Ученые предупреждали о необратимых последствиях голода

«Наука обращала и обращает на вопросы питания немало внимания. Но нужно, чтобы огромное значение этих вопросов поняли широкие слои населения. Не только отдельные граждане, но и все государство должно быть заинтересовано в том, чтобы его население правильно питалось. Только при этом условии страна сможет достигнуть высокого культурного развития». К сожалению, слова академика Александра Палладина и выводы украинских ученых и специалистов не были услышаны накануне Голодомора 1932—1933 годов.

В 20-е годы прошлого века на Всеукраинских и Всероссийских съездах эпидемиологов и бактериологов активно обсуждались вопросы преодоления последствий голода, учитывая опыт, приобретенный в 1919—1921 годах в южных районах Украины. Исследованием связанных с голодом вопросов профессионально занимался руководитель кафедры географии и антропологии Украины Харьковского института народного образования Алексей Ивановский (1866—1934). Известный ученый, компетентный специалист (приват-доцент Московского университета до переезда в Харьков получил научную степень доктора философии Лейпцигского университета) воспринимал любимую антропологию как науку о человеке во всей ее широте. Теоретик и практик, он профессионально занимался разработкой научных проблем по этнографии, археологии, географии; был одним из тех, кто положил начало делу по составлению антропологической классификации населения Земли.

А.Ивановский хорошо понимал необходимость изучения влияния негативных факторов на человеческий организм и привлекал учеников к этой научной проблеме. «Ни одно из научных учреждений Украины и России не провело таких многочисленных и разносторонних исследований голодающих, как это было сделано представителями кафедры географии и антропологии Украины», — подчеривалось в редакционной статье журнала «Наука в Украине». Ученый призывал коллег проанализировать, обобщить и обнародовать собранный фактический материал.

В Харькове практическим исследованием проблемы занимался Лев Николаев, врач-антрополог, который в городском морге описал более шестидесяти трупов умерших от голода. По материалам, собранным в Крыму и Елисаветграде, профессор В.Штефко и антрополог С.Вайсенберг подготовили публикации. Исследователи пришли к выводу о резком ослаблении населения голодающих районов. Издательство «Наукова думка» напечатало их труды под многозначительным названием: «О голоде». Ученые подчеркивали, что в местах голодания резко упала рождаемость, у малышей участились проявления аномалий, у взрослых преждевременно появлялись признаки старения: выцветали глаза, теряла упругость кожа, выпадали зубы. Кроме того, внутренние процессы в организме существенно сказывались на психике голодающих. Подавленное состояние, сопровождающееся отсутствием человеческих чувств, получило название «мысленной пустоты». Невыносимые мучения влияли на действии людей и носили эпидемический характер. Пациентка, сознавшаяся в каннибализме, мотивировала это так: желание убить и съесть своего ребенка возникло после услышанного от других. Професор А.Ивановский вывел определенные закономерности в состоянии голодающего человека: «Для того чтобы определить физическую силу исследуемых субъектов до и после голодания, мы использовали «жизненный» (конституционный) индекс Пинье... который дал такую формулу: от высоты роста вычитается сумма обхвата груди в сантиметрах и вес тела в килограммах. Полученная разница дает сравнительный масштаб для определения физической силы субъекта, которая должна быть тем большей, чем меньше указанная разница». Результаты трехлетних наблюдений А.Ивановский поделил на полугодичные циклы. Резкое ухудшение состояния человека приходилось на второй и третий. Эти расчеты подтвердились весной 1933 года, в апогей Голодомора. Но только лично проверить их ученым уже не удалось.

Выводы, в которых подчеркивался социальный фактор, то есть они выходили за сугубо научные рамки, коммунистическая власть, конечно же, отвергала. Следующим запланированным А.Ивановским шагом должен был стать переход к изучению влияния голода на организм ребенка, влияние на него факторов наследственности и жизненной среды. Но 4 мая 1934 года ученый скончался, готовая монография «Влияние среды на человека» осталась неопубликованной.

В 30-е годы исследование голода как научное направление для большинства ученых было закрыто. В то же время академик А.Палладин имел профессиональное мужество не отступить от выводов, обнародованных в 1922 году, — при каждом удобном случае он опирался на них даже в 1932-м.

