Тест на достоинство

Сегодня исполняется 300 лет Полтавской битве, которой суждено было стать одним из ключевых событий украинской истории. Еще один юбилей в цепочке круглых дат, буквально накрывшей Украину в начале ХХІ века. Здесь и 75-я годовщина Голодомора-Геноцида 1932—1933 гг., и 350-летие Переяславской рады 1654 г., Гадячской унии 1658 г., Конотопской битвы 1659 года. Украинский исторический календарь не перестает «подсовывать» юбилеи, способные заострить внимание на непростых страницах нашего прошлого. С высоты сегодняшнего дня понятно, что Полтава с Переяславом на несколько столетий определили историческую перспективу Украины, а также имперское будущее России и геополитическую конструкцию Восточной Европы.

Подписание в 1654 году договора с Москвой, вопреки совсем иным мотивам, которыми руководствовались Богдан Хмельницкий и его ближайшее окружение, дало старт уничтожению Украинского казацкого государства. Через полвека Иван Мазепа во время Северной войны (1700—1721) предпринял попытку выровнять ситуацию и избавиться от разрушительного для Гетманщины верховенства царя. Попытку вполне легитимную по тем европейским политико-правовым представлениям, но, к сожалению, неудачную, после чего процесс наступления на украинскую государственность пошел прямо-таки семимильными шагами. При этом именно фатально проигранная союзниками — Швецией и Гетманщиной — Полтавская битва дала ему зеленый свет.

Такая роль Полтавы и Переяслава обеспечила им стабильное место в арсенале идеологических инструментов, призванных обосновывать «естественность» и «законность» российского главенства над Украиной. И приближение юбилеев в России всегда трактовали как удобный повод для пропагандистской атаки. Украинцы же, наоборот, во время круглых дат этих событий, желая того или нет, проходят своеобразный тест на самодостаточность, на способность сопротивляться чужим мифам о собственном прошлом и смотреть на него своими глазами. Особенно рельефно юбилеи показывали естество украинских элит. В этом смысле недавнее
350-летие Переяславской рады проявило, без преувеличения, мелкотравность основной массы нашей политической верхушки. Ее хуторянство, вторичность, неист­ребимая совковость расцвели пышным цветом...

Припоминаете, Л.Кучма угодливо издал указ о праздновании этого юбилея, словно Переяслав в 1654 году открыл перед Украиной блестящую перспективу, а не «пропащий час», как в свое время писал Михаил Драгоманов о властвовании России. Министерство образования и науки спустило в вузы и отделы образования распоряжения провести соответствующие пафосные мероприятия.

На пальцах одной руки можно сосчитать политиков, решившихся организовывать интеллектуальное сопротивление намерениям Москвы украинскими же руками освежить в сознании простого украинца российскоцентристский миф советского разлива о Переяславской раде как о кульминации «неудержимого извечного стремления украинцев к объединению с россиянами». И еще горстка историков из различных научных институтов (украинских и зарубежных), которым организационно подставил плечо Институт украинской археографии и источниковедения имени М.Грушевского НАН Украины, начала спасать лицо украинской науки. В то же время те интеллектуалы-гуманитарии, которые так самонадеянно всех учат использовать суперсовременные научные подходы, целомудренно промолчали. И именно тогда, когда следовало бить во все колокола, протестуя против намерений идеологически надругаться над обществом и набросить петлю на саму науку. Ни слова никто не услышал от этих лиц, и когда в очередной раз обострилась знаковая украинско-российская борьба в сфере формирования исторической памяти украинцев, хотя юбилей Полтавской битвы подоспел уже в новых, более благоприятных для украинского общества политических обстоятельствах.

Что бы ни говорили о недостатках и просчетах Виктора Ющенко, но в одном действующему президенту не откажешь: в иск­реннем желании по-украински смотреть на прошлое, настоящее и будущее, в желании в результате увидеть все же украинскую Украину, как сегодня, например, у поляков есть польская Польша, у немцев — немецкая Германия, у итальянцев — итальянская Италия... То, что среди всех руководящих представителей властной верхушки только он имеет адекватное современным вызовам представление об органических потребностях украинской гуманитарной политики, не заметит разве тот, кто принципиально не желает ничего замечать. Сложно представить, чтобы из-под пера кого-то еще из реальных претендентов на булаву появились указы хотя бы о праздновании славной победы украинского оружия под Конотопом (1659) или об учреждении государственной награды Креста Ивана Мазепы. А усилия в сфере признания Голодомора 1932—1933 гг. геноцидом украинцев? А создание Украинского института национальной памяти? Другое дело — воплощение многих замыслов в реальную жизнь...

