СУДЬБА ИСТОРИИ И СУДЬБА ИСТОРИКА

Ярослав ДАШКЕВИЧ - доктор исторических наук, директор Львовского отделения Института украинской археографии и источниковедения им. М.Грушевского НАН Украины, историк, культуролог, библиограф, языковед. На сегодня - автор около тысячи публикаций. В сфере научных интересов Я.Дашкевича - общие проблемы украинской исторической науки, дискуссионные вопросы истории Украины 20-30-х годов XX ст., а также проблематика изучения еврейско-украинских и польско-украинских отношений. Лауреат премии Антоновичей (США) в 1993 г. - за серию археографических исследований.

- Ярослав Романович, конечно, каждый человек уникален. Но ваша судьба уникальна вдвойне. Вы как-то сказали, что ваша мама, историк, слушала во Львовском университете лекции Михаила Грушевского, в институте имени которого вы теперь работаете. Олена Степанив известна также и как хорунжая Сечевого Стрелецтва, у истоков которого она стояла вместе с Евгеном Коновальцем и Романом Дашкевичем, своим мужем. Как сложилась судьба ваших родителей и ваша?

- Конечно, мне трудно рассказывать о своих родителях, столетие со дня рождения которых прошло в 1992 году… Моя мама перед первой мировой войной была очень активной студенческой деятельницей, принимала участие в организации Сечевых Стрельцов, что было само по себе удивительным, так как женщины в военных мундирах встречались нечасто. Олена Степановна прошла тяжелые военные испытания, бои на знаменитой горе Маковке. За участие в этих боях получила Медаль храбрости. Говорят, будто австрийский цесарь Франц-Иосиф, когда ему показали фотокарточку моей матери, сказал, что войну он обязательно выиграет, когда есть такие офицеры… Цесарь ошибся. В 1915 году мама попала в русский плен, проехала половину России, 1916-й - часть 1917 г. провела в Ташкенте, в лагере для военнопленных. Позже я видел этот барак в Саперном переулке, который чудом уцелел. После Ташкента был обмен на русских военнопленных, дорога через Финляндию, Швецию, Германию - домой на Галичину, опять к Сечевым Стрельцам. В канун 1 октября 1918 года мама приняла участие в подготовке военного переворота, в результате которого была создана ЗУНР, а позже прошла в Украинской Галицкой армии до Збруча и после Збруча. А затем - эмиграционный путь через Румынию, Венгрию, Австрию. В Австрии - учеба в Венском университете, докторантура, там же и брак с моим отцом. Он также принимал участие в организации Сечевых Стрельцов перед первой мировой войной. Как рассказывает легенда, пошел в плен после того, как узнал, что моя мама попала в плен к русским. После октябрьского переворота отец убежал из лагеря и уже в Киеве принимал участие в организации Сечевых Стрельцов, одной из самых боевых частей Центральной Рады. Принимал участие в восстании против гетмана Скоропадского, и пушки, которыми он командовал, определили судьбу боя под Мотовиловкой, после чего путь на Киев был открыт. Опять бои на Правобережной Украине, такой же эмиграционный путь через Румынию, Венгрию, Австрию. И уже здесь - новая встреча с моей будущей матерью. Сохранилась, кстати, свадебная фотография матери и отца, где одним из дружб запечатлен Евген Коновалец, полковник, товарищ отца и матери.

После возвращения в Галичину отец руководил молодежной полувоенной-полуспортивной организацией «Луг». Многим, наверное, пригодился опыт, приобретенный там, ведь грянула вторая мировая война. Отец с приближением фронта эмигрировал, прошел лагеря для перемещенных («да-пи»). Оказался в Австрии, в Тироли, где и умер на 83-м году жизни. Мама же осталась во Львове, эмиграционный путь оказался не по ней: ей хватило эмиграционных воспоминаний со времен первой мировой. А здесь, на родине, ее карьера шла то вверх, то вниз. Вверх - когда была старшим научным сотрудником Академии наук УССР. Кому-то показалось, что ее присутствие во Львове стимулирует деятельность националистического подполья - и ее отправили в «почетную ссылку» в Киев. Но в 1949 году мама была арестована, осуждена (даже не видев суда), приговорена к отбытию срока в так называемых исправительно-трудовых лагерях в Мордовии. Умерла в 1963 году. Наши с ней лагерные пути разошлись.

- Так и вы отведали лагерной каши?

- Я имел сомнительную радость пережить лагерный срок в Казахстане, в Карлаге, в Песчаном - спецлагере, где прошел высшую тюремную «академию».

- Вы были осуждены «по политическим мотивам»?

- Никогда, ни в прошлом, ни в настоящее время никаким политическим деятелем я не был. Правда, сохраняется три протокола обыска в моем письменном столе. И во время каждого обыска находили литературу, которая квалифицировалась как антисоветская. Интересно у меня получалось: как только устроюсь на работу, заканчиваю очередную докторскую диссертацию - так меня сразу и освобождают от занимаемой должности. А работал я и библиографом, и заведующим отделом этнографии, и старшим научным сотрудником исторического архива во Львове, откуда меня «сдали в архив»: освободили «в связи с нарушением трудовой дисциплины». Самый длинный период моей вынужденной безработицы - с 1978 по 1990 год. Это было чрезвычайно плодотворное время в моей жизни.

