Тысяча и одна революция в Киеве: дела давно минувших дней

Революции в Киеве — дело не новое. Не каждая из них была цвета апельсина, были и кровавые, и даже очень кровавые. На фоне истории современность, похоже, «разбавляет краски». Даже столицей древнерусской державы Киев стал благодаря своего рода революции. Так, в далеком 882 году, если доверять «Повести временных лет» (далее ПВЛ. — Д.Р.), варяг Олег (Хельга) приплыл на ладьях из Новгорода и вызвал правивших в Киеве князей Аскольда и Дира якобы для переговоров. Варяг вероломно умертвил их и воцарился на киевском столе.

Сам Олег, прозванный Ве­щим, был то ли братом, то ли сватом знаменитого Рюрика — варяжского конунга (воеводы), при­глашенного, судя по легенде той же ПВЛ, новгородцами «из-за моря» для исполнения функций наемного правителя — по сути, шерифа. Именно таким революционным и довольно предательским путем в Киеве утвердилась династия Рюриковичей, заложившая основы будущей могущественной державы — Киевской Руси, утвердившей в ней христианство и правившей впоследст­вии, впрочем, уже в Москве, аж до конца XVI века. Так что революции бывают разные и последствия их непредсказуемы.

Следующий крупный переворот был совершен в столице спустя немногим более столетие. В 980 году князь Владимир — будущий креститель Руси, признанный Церковью равноапостольным, прибыл в Киев тем же путем, что и Олег, — из Новгорода и столь же вероломно убил своего сводного брата Ярополка, кстати, уже принявшего христианство. Трудно сказать, имело ли это какое-то влияние на дальнейшие судьбы христианства на Руси. В долгих исканиях Владимира между языческими богами, ино­племенными верованиями и «Богом Ярополка», как известно, победил пример старшего брата. Но это особая история.

Впрочем, для Руси того времени разрушение языческих капищ и даже поверхностное принятие христианства (как религии великокняжеской элиты) было самой что ни на есть революцией. В самом Киеве крещение горожан и дружины прошло почти без эксцессов. Но уже в родном уделе Владимира — Новгороде оно сопровождалось восстанием языческих жрецов и части посадской черни и было жестоко подавлено военной силой во главе с княжеским воеводой Добрыней и посадником Путятой.

Еще через полстолетия киевские кручи потрясла борьба между законными и незаконными детьми самого равноапостольного князя. Как известно, после своего крещения Владимир вновь вступил в брак, имевший для него и его молодой державы далекоидущие дипломатические последствия. Это был брак, связывавший династическими узами Рюриковичей, практически никому не известных в Европе, с блистательными ромейскими (византийскими) василевсами. Византий­ская принцесса Анна стала женой одного из сильнейших в то время восточноевропейских монархов — киевского князя Владимира. К слову сказать, помогла князю опять-таки революция, правда, уже греческая. В 987 году в империи Ромеев вспыхнуло восстание полководца Варды Фоки, объявившего себя василевсом (царем). Братья-соправители Василий и Константин вынуждены были обратиться к сильному киевскому князю за помощью против мятежников. Владимир понял, что пришло время делать большие ставки, и согласился отправить в Византию крупные военные силы в обмен на обещание императоров выдать за него замуж свою родную сестру — царевну Анну.

Владимирова дружина, набранная из славян, варягов и финнов, свое дело сделала, покой в Византийской империи был восстановлен, но Анна и не собиралась ехать в далекую, дикую (с точки зрения ромеев) Русь даже в качестве великой княгини. Владимиру пришлось самому отправиться ей навстречу, взяв в осаду «по дороге» крупнейшую византийскую факторию на Черноморском побережье — Херсонес (ныне окраина Севастополя). Только так удалось заставить блистательных византийских «контрагентов» исполнить условия договора.

