Суверенитет и мода на ложь

Вы слышите ложь? Она забивает уши. Очень много лжи, и замечают ее все меньше. По Киеву, по всей стране мозолят глаза борды, которые, раздражая, все-таки заявляют о себе, и не отвернуться! Люди, уже ничему не веря, поставлены перед необходимостью делать выбор. Люди запуганы, люди выживают: какой театр, какая филармония или книга — тут выжить бы, поесть, как-то одеться, заплатить за школу ребенка. Культура — роскошь, которая становится лишней.

Собственно, вся нынешняя предвыборная кампания — это очень нечестная, грубая игра на больных мозолях. Но есть мозоли-снаряды, мозоли-пистолеты и пороховые бочки, на которые лучше не наступать и которые лучше не трогать. Одна из них — вопрос об исторической Украине, рушимости/нерушимости ее границ, ее суверенитете.

Кажется, мало кто схватывает главное. Советский Союз, от которого достались нам, как уже «полноценной» стране, по наследству административные границы в рамках Украинской ССР, — это была такая национальная катастрофа для украинцев, для русских,?такого масштаба «провал»,?что после него трудно представить себе вообще какую-либо осмысленную общественную модернизацию. Все равно какую: по типу Китая, шоковой терапии Польши или социализма Швеции. По типу сближения с Европой, белорусского варианта автаркии, привлекательной, впрочем, лишь для постороннего глаза, или по какому-либо другому принципу.

Вместо всех известных моделей жизненного устройства постепенно нарастает невиданное ранее в истории «социальное тело». Какое — пока неизвестно, тело не прощупывается, его не видно.

Очевидно, что рассматривать Украину как самодостаточное образование пока смысла нет; сейчас, увы, правильнее говорить о нашей стране как о сочетании, «злуке» окраин двух империй — западной, Австро-Венгерской (читай — европейской), и восточной, со всей невозможностью измерить ее «общим аршином». Эти два лоскута окраин имеют свои особенности: одна из них, западная, просто-таки испещрена историческими границами, как нарезанный ломтями арбуз. Другая, восточная — трагическое недоразумение с постоянно грозящим воспалиться аппендиксом-Крымом. Таким образом, существует как минимум две Украины, и их взгляд на историю диаметрально противоположен.

Социальный формат Украины — это распад. Можно упомянуть одно только физическое вымирание нации, ее фактическое сокращение. Бедность — это фильера; сам ствол, потенциал нации истончается, а где тонко, там, как известно, рвется. Людей мог бы объединить «добробут», но увы! Существует ли сейчас украинский народ как сообщество, способное к консолидированному осмысленному действию, или наш народ как-то незаметно истаял, превратился в скопище люмпенов и обывателей? Такое явление, как поп-артисты, свои выступления превращающие в агитку за ту или иную политическую силу, под чьи гопанки радостно пляшет безумная толпа, — заставляет склоняться ко второму варианту.

И в таком разрезе встает вопрос о суверенитете… Если происходит распад нации, ее деградация и сокращение, если народ не обладает политической волей, чтобы, осознав свое бедственное положение, предпринимать какие-то шаги, то что есть суверенитет? Что содержат в себе нынешние границы Украины?

Собственно, интерес к понятию суверенитета в обществе обостряется уже второй раз. Впервые это было в пору так называемого парада суверенитетов (конец 1980-х—начало 1990-х), от которого остался в памяти афоризм: «Берите власти, сколько унесете!». Власть взяли и унесли: Прибалтика в одну сторону, Беларусь в другую, а Украина подняла мешок с властью, увидела, что тяжел, да так и осталась стоять на распутье…

В этой связи любопытно вспомнить труд «О государстве» французского юриста Жана Бодена, жившего в конце XVI века, где он трактовал слово souverainetе, которому и дал толчок в историю, как «власть государства, абсолютную и постоянную»; в латинском же варианте его труда стояло другое определение, исходившее из существования в государстве «высшей и свободной от законов власти над гражданами и подданными». Нечего и говорить, сколь много разного рода затруднений вызывают в Европе нового времени юридические интерпретации слова «суверенитет», равно как и простое оперирование этим словом. «Высшая власть»? А если правят несколько лиц, то у кого она конкретно? «Постоянная»? А если правитель с исключительными полномочиями назначается на время? Как это — «власть, свободная от закона»? А Божий закон? А обязательства по международным договорам?

В своей книге «О глобализации» Джордж Сорос работает с понятием «суверенитет», времен Французской революции, когда ратовавший за идеалы свободы, равенства и братства французский народ счел нужным провозгласить суверенную власть, создав современное (в нашем понимании) национальное государство. «С тех самых пор и началось противостояние национального государства и универсальных принципов свободы, равенства и братства», — иронично заключает Сорос.

