Мирослав Попович окрасил ХХ век в красный цвет. Академик-философ, директор Института философии, конечно, имел на это право. Но если быть до конца откровенным, это только один из многих цветов того ужасного и прекрасного ушедшего века. Попович выбрал именно красный. И у него были на то основания. О своих интенциях (и даже инвенциях) он честно написал в кратком вступлении к этой внушительной по объему книге (Киев, «АртЕк», 2005, 888 стр.), подчеркнув: «Я писал эту книжку о красном столетии, ведь для нас оно было главным образом таковым».
Сказав это, Попович дальше заявляет, что не может определить метод и цель своего исследования, да и вообще жанр как таковой. Он может сказать лишь то, чем не является эта книга. Теперь будьте внимательны! Книга, по признанию автора, «не является историей «красного столетия»... А главная цель — увидеть смысл истории нашего времени». Вот так: сначала сказать, что цель исследования отсутствует, а буквально спустя несколько строк сформулировать цель.
Ну и как после этого читать книгу? Не обращайте внимания, читайте! Я прочел и могу вам сказать: не верьте Мирославу Владимировичу, точнее его утверждениям из краткого вступления (названного, кстати, «Вместо вступления»), он хорошо знает о чем и для чего пишет. Тем и интересен.
Архитектоника книги Поповича, на первый взгляд, не сложна. В ней присутствуют, если использовать термины Александра Солженицына, три основных «узла». Речь идет о трех кризисах западной цивилизации. Первый связан с Первой мировой войной, второй — с диктатурами коммунизма и фашизма, третий — с холодной войной, завершившейся, как известно, распадом соцлагеря и коллапсом Советского Союза.
Итак, кризис первый, рожденный войной. Но не с войны начинает свое повествование автор, а с... петроградского утра 6 ноября 1917-го. По утверждению Поповича, именно с сокрытия реальных фактов и осознанной фальсификации о «десяти днях, которые потрясли мир», начинается история российского коммунистического тоталитаризма. Отсутствие реального штурма Зимнего дворца, который потом вдогонку инсценировали, сняли и растиражировали, — это, наверное, наиболее яркий символ фальсификации. «Главное, — подчеркивает Попович, — в тех процессах, которые позднее назвали Великой Октябрьской социалистической революцией, можно подытожить одним словом: развал... Октябрьский переворот был авантюрой, осуществить которую могли лишь умные и волевые игроки».
По словам Анны Ахматовой, не календарным, а настоящим началом ХХ века был 1914 год, инфернальная война, несшая в себе все новые и новые катастрофы. Самой значительной из них стал большевистский Октябрь. Именно он положил начало биполярному миру, как его назовут позднее. По мнению Поповича, «единственным супернациональным государством, пережившим катаклизмы войны, стала коммунистическая Россия. Она сумела найти ценности, радикально сменившие истлевшие идеалы «Бога, царя и отечества». Коммунизм, таким образом, оказался единственной жизнеспособной альтернативой национально-патриотическому видению».
Признав это, во втором разделе автор переходит ко второму кризису западной цивилизации, начиная разговор с «диктатуры пролетариата» в России. Уже не один раз за эти посткоммунистические годы мы от сторонников коммунизма (в частности, от вождей КПУ) слышали басни о том, что это Сталин «испоганил» хорошую и светлую идею, извратил и надругался над ленинским наследием. В целом Попович не сомневается в фальши такой историко-политической симплистики.
Вместе с тем, показывая эволюцию ленинского режима (разгон Учредительного собрания, запрет свободной прессы, все большая акцентация на методах насилия, запрет фракций, а впоследствии инакомыслия, в самой партии etc), автор подчеркивает, что до конца дней Ленин оставался ВОЖДЕМ, а не ДИКТАТОРОМ. Именно восприятие его как харизматичного лидера и даже мессии послужило причиной того, что Ленина не похоронили в земле, а оставили среди живых, во всемирно известном мавзолее в Москве на Красной площади. Его мозг правоверные материалисты, по-варварски наивные, оставили законсервированным в специальном научном учреждении, чтобы изучать анатомические особенности марксистской гениальности.