Но на Руси от этого спокойней не стало. Женившись на царевне Анне, Владимир объявил свои прошлые языческие браки недействительными, таким образом обесценив права рожденных в них отпрысков на великокняжеское наследие. «Бастарды» смириться не пожелали и практически сразу же после смерти отца в 1015 году принялись вновь, как в старые «добрые» языческие времена, резать друг другу горло в борьбе за великокняжеский удел отца. Первой жертвой этой далеко не «бархатной» революции пали именно законные сыновья Владимира, рожденные в христианском браке с Анной, — Борис и Глеб (в крещении Роман и Давид). Убиты они были столь же предательски, как и Аскольд и Дир полтора столетия ранее. Как водится, истинный заказчик остался за кулисами истории. По официальной версии, получившей отражение в ПВЛ, этим злодеем был князь Святополк, сын полоцкого князя Рогволда и княгини Рогнеды, которую Владимир взял себе в жены еще в язычестве, убив ее мужа (977 г.). Сын помнил обиду отца и после смерти Владимира отомстил своим «неназванным» братьям.

За сей поступок летописцы и прозвали Святополка Окаянным — подобным Каину. Имя первого библейского братоубийцы должно было заклеймить его память среди потомков. Правда, как ни странно, еще несколько десятилетий князья-Владимировичи не стыдились называть своих сыновей-княжичей распространенным в княжеской семье славянским именем Святополк. Потому имеются серьезные сомнения — действительно ли он был виновником смерти Бориса и Глеба? Впрочем, самому Святополку престол также не достался. В Киеве стал княжить «мститель» за кровь Бориса и Глеба князь Ярослав, прозванный теми же летописцами Мудрым, — строитель Софии Киевской и знаменитых Золотых ворот.

С тех пор революции едва ли не каждое десятилетие сотрясали стольный град. Одна из них произошла в 1068—1069 годах. Это была борьба уже внутри рода самих Ярославичей, казалось бы, не делившихся на законных и незаконных. Этот переворот впервые в киевской истории коснулся не только княжеской элиты, но и горожан, открыто поддержавших одного из претендентов на киевский стол.

Все началось с того, что в начале осени 1068 года союзнические полки Изяслава, Святослава и Всеволода Ярославичей потерпели сокрушительное поражение от половцев на берегах реки Альта. Киевская земля застонала под половецкими копытами, запылали села, опустошительным набегам подверглись угодья киевских мещан. Горожане собрались на вече (совет), где приняли решение объявить о созыве ополчения. Отправленные к великому князю Изяславу парламентарии потребовали: «Дай, княже, оружье и кони, и еще бьемся с ними» (ПВЛ). Однако, выслушав послов, Изяслав отказался выполнить требование веча. Оскорбленный отказом народ ринулся освобождать из заключения опального полоцкого князя Всеслава, способного возглавить ополчение (по праву своего происхождения). Увидев, что ситуация выходит из-под контроля, Изяслав и Всеволод бежали из Киева, а горожане провозгласили Всеслава великим князем.

Так киевляне впервые вышли на арену истории, вмешавшись в политические распри элиты. Время показало всю опасность этого стихийного предприятия для жизни и иму­щества горожан. Изяслав, родной племянник дочери Владимира Великого Марии, поначалу бежал к ее сыну — польскому князю (королю с 1076 г.) Боле­славу II. Шурин не оставил его в беде. Уже в апреле 1069 года Изяславу удалось рекрутировать воинов на польских землях и восстановить свою власть на киевском столе. Всеслав бежал в Полоцк. На тех, кто поддерживал его или оказывал содействие, обрушились жестокие репрессии. Как пишет летописец: «И пришел Мстислав (сын Изяслава), казнил киевлян числом 70 человек знати, а других ослепил, других же невинных погубил без испытания» (ПВЛ). «Триллер» со сменой властителей киевского престола только разгорался. В 1073 году братья Изяслава — Святослав и Всеволод — изгоняют его из столицы. После смерти Святослава в 1077 году Изяслав вновь захватывает киевский престол. Но уже в следующем году сам гибнет во время междоусобной войны с племянником Олегом Святославичем…

Перечислять всевозможные перевороты и смятения, потрясавшие древний Киев, можно долго. Жестокость порождает только жестокость, кровь льется за кровь. К счастью, киевские революции наших дней вполне (и дай-то бог!) бескровные, особенно на фоне первых веков нашей истории.