Курс, взятый сейчас в сфере формирования исторической памяти, в целом отвечает органическим потребностям украинского мира, которые заключаются в утверждении самодостаточных представлений украинцев о своем прошлом, не отягощенных стереотипами, навеянными в период безгосударственного существования Украины. Как краеугольный камень полнокровного развития такие представления безальтернативны. В противном случае украинство обречено на постепенное растворение в том социуме, который способен навязать нам свою версию исторической памяти. И эту хорошо известную во всем мире аксиому следует зарубить на носу всем, кто не видит здесь никаких угроз, недальновидно призывает то «не педалировать» на трагических страницах нашей истории, то не пропагандировать наших побед, чтобы ненароком никого не обидеть. Не перевелись и те, кто гнут эту линию вполне сознательно и к тому же чувствуют себя в нашем искаженном информационном пространстве словно рыба в воде.

Впрочем, появились и первые ласточки преодоления искаженных, неполноценных представлений о своей истории, до недавних пор последовательно вдалбливаемых в головы украинцев кремлевской имперской машиной. Как мне кажется, основная двадцатка телевизионного проекта «Великие украинцы» (проблему победителя выношу за скобки) убедительно свидетельствует о том, что украинцы начинают смотреть на свое прошлое собственными глазами, а не глазами соседей или с позиции национального самоедства. Вхожде­ние в двадцадку Степана Бандеры, Симона Петлюры, Ивана Мазепы, Юрия Шухевича и других фигур, на которые в СССР постоянно выливали идеологические помои, — яркий признак формирования в государстве нового типа исторической памяти. Отдавая голос за этих людей, украинцы изрядно утерли нос всем тем, кто то и дело твердит о каком-то непреодолимом расколе Украины и рисует ей апокалиптическое будущее. Впрочем, работы еще непочатый край, а уши старых стереотипов еще везде торчат, особенно в среде чиновников, большинство из которых являются воспитанниками советской системы. Приближение юбилея Полтавской битвы 1709 г. обнажило проблему на удивление четко.

В нормальном обществе, которое себя уважает и трезво смотрит на свое прошлое, такой юбилей не вызвал бы никаких предубеждений или чрезмерного внимания. Годовщину бы отметили с достоинством, без параноидального празднования чужой победы или нытья о нашей несправедливой исторической судьбе, которое только парализует коллективную волю. Поражение собст­венного войска на собственной земле, с кем бы в союзе оно ни находилось, везде однозначно воспринимается именно как поражение, независимо от того, чего достиг победитель. А когда на кону стояла судьба своей государственности, то тем более. Неужели кто-то слышал что-нибудь о проблемах хотя бы недавних юбилеев — 350-летия польского «Потопа» 1655 г., когда шведы захватили большую часть Польши, или же разгрома все того же Петра I под Нарвой (1700)?

Если взглянуть на Полтавскую битву с украинской колокольни, не возникает сомнений, что поражение шведско-казацкого войска деморализовало большую часть элиты и открыло путь к растворению Гетманщины в Российской империи со всеми неутешительными последствиями на близкую и далекую перспективу. От жестоких политических репрессий Петра I, наброшенной им экономической петли и откровенного курса на русификацию казацкой старшины до полного уничтожения украинской государственности и нечеловеческих коммунистических экспериментов ХХ в. — таковой оказалась для Украины горькая чаша Полтавской битвы 1709 года. Что же здесь праздновать, если, конечно, иметь чувство собственного достоинства и уважать самих себя, как и полагается любой цивилизованной нации? Неужели Германия празднует разгром под Берлином в 1945 г., вследствие которого она потеряла свою территориальную целостность и государственность? Или, может, Россия торжественно отмечает поражение под Клушином в 1610 г., после чего поляки овладели Москвой, а бояре, жители столицы и других городов приняли присягу на верность польскому королевичу Владиславу, избранному царем (оригинал присяжной грамоты сохранился)?