- А на что же вы жили?

- У меня было много друзей и приятелей, разбросанных по всему миру: в США, Австралии, Армении, России. Благодаря коллегам из России я мог много работать в библиотеках и архивах Москвы.

- Ярослав Романович, вы - историк, если можно сказать, широкого профиля. Вы исследуете украинскую историю XIV-XIX столетий и влияние прошлого на нашу современность. В работах о крымских татарах или в изучении «еврейского вопроса в Украине» вы выступаете и как политолог. Вы также занимаетесь переводами на украинский работ зарубежных историков. А еще вы - библиограф и культуролог.

- Кое-кто упрекает меня за этот «широкий профиль». Но меня очень многое интересует. Когда занимаешься исследованиями в смежных дисциплинах, сама по себе возникает возможность перенести опыт из одной сферы в другую. Я также писал языковедческие работы - по тюркологии, по армяноведению (кстати, в бытность моей очередной вынужденной безработицы меня приглашали в Академию наук Армении). Одно время я посвятил этнографическим исследованиям. Позже это дало возможность подойти ближе к этнической истории украинской нации, а также других народов, в прошлом населяющих Украину. Затем состоялся переход от этнической истории к этносоциологии: выручил весь накопленный опыт. Вы назвали меня политологом. Нет, таковым я не был. Политология - конкретная наука со своей методикой и спецификой, которой надо овладевать не «с разбега».

- Но мой вопрос - некоего политологического плана: является ли Украина многонациональной страной, на ваш взгляд?

- В этом вопросе «математическим подходом» не обойтись. В любой стране мира можно насчитать не менее ста или ста пятидесяти национальностей. И что же - на этой основе объявить многонациональное государство? Национальный характер страны определяет ее основной, титульный этнос, дающий название государству. На сегодня, к слову, мы не имеем объективных статистических данных о населении современной Украины: необходима новая перепись. Но сразу же возникает вопрос: будет ли эта новая перепись объективней, чем во времена неудобозабываемого Союза? Лично я очень сомневаюсь, получим ли мы в этом случае объективную картину, в частности в статистике крымской автономии и других регионов Украины.

Если на сегодня в Украине есть, соответственно переписи, до 15-20% населения неукраинского, это еще не дает оснований считать Украину многонациональным государством. В Украине нет другого этноса, равноценного украинскому в общегосударственном масштабе с точки зрения этноса. Думаю, две-три национальности, которые идут после украинской, - еще не повод говорить о многонациональном государстве. Мы вправе утверждать, что Украина - держава украинской нации, в которой проживают другие национальности. И именно украинская нация должна выступать гарантом их равноправия. Может ли сегодня украинская нация выступать таким гарантом? Не секрет: и сегодня в Украине есть регионы, в которых в прямом смысле преследуется украинский язык, который должен быть выразителем государственности, как это принято в цивилизованных странах. Я разговаривал со многими украинцами, русифицированными в свое время, желающими, чтобы их дети вернулись в лоно родного языка, языка отцов и дедов. Мне бы не хотелось демонизировать этот вопрос, но о какой демократии может идти речь, когда человека преследуют «по языковому вопросу». А случаи такого преследования не одиноки, когда говорить о регионах Крыма или Донбасса. Итак, титульная нация, давшая название государству, не имеет защиты своих национальных интересов. Таков парадокс независимой Украины.

- Так или иначе, получается, что у нас по-прежнему стоит национальный вопрос - и это в независимом-то государстве!

- Вопрос этот не стоит - он, извините за игру слов, лежит. Его никто не собирается поднимать, рассматривать, решать с незаполитизированных позиций. В этом смысле украинская школа сегодня переживает просто катастрофу. В том же Крыму и том же Донбассе делается все, чтобы украинцы по происхождению, которых в свое время заставили забыть родной язык, - ведь украинские школы были попросту ликвидированы, - никогда уже не возвратились в свою родную национальность. Русификаторская политика на значительной территории Украины продолжается. Внутренняя национальная политика правительства неопределенная - отсюда и следствие. Министерство просвещения преступно бездействует, чем и способствует русифицированию Украины.

Как известно, на протяжении многих и многих десятилетий история в Украине была грубо фальсифицирована: не только на уровне интерпретации, а на уровне фактов. Перед сегодняшней исторической наукой стоит задание не только очистить от всяческих наслоений, но необходимо вести новые исследования на уровне требований современных методологий, которые существуют в мире. Понятно, что для этого необходимо соответствующее финансирование. История Украины, настоящая история, начинается прежде всего с изучения источников, которые фальсифицировались или утаивались. А затем стоит вопрос издания огромного корпуса документов. На этом фоне я хочу сказать несколько слов об Институте украинской