потім все життя не за чернігівців, як батько, не за полтавців, як мати, а за волинян-поліщуків». Такое же воспоминание о добрососедской жизни семьи с односельчанами сохранила и память Изидоры: «З колишніми селянами, особливо колодяженськими, всі члени нашої родини були в щиро приязних, взаємно доброзичливих відносинах… Не раз я отак чула, як колодяженці говорили про нас дуже прихильно, завжди з пошаною, приязно».

Среди тех, кто впервые встречал семью Косач в Колодяжном в 1882 году, была сельская девушка Варка Пыриг (в замужестве Дмитрук). Варка работала служанкой у Косачей, ухаживала за Лесей во время ее болезни, а еще у нее был волшебный голос, она знала много народных песен и всегда напевала их по Лесиной просьбе. «Від сії дівчини я сливе всі тутешні пісні записую, і мене навіть дивує, як я досі не обридла їй з своїм записуванням. Досить того, що за чотири місяці маю півтораста обрядових пісень зібраних!» — писала Леся к дяде Михаилу Драгоманову. Научный сотрудник музея-усадьбы Леси, что в Колодяжном, Светлана Рыбчук знала Варвару лично, и та много ей рассказывала о Лесином детстве. Давно уже покойная, она длительное время была одной из немногих людей на Волыни, лично знавших великую поэтессу.

Ближайшей приятельницей Ольги Косач была Марыся, свидетельствуют записи по рассказам Варвары Дмитрук, вместе со своей сестрой Каролькой долго служившей в семье Косач горничной. Отец их, Шимон, пришел на Ковельщину с мазурских озер, ища заработка, еще с совсем маленькими детьми. Отец Леси Петр Косач взял его к себе кучером. Марыся и Каролька росли вместе с косачевскими детьми, а затем в Киеве Марыся ухаживала за больной Лесей. По поводу отношений господских и мужицких детей вспоминала Изидора Косач-Борисова: «Ніхто з нас, дітей, не виявляв ні до кого з них, що ми «панські» діти, а вони — слуги, і ми щиро і взаємно любили одні одних. Ми завжди старались увійти в їхні інтереси, а вони багато нам робили приємностей не «по долгу служби», а просто з приязні».

В 1907 году, во время своего последнего пребывания в Колодяжном, Леся пригласила к себе Марысю и Карольку. Интересовалась их жизнью, сельскими новостями, а обо всем услышанном рассказала в письме сестре Ольге: «Казала Каролька, що Марисю чоловік вже не б’є, соромиться сусідів «делікатних». Катерині Філаретовій (кухарка в семье Косач. — Авт.) зле ведеться, бо її чоловік під судом за убійство сусіда, а старший їх син недавно вмер, провалившись в холодну баюру і схопивши якусь гостру застуду…» Встречается в ранней родственной переписке Леси имя бабушки Лукашихи, что была первой повитухой в селе, и девушки Фроси — служанки Косачей в Колодяжном и Киеве.

Когда Колодяжное охватила эпидемия брюшного тифа, Леся взялась ухаживать за больными крестьянами. Этот дворянский ребенок был способен, по воспоминаниям Варки, на самую черную крестьянскую работу, на глубокое самопожертвование. «Тиф у нашому селі вже проходить, троє слабих ще лежать. Але то вже од ослаблення сили, робити з ними нічого не треба, а тільки глядіти за дієтою і ходом оздоровлення», — писала Леся к Драгомановым.

Школы в Колодяжном не было. Леся Украинка сама учила сельских людей: «Читати самостійно чогось поважнішого наші люди не дуже-то люблять, бо взагалі страх мало звикли до самостійного читання. Є такі, що по кілька років до школи ходили, проте читати ледве-ледве тямлять, а жінки зовсім не вміють читати і вчитись не хотять: «Пощо нам те?» — запитують вони». По воспоминаниям современников, дом Косачей в Колодяжном часто становился местом литературных вечеров и утренников. Со всего села сюда сходились люди на шевченковские годовщины, рождественские вертепы, спектакли. Крестьяне Колодяжного со своими обычаями, обрядами, бытом, этнографией давали неисчерпаемый материал для творчества дворянской семье Косач.

В семье Косач чтили имя Тараса Шевченко. Варвара Дмитрук вспоминает: «В білому домику (в усадьбе Косач и поныне стоят два домика — белый и серый. — Авт.) щороку святкували Шевченкові роковини. Леся і брат Михайло часто розказували нам про Тараса Шевченка, читали про дівчину Катерину, обдурену москалями, про сліпого кобзаря. До Шевченкового свята готувались за кілька днів: прибирали, на кухні пекли пиріжки, Петро Антонович привозив з Ковеля цукерки. Увечері, як сходилися люди, всіх розсаджували у великій кімнаті, частували. На столі під рушником стояв портрет Шевченка, де Тарас Григорович був у великій смушковій шапці і з козацькими вусами. Перед портретом запалювали свічечку».

Первый подарок в день рождения маленькая Леся получила, как свидетельствуют письма в усадьбе-музее Колодяжного, в феврале 1877 года от своего дяди Михаила Драгоманова и его семьи. Это была книжка с рисунками о маленьких «саванаринах». А ровно через 22 года — 25 февраля 1899-го Леся писала Драгомановым из Берлина в Болгарию: «…дякую за поздоровлення з іменинами і за всі любі слова, факти покажуть, що вони не даремні». Но со временем тяжело больной Лесе день рождения приносил все меньше и меньше удовольствия. Тяжелая болезнь требовала частых поездок за границу на лечение. В 1902 году Леся пишет Ольге Кобылянской из Сан-Ремо, что ей день рождения, как когда-то, «вже не приносить такої світлої радості, бо мимоволі оглядаюсь назад, «на путь минулу» і… зрештою, не варт розводитись на сю тему, бо все одно не поможе».

Колодяжное с его искренними и добрыми полищуками был тем оберегом, что защищал больную, вечно измученную частыми дорогами, но мужественную женщину — Лесю Украинку. Ибо если бы не это, то никогда бы она не призналась М.Павлику: «Тепер я вдома (в Колодяжному. — Авт.), і се добре, бо хоч тут мене таки з’їсть колись пропасниця, але мені нігде так не добре, як вдома, і робота тут найліпше робиться. Та ще тут і окрім писання є живе діло і милі для мене люди, тут не почуваю себе зайвою на світі».