Бить в литавры по поводу юбилея может позволить себе только Россия. Ей Полтава 1709 г. сняла, за счет Украины, вопрос о существовании в формате империи, более того — расчистила путь к преобразованию в мощную европейскую силу, в будущего «жандарма Евро­пы». Потому для россиян Полтава является символом их величия и, вполне естественно, именно в такой проекции вписывается в их историческую память. Как самодос­таточная нация должны признать полное право россиян на помпезное празднование их победы. Толь­ко проходить оно должно в цивилизованной форме, то есть на территории России, а не в Полтаве, как того сначала хотели россияне, поскольку это стало бы издевательством над достоинством украинцев, да и шведов. Допустить празднование на нашей территории нашего же поражения — большего унижения представить трудно. Можно ли себе вообразить, чтобы немцы позволили России праздновать победу во Второй мировой войне собственно под Берлином? А что если англичане, французы, итальянцы (сардинцы) и турки надумают широко отметить в Севастополе свою победу над Россией в Крымской войне 1853—1856 гг.? И то, что хватило здравого смысла на корню пресечь убийственный для морального состояния нации сценарий, свидетельствует о появлении «украинских» ветров и в высших эшелонах власти.

Оглядываясь сегодня на не-с­колько лет назад, нельзя не поймать себя на мысли, что оттуда исходили все же приемлемые импульсы. Не без просчетов и обыденных, к сожалению, проявлений небрежности и несуразности, но линия на транслирование в общество украинского видения событий проводилась центральной властью достаточно последовательно. Еще в 2007 году появился указ президента Украины «О праздновании 300-летия событий, связанных с военно-политическим выступлением гетмана Украины Ивана Мазепы и заключением украинско-шведского союза 1708—1709 гг.», который задал тон подготовке. Институт национальной памяти реализовал ряд мероприятий, призванных сфокусировать внимание общества под соответствующим углом зрения. Осенью прошлого года в Киеве и на позапрошлой неделе в Полтаве состоялись две солидные международные конференции, посвященные Ивану Мазепе и Полтавской битве. Городской совет Полтавы наконец-то принял решение о сооружении в городе памятника Ивану Мазепе, Полтавская областная государственная администрация начала строительство музея истории казачества в с. Жу­ки. Государственный историко-культурный заповедник «Поле Полтавской битвы» начал избавляться от признаков национального самоедства. Назначение нового директора (Наталии Билан) наконец-то дало толчок долгожданной масштабной реконструкции экспозиционных площадей. Уже создан зал «Казацкое государство от Богдана Хмельницкого до Великой Се­верной войны (1648—1700 гг.)», на средства городского совета построена ротонда памяти павших на поле битвы, восстановлена могила российских воинов и т.д.

Не дремало и зарождающееся гражданское общество: был создан Общественный комитет по празднованию 300-летия восстания за независимость Украины под руководством Ивана Мазепы (1708—1709) и Полтавской битвы, который активно взялся за просветительскую работу и координацию усилий неравнодушных. Массовым тиражом вышли качественные научно-популярные книги ведущих украинских исследователей этого периода: Юрия Мицика, Тараса Чухлиба, Алексея Сокирко, Ольги Ковалевской.

Даже в УПЦ Московского патриархата заговорили о возможности отмены так называемой анафемы Ивану Мазепе, которой, по цер­ков­ным канонам, предают только за преступления перед Церковью. Учитывая огромные заслуги гетмана перед православием, анафема, наложенная под тяжелой рукой Петра I, кажется все же оксюмороном.

Однако без рецидивов комплекса неполноценности не обошлось, как и без уколов от — давайте называть вещи своими именами — пятой колонны. Вопреки здравому смыслу, в Украине звучали голоса о совместном с Россией праздновании. Были попытки реанимировать заскорузлые российские мифы об Иване Мазепе как о преда­теле и о Полтаве 1709 г. как о нашей общей победе. Победу над кем предлагали праздновать в независимой Украине, которая только в 1991 г. выбралась из душных объятий Кремля? Над украинцами, которые во главе с гетманом Иваном Мазепой защищали идею независимости Украинского казацкого государства от той же России, а потом в эмиграции неутомимо искали международные комбинации, чтобы, как говорил Пилип Орлик, «винести із лабіринту страшенного рабства Аріадну — нашу Вітчизну, яку стереже московський дракон, і повернути їй колишню волю»?