Иронизируя над этим, Попович анализирует точки соприкосновения и расхождения между ленинизмом и сталинизмом, а также затрагивает чрезвычайно важный аспект, а именно, как СССР превращался в новую империю. С этой точки зрения, его межвоенная и военная история выглядит как история борьбы России за возвращение в «клуб великих держав». Борьбы довольно успешной: «Если не считать потерь миллионов людей, «святой серой скотинки», то, в отличие от Первой мировой войны, вторая закончилась для России счастливо: она была решающим фактором в мировой войне, выиграла войну, а после нее стала грозным великим государством, нагонявшим на всех континентах на кого-то ужас, а кому-то вселявшим надежду. Ностальгия по эпохе генералиссимуса Сталина и по величию того государства еще долго будет ощутима на просторах бывшей империи».
Вместе с тем известно, что при Сталине Союз лишился энергии «мировой пролетарской революции», что, в конце концов, постепенно приведет к потере мировой функции, к тому, что красная краска постепенно начнет лущиться и исчезать с глобуса. Собственно говоря, история этого явления отражена в третьем разделе книги, именуемом «Третий кризис западной цивилизации — «холодная война». Парадоксальный военно-политический союз между коммунистическим тоталитаризмом и западной демократией, пришедший на смену сговору Гитлера и Сталина в предвоенное время, был единственным, как считает Попович, способом разгромить западноевропейский тоталитаризм. И причина проста: для достижения цели военных сил Запада — даже при условии привлечения мощностей США — не хватало.
Однако ургентная антигитлеровская коалиция не могла быть продолжительной. Поэтому третий раздел Попович начинает подразделом «Советский тоталитаризм — главный враг демократии». Пропорционально третий раздел такой же по объему, как и второй, но здесь сконцентрирован взгляд на события крайне важные, включая горбачевскую «перестройку».
Не идеализируя ни советский тоталитаризм, ни западные демократии, Попович убежден в том, что военная победа США над коммунизмом была бы столь же губительной для цивилизации, как и победа коммунистического тоталитаризма — «она породила бы не только «ядерную зиму», но и неслыханное поправение и озлобление Запада, что свело бы на нет победу демократии».
Поздний сталинизм, хрущевские эксперименты, брежневский «стабилизец», андроповско-черненковская темная зона и наконец косметические попытки Горбачева нанести на казарменный социализм макияж «человечности» — все это завершилось распадом государства, казавшегося вечным даже западным экспертам. Попович, анализируя и интерпретируя упомянутые «этапы большого пути» включительно с ГКЧП, вдруг апеллирует к Сталину: «О великий зодчий мощного советского государства с его дружбой народов и социалистическим реализмом! Спасибо тебе, великий Сталин, за тот страх, коим напоил ты своих подданных так, что и спустя полвека они помнили его, слышали его голос оттуда, словно тот апокалипсис был вчера и никто не решался взять топор… Парализовал ГКЧП и активно поддерживавших его лиц тот самый страх, который не дал в 1957 году «антипартийной группе» снять Хрущева; страх перед призраком 37-го года. И Россия наконец-то сделала тот решающий шаг к демократии, которого от нее ждало человечество».
А теперь вопрос накануне бывшего «красного дня» календаря, т.е. 7 ноября: стоило ли жертвовать миллионами человеческих жизней, чтобы ТАК завершить 74-летнюю «красную полосу» истории, грандиозный социальный эксперимент, начатый в 1917 году? Закончить дрожащими руками Янаева на роковой пресс-конференции гэкачепистов и постепенным осознанием истины, что бывшим советским гражданам нужно общество рыночных отношений, парламентской демократии и национальных государств. И еще один вопрос, возникающий после прочтения книги Поповича. Банальный, но, к сожалению, еще актуальный не только в Украине: чего стоят люди, замалчивающие то, чем на самом деле была та историческая «красная черта», да еще и зовущие увидеть в ней маркантные черты?
Все, о чем я написал выше, присутствует в книге, но «коммунистическая» линия, это только одна из линий opus magnum Поповича. Среди них наибольший интерес для меня лично представляет попытка исследовать трансформацию общества в разных странах накануне Первой мировой войны, отыскать корни того, что привело к ней. Автор размышляет над проблемами банкротства национальной идеи, над проблемами национальной (в политическом смысле) солидарности. Перед войной эту проблему обостряло стремление великих держав расширить сферу своего влияния на все новые и новые территории или хотя бы сохранить контроль над старыми. Стремление перевести национальные проблемы на язык институций и властных отношений чрезвычайно усилило риск вооруженных межгосударственных конфликтов, а средств урегулирования этих конфликтов человечество не выработало: «Кризис европейского общества обусловил не сам по себе принцип самоопределения наций, а отсутствие механизмов согласования эгоистичных национальных интересов».