Большинство специалистов «старой школы» отстранили от работы; обвинили в антисоветской деятельности и физически уничтожили. Такая участь постигла и бывшего члена Харьковского медицинского общества, руководителя Харьковского медицинского института Степана Коршуна. Еще студентом медицинского факультета Харьковского университета он принимал участие в протиинфекционных мероприятиях в Харькове, заведовал холерным бараком и не бросил важное дело даже во время подготовки к государственным экзаменам, из-за чего диплом с отличием получил на год позже, в 1893-м. С.Коршун преподавал в университете и работал в лаборатории Бактериологического института. Принимал участие в подготовке противодифтерийной сыворотки, производство которой в 1895 году впервые в Европе было организовано на станции при Харьковском медицинском обществе. По объему изготовленной сыворотки Бактериологический институт в 1911 году вышел на второе место в мире (после Нью-йоркского общества). В начале 1919 года С.Коршун заведовал санитарной секцией НКЗ УССР, входил в Ученый совет органа и продолжал практически бороться с эпидемиями на территории Украины. Длительное время редактировал бактериологическую рубрику журналов «Врачебное дело», «Профилактическая медицина», а в мае—октябре 1922 года возглавлял Харьковский медицинский институт. В 1923 году переехал в Москву, работал директором Института инфекционных болезней имени И.Мечникова. Степан Васильевич часто приезжал в Харьков, с которым были связаны годы юности и плодотворного труда. 13 августа 1930 года по распоряжению ОГПУ СССР С.Коршун был арестован и этапирован в Москву по обвинению «во вредительской работе в составе контрреволюционной организации микробиологов, деятельность которой была направлена на свержение советской власти». Ученый так и не признал себя виновным и 4 сентября 1930 года через следователя передал в ОГПУ заявление, в котором отказался давать показания. 30 мая 1931 года коллегия ОГПУ постановила: Коршуна С.В. расстрелять; расстрел заменить лишением свободы сроком на 10 лет. В тот же год ученого не стало. После ареста подавляющее большинство его научного наследия из библиотечных фондов изъяли.

Жизнь и научная деятельность академика Семена Златогорова также были прерваны репрессиями. Эпидемиолог-инфекционист, в 1924—1928 годах директор Украинского санитарно-бактериологического института имени И.Мечникова, член президиума научного совета НКЗУ, председатель эпидемиологической секции научного совета Харьковского отдела здравоохранения, член президиума Харьковского научного медицинского общества был известным специалистом не только в Украине (за участие в ликвидации эпидемии брюшного тифа в Донбассе и в Днепропетровской области отмечен правительством). В 1927 году он основал Международное общество микробиологов и стал членом-корреспондентом Венского общества микробиологов — «за большие заслуги в области микробиологии инфекционных заболеваний». А 19 декабря 1930 года профессор Военно-медицинской академии, член-корреспондент Академии наук СССР С.Златогоров был арестован «как организатор и активный член контрреволюционной вредительской организации врачей-микробиологов СССР». На допросах ученый утверждал: о контрреволюционной организации ему ничего не известно, и фактов вредительства в Харьковском бактериологическом институте не выявлено. В камере ленинградских «Крестов» у Златогорова обострилось хроническое заболевание, но следователи не обратили внимания на жалобы, считая их обычной симуляцией. В бессознательном состоянии 17 марта 1931 года академика отвезли в больницу имени Первухина, но дежурный врач уже ничем не смог помочь.

Санитарные условия в столице советской Украины в 1932—1933 годах значительно ухудшились. Сыпной тиф, о котором после гражданской войны начали забывать, снова приобрел эпидемический характер, количество больных резко возросло. В ноябре 1932 года в Харькове каждый день фиксировалось около 300 случаев заболеваний тифом, смертность от которого достигала 15—20%. Участились случаи пищевых отравлений. Для города, где плотность населения составляла 476 человек на один квадратный километр, распространение инфекции стало настоящим бедствием.

У людей с ослабленным иммунитетом на почве недоедания развивалось, как правило, несколько болезней одновременно (дождливое и влажное лето 1933 года способствовало распространению малярии), то есть именно голод был основной причиной высокой смертности. На окраинах города появились таблички с надписью: «Хоронить запрещено».

Принимаемые властью чрезвычайные санитарные меры по очистке города от нежелательных крестьян, которых называли не иначе как нищими, дармоедами, подзаборниками, не коснулись улучшения медицинского обслуживания населения в больницах и поликлиниках: катастрофически не хватало медицинских препаратов и мест в стационарах. По Харькову распространялись слухи, что руководителям медицинских учреждений спущен тайный приказ о запрете оказывать помощь пришлым голодным крестьянам.