Были и попытки приспособить к мазепиным временам уже изрядно надоевшую басню о якобы наличии цивилизационного раскола в Ук­раине, да еще и фатального. С осе­ни 2004 г., в угоду российским интересам, ее, как «Отче наш», бубнят при любом удобном случае ну очень уж ученые мужи из депутатов, политтехнологов, так называе­мых экспертов — своих и заезжих. Службу казаков в войске Петра I пытались истолковать как свидетельство тогдашнего раскола украинской элиты, намекая на «правильные» пророссийские силы и вражеские проукраинские. Ничего странного, если у нас додумались увидеть какие-то «общественные расколы» в обычной для любой страны региональной неоднородности избирательных симпатий и в определенных региональных отличиях мировоззрения граждан (а эти отличия присущи даже обществам с многовековой государственнической традицией). Почему-то в Германии не говорят об общественном расколе, несмотря на то, что, например, Бавария постоянно предпочитает блок ХДС-ХСС, тогда как в стране периодически по нес­колько сроков при власти находились социал-демократы. О традици­онном голосовании в США разных штатов преимущественно за представителей той или иной политической силы уж и не говорю.

О временах Полтавской битвы достаточно вспомнить, что в марте 1709 г., то есть уже после массо­вых репрессий и пропагандистских усилий Петра І, после варварского уничтожения Меншиковым гетманской столицы Батурин, к Карлу ХІІ и Мазепе присоединилось подавляющее большинство запорожцев (до 8 тыс. чел.) во главе с кошевым Костем Гордиенко. А после Полтавского поражения запорожские казаки вместе с Мазепой ушли в эмиграцию, а Кость Гордиенко до кончины оставался противником российской власти. Особенно привлекает внимание тот факт, что до тех пор Войско Запорожское Ни­зовое постоянно конфликтовало с Мазепой, протестуя против центристской политики последнего, тем не менее, когда решалась судьба Гетманщины, — возвысилось над внутренними украинскими неурядицами и объединилось с бывшим оппонентом. Вот такой «раскол». А может, пример, достойный нынче популяризации в украинском социуме, особенно в среде политичес­кой и бизнесо­вой верхушки, значи­тельная часть которой в погоне за властью и собст­венными доходами не стесняется откровенно торговать стратегическими интересами Украины.

Однако этого благоприятного для формирования исторической памяти украинцев примера упрямо не замечают. Взамен пытаются искать противоположное, неизвестно почему считая, что современная Украина должна разделиться даже по полтавскому вопросу: одна часть должна принять сторону Ма­зепы, другая — казаков, находившихся при российском войске. На самом деле противоречивое отношение к Мазепе является исключительно следствием длительного пребывания украинцев под прессом российских идеологем, а не органического невосприятия некоторыми борьбы за независимость, про­водимой Мазепой в рамках тогдашних представлений о независимости и путях ее обретения. Сейчас следует терпеливо и доходчиво объяснить предубежденно настроенным (это преимущественно пожилые люди), какую цель ставил Мазепа, как дейст­вия украинского гетмана вписывались в тогдашние представления о государственности, независимости и отношениях между правителями различного уровня, какими были обстоятельства и логика появления части казаков в лагере Петра І. А заодно и растолковать, что пребыва­ние казаков по разные стороны баррикад совсем не свидетельствовало о расколе в Гетманщине и обуславли­валось отчасти тактическими просчетами Мазепы, отчасти — оперативными обстоятельствами, сложившимися в Украине после вхождения войска Карла ХІІ. Целые казац­кие полки тогда физически не могли присоединиться к гетману, поскольку были разбросаны по огромной территории от Смоленска до Дона. Они оказались отрезанными от Мазепы или находились при российском войске. Среди тех, кто волей-неволей оказался в лагере Петра І, был, например, будущий наказ­ной гетман Павел Полуботок, который отчаянно будет отстаивать государственность Гетманщины, открыто выступит против унификационной политики Петербурга и встретит смерть в казематах Петропав­ловской крепости.

С приближением юбилея обост­рились и другие проявления непре­одолимого комплекса неполноценности. Будем откровенны, улица Ивана Мазепы в Киеве появилась из хорошо известных конъюнктурных соображений, а не потому, что депутаты Киевсовета враз прозрели, поскольку не изменены сотни одиозных названий. А в Полтаве, например, взят курс на популяризацию Полтавской битвы как своеобразной визитки города. Об этом открыто говорят и пишут. На центральной улице то здесь, то там вид­ны изображения эмблемы «Полтав­ская битва 1709 г.», размещенные даже на киосках с продуктами. По замыслу такая пропаганда битвы должна привлечь туристов, но выносится за скобки вопрос: какой ценой? На самом деле — ценой дальнейшего укоренения в головах украинцев ощущения неполноценности. Разве кто-либо в мире рекла­мирует свои поражения и стремится на этом заработать? Пропаганди­ровать следует победы, как это делают всюду. К своим поражениям следует относиться сдержанно и заказывать молебны за убиенных (что, кстати, все же запланировано сегодня сделать в Полтаве), необходимо акцентировать внимание общества на внутренних причинах наших неудач — как для националь­ной консолидации, так и для того, чтобы в новых условиях не наделать новых ошибок. Государствен­ный историко-культурный заповед­ник «Поле Полтавской битвы» дол­жен выполнять именно такую функцию. И туристы будут посещать его не меньше, а то и больше.

Удивляет и тот факт, что и в Киеве, и в Полтаве звучат голоса за то, чтобы общественность рассматривала Полтавскую битву во вне­идеологической плоскости. Это от лукавого, поскольку невозможно в принципе. Желаем того или нет, любое упоминание о Полтаве 1709 г. будет носить идеологическую окрас­ку. Во-первых, потому что будет падать на хорошо удобренную предыдущими усилиями почву, а во-вторых, российскоцентристский исторический миф о Полтавской битве по сей день относится к краеугольным идеологемам, которые исповедует Россия, в последние годы с утроенной энергией начавшая пестовать имперскую по сути историческую память россиян. Не странно, что на открытии международной конференции в Полтаве сотрудник российского посольства под­держал такой якобы общечеловеческий призыв, между тем как в самой России развернулась мощная пропаганда Полтавской битвы 1709 г. как знаменитой победы — с книгами, художественными и документальными фильмами, информационным накатом в новостийном поле. Потому упомянутое предложение напоминает до боли известный лукавый призыв В.Ленина о ненужности для счастья человечества регулярной армии, на который фатально купились только руководители Украинской Центральной рады, упустив возможность создать мощное украинское войско. Неутешительные последствия этой ужасной ошибки хорошо известны.

Не все просто в Полтаве с памятником Ивану Мазепе, гетману, так много сделавшему не только для Украины, но и непосредственно для самого города. После выстраданного решения городского совета дело застопорилось из-за отсутст­вия денег. Выделенные из госбюджета в прошлом году 9 млн. грн. не были в состоянии освоить. Чуть не пришлось ходить с шапкой по кругу. Если бы не усилия народного депутата Украины Николая Куль­чинского, организатора сбора благотворительных средств на памятник, если бы не действительно государственная позиция ряда музыкальных групп (ВВ, Тартак и других), которые наглядно доказали, что любят Украину не только до глубины своей души, но и до глубины своего кармана, то, скорее всего, воз был бы и ныне там. К тому же в Полтаве не решились открыть этот памятник сегодня, чтобы, возможно, чего-либо не спровоцировать или кого-либо не оскорбить. Словно город расположен на территории России, где памятник украинскому гетману дейст­вительно мог бы вызвать вполне понятную реакцию. Но почему же боимся у себя дома окончательно развернуть оглобли в украинскую сторону? А оказание почестей Мазепе в Полтаве именно сегодня, согласитесь, дало бы мощный эффект.

* * *

«І на тому присягаю, — говорил Иван Мазепа за год до своего выступления соратнику Пилипу Орлику, — що я не для приватної своєї користі, не для вищих гонорів, не для більшого збагачення, не для інших яких-небудь забаганок, але для вас усіх, які під владою і регіментом моїм перебувають, для жінок і дітей ваших, для загального добра матки моєї вітчизни бідної України, всього Війсь­ка Запорозького і народу малоросійського і для підвищення і розши­рення прав та вольностей військових хочу те при допомозі Божій чинити, щоб ви з жінками і дітьми, і вітчизна з Військом Запорозьким так від московської, як і від шведської сторони не загинули». Призна­тельным потомкам остается только почтительно поставить этого гетмана на достойное место в новейшей исторической памяти украинцев.