Понимание этого позволяет Поповичу видеть в «красном» ХХ веке иные краски или оттенки. Например, красно-коричневые. Не зря в книге надлежащее внимание уделено политическим коннотациям Гитлера и Сталина, «романсированию» Германии и СССР в 1939—1941 годах: «Это был политический, военный и экономический союз двух тоталитарных государств, сопровождаемый отказом Сталина от идеологии антифашизма. Нейтралитет России позволил Гитлеру пойти на риск мировой войны. Подписав пакт с Гитлером, СССР оказался в роли агрессора и союзника инициаторов европейской войны, что создало опасную для него ситуацию, крайне выгодную правым антикоммунистическим силам».
Однако в конце концов СССР стал главной силой вооруженного сопротивления нацистско-тоталитарному блоку. Но Поповичу мало констатации. Он подробно анализирует политический поворот, осуществленный Сталиным в 1943 году с возвращением погон и слова «офицер», с роспуском Коминтерна и восстановлением патриархии Русской православной церкви. Идеологически СССР стал превращаться в Россию, что завершилось знаменитым сталинским тостом в 1945 году «за великий русский народ» и соответствующими акцентами в политике.
И здесь, наверное, время сказать о том, что в книге постоянно присутствует украинская тема и желто-голубые краски. Говоря о времени борьбы за независимость Украины, Попович не избегает разговора о том, можно ли было совместить «красную и сине-желтую силы», утверждая, что обе силы зачастую казались народной массе совместимыми, поскольку их лозунги находились в разных плоскостях. Можно было одновременно быть и за лозунги независимой Украины, и за призывы «землю — крестьянам, война войне, мир хижинам, война дворцам».
Но известно, что гармоничного слияния социального и национального вопроса не получилось, как известно и то, что Советская Украина стала красной тенью Украинской Народной Республики. Не стоит идеализировать ни одно, ни другое образование, а стоит на их примерах еще и еще раз задуматься, почему «красные» идеи находили своих сторонников в Украине, что здесь подталкивало и стимулировало радикализм, обернувшийся страшным голодом, уничтожением интеллектуалов и многими другими вещами.
И эти вопросы не только к Украине. Почему коммунизм оказался столь привлекателен на просторах от Сибири до Вьетнама, от Латинской Америки до Китая? Попович убежден, что западная демократия имела все основания бороться с коммунизмом и победила. И было бы недопустимо обвинять во всем какую-то красную «банду международных террористов» — врагов стабильности. Было бы наивно надеяться, что «отныне человечество спокойно возвратится в свои офисы и на биржи, пабы и ночные клубы — кто куда может. Проблемы остались, и красное знамя не раз еще будет поднимать людей на разных континентах».
Ну что ж, благодарим, Мирослав Владимирович, за «светлую» (или, точнее, «красную») перспективу. И за ваш труд. Но перед тем, как сказать еще несколько положительных слов о нем, скажу о недостатках этой книги. Впрочем, и без меня найдутся желающие их отыскать, но...
Как известно, недостатки часто являются продолжением положительных качеств. Я назвал труд Поповича opus magnum, то есть большой труд, вовсе не для того, чтобы польстить автору. Так оно и есть, и определяется в значительной степени колоссальной эрудицией автора, знанием материала, источников и... умением мыслить.
Вместе с тем ощущается, что книга была написана как попытка широкого, даже глобального монолога, рефлексии автора на то, что закодировано в его сознании как ХХ век. С одной стороны, это плюс, а с другой — минус, поскольку априори такой метод порождает скороговорку. В разных частях книжки можно, например, обнаружить параграфы «Дело Дрейфуса», «Евреи», «Либеральный поворот», «Горький и Сталин», «Постмодерн: метафизика и политика» и т.д. Не знаю, быть может, я ошибаюсь, но без многих таких мелких параграфов можно легко обойтись.
Читая книгу, не можешь избавиться от ощущения, что автор порой уж слишком часто руководствуется своими симпатиями и антипатиями. Вот, например, каким предстает под пером Мирослава Поповича Симон Петлюра: «В психическом складе Симона Петлюры наблюдается определенное смещение в сторону эгоцентризма, особенно в сторону потребности во власти над людьми и событиями. Или, быть может, он был травмирован неожиданной властью и исторической миссией».
Не совсем понятны акценты в той части книги, где речь идет об акциях УПА против поляков на Волыни в 1943 году. Попович склонен фактически видеть вину только лишь украинской стороны, хотя открытые недавно документы убедительно доказывают, что это не так.