В другой своей книге — «Мыльный пузырь американского превосходства» — автор признает: «Нельзя сказать, что с концепцией суверенитета все легко и просто. Как, например, решить, кто именно достоин права на самоопределение в обществе, где имеются этнические меньшинства или группы, объединенные разными идеями?». В данном случае американский бизнесмен выступает на стороне мировых арбитров, решающих в сложных случаях, кто именно достоин в конкретной ситуации называться народом, обретая право на самоопределение.

Вспомним о Хельсинкском акте 1975 года, в котором фигурирует принцип «нерушимости границ». Неужто это правило в global Европе еще действует на практике? Известно, что Хельсинкский договор вырабатывался на основе трех принципов — безопасности, экономического сотрудничества и гуманитарной помощи. И нерушимость границ обсуждалась сугубо в контексте безопасности — ее, как ключевой для себя принцип, отстаивал Советский Союз. Известно также, что еще в декабре 1941 года СССР добивался признания границ по состоянию на 1940 год от США, а после выигранной войны страна Советов только укрепила свои позиции по территориальному вопросу. Страна-победитель, как бы к ней ни относились, подняла свой международный авторитет настолько, что вопрос о нерушимости границ стало возможным превратить в священное понятие, в догму. Позже эта догма перетекла в хельсинкский документ и была там зафиксирована, несмотря на то, что вскоре оказалась подорванной гуманитарной сферой. Полагалось, и справедливо, что СССР не выполняет принятые в пакете Хельсинкского акта обязательства о праве народов на самоопределение, о праве на выезд из страны, о свободе совести и прочем. Уже после падения Берлинской стены можно считать, что данный акт фактически умер. И уж точно он был похоронен после распада советской империи.

Противоречия между принципом территориальной целостности и правом народа на самоопределение в последние десятилетия, как несложно наблюдать, только обострились, и разрешать их все труднее. Надо признать, что сегодня мы живем в обстановке геополитического хаоса. И если пять лет назад выбор украинского президента был еще геополитическим шагом, то сейчас при любом раскладе — это шаг отчаяния. Во время достопамятной холодной войны хотя бы существовал какой-то баланс, который можно было обозначить почти вышедшим из обихода словом — миропорядок. Теперь мы живем в мире, где нет никаких правил и где продолжается ожесточенная битва за влияние на постсоветском пространстве. Во всяком случае с Россией идет в полном смысле холодная война. И никто не знает, что за границы мы охраняем: бывшей Украинской республики в составе Союза, чья территория приращивалась и менялась как минимум дважды за семидесятилетнюю историю, или же мы охраняем кордоны собственно Украины, древнего традиционного государства.

Существует еще один нюанс. Миф о нерушимости границ не помешал Союзу распасться на 15 независимых государств. Но был факт международного признания распада СССР — в рамках прежних административных границ республик. Вместе с тем в Международном пакте о гражданских и политических правах, принятом Генеральной Ассамблеей ООН 16 декабря 1966 года и вступившем в силу 23 марта 1976-го, говорится о том, что «все народы имеют право на самоопределение. Ни один народ ни в коем случае не может быть лишен принадлежащих ему средств существования». Таким образом, упомянутый выше документ юридически сформировал право каждого народа на «свою» территорию, «свою» землю и хранящиеся в ее недрах природные богатства и, по сути, явился заложенной на десятилетия вперед миной замедленного действия, которая стала срабатывать в разных местах только сейчас!

Как бы то ни было, нам даны единственные границы, которые следует чтить и защищать, границы нашей уже достаточно освященной традицией, хоть и горькой судьбы, границы, в которых сконцентрирован опыт и суверенитет каждого из нас как личности.

Несмотря на то, что две священные коровы — «народное волеизъявление» и «неприкосновенность границ» — исторически обречены бодаться друг с другом, принцип территориальной целостности и незыблемости границ должен оставаться и должен означать не что иное, как стремление сохранить статус-кво. Пытаться поставить этот принцип под сомнение, ссылаясь на то, что статус-кво уже давно нарушен распадом СССР, — по меньшей мере, неразумно. То, что этот распад привел «всего лишь» к пяти-шести военным конфликтам и счет жертв шел на десятки тысяч, а не на сотни, само по себе можно считать большим везением.

Поэтому хотелось бы призвать участников предвыборной гонки не трогать этот снаряд. Главная задача, стоящая перед политикумом, — сохранить Украину в рамках существующих границ. Прецедент отнятия территории, сколь бы малой она ни была, санкционирует отпадение дальнейших кусков, что приведет к забвению слова «Украина» и погребению ее под слоем исторической пыли.