Какие-то уточнения нужно было бы внести и в ту часть книги, где речь идет о поведении и линии партийно-государственного руководства Украины в те или иные периоды «красной» эпохи и т.п. Но все это никак не девальвирует того, что мы получили вместе с этим важным трудом, автор которого (тоже) человек и имеет право на субъективизм.
И последнее. Как известно, Украина после 1991 года не рассталась с тем, что немцы обозначают как unbewaeltigte Verhangenheit, т.е. непреодолимое прошлое. «Красные» пятна не исчезли с карты Украины. Не произошло хотя бы риторически-символического прощания с коммунизмом, не говоря уж о решительном разрыве с ним. Здесь не место пространно анализировать, почему это не произошло. Значительно более важным является то, что посткоммунистическая номенклатура на этом участке начала действовать по бессмертному принципу «Чтобы овладеть движением, нужно его возглавить».
Именно поэтому несколько проектов по изучению тоталитарного прошлого возглавили люди, без особых нравственных и материальных потерь «въехавшие» из зависимой в якобы независимую Украину. Писать историю преступлений преимущественно было доверено тем, кто еще вчера сам — хотя бы частично — принадлежал к репрессивно-карательным структурам или (поскольку советские органы носили клановый характер) был прямым потомком этих лиц.
Уже первые издания в рамках проектов по исследованию эпохи красного тоталитаризма подтвердили правильность такого вывода. Так, в предисловии к одному из таких изданий можно было прочесть: «Перед читателями пройдут судьбы академиков Михаила Грушевского, Федора Шмита, Матвея Яворского, Агатангела Крымского, известных исследователей родного края Стефана Таранушенко, Александра Янаты, Михаила Рудинского, Владимира Щепотьева, Ефима Сицинского и многих других. Их вина заключалась лишь в том, что они искренне поверили в национальное возрождение Украины, положив на его алтарь свой ум, талант, а часто и саму жизнь. Обвиняемые в антисоветской контрреволюционной деятельности, они испили до конца чашу сталинского правосудия».
Во-первых, у упомянутых деятелей было разное представление о «национальном возрождении Украины», а во-вторых, обратите внимание на ключевые слова о «сталинском правосудии». Они перекочевали из «перестроечных» времен и активно начали использоваться для создания «черно-белой» картины советского тоталитаризма. Дескать, на «светлом» пути были «черные» отрезки, за которые несет ответственность не СИСТЕМА, а Сталин. Для адептов такого подхода, естественно, соотношение «светлых» и «черных» моментов в истории Советской Украины было в пользу первого, а жертвы и палачи (которые — случалось! — со временем переходили в разряд жертв) сознательно смешивались.
Вместе с тем еще с перестроечных времен была заметна и иная тенденция: выводить всю советскую историю только, как выражался Солженицын, из «Едино правильного учения», т.е. из того, что называлось в свое время «марксизмом-ленинизмом». При этом линеарно «черном» подходе ни одной «светлой» советской страницы истории вообще не существовало. Как и группа «черно-белого» подхода к истории тоталитаризма, сторонники упомянутого радикально «черного» подхода также должны были дать ответ на вопрос «Кто виноват?» В первом случае это был только Сталин, а во втором — основными виновниками стали евреи. Оба подхода никогда в Украине серьезно не дискутировались, а позорная юдофобия не была осуждена.
В конце концов, никогда еще при исследовании причины живучести советского наследия в Украине серьезно не обсуждался вопрос о том, насколько тоталитаризм укоренился не в какой-то другой, а именно в украинской традиции. В связи с этим вспоминается, как после скандала с сыном Виктора Ющенко и пресс-конференции самого президента, на которой он оскорбил журналиста и позволил себе публично недопустимые для лидера государства выражения, какой-то из телеканалов провел опрос. Должен ли Ющенко извиниться? — таков был вопрос. Большинство опрошенных категорически отвергли подобную потребность. Особые комментарии излишни. Это очевидный знак того, что наше unbewaeltigte Verhangenheit по-прежнему непреодолимо.
Выход книги Мирослава Поповича может стать тем кульминационным моментом в преодолении упомянутого прошлого, чертой, когда в Украине наконец-то может начаться прощание с коммунизмом и его постсоветскими атавизмами. Это исследование заслуживает широкого и острого публичного разговора. И не надо бояться в чем-то не соглашаться с автором. Для него — поверьте, а я его давно знаю — это совершенно не страшно, а для общества, интеллектуальной части оранжевой власти, всех, кто не равнодушен к прошлому Украины, а значит, и ее будущему, такая полемика будет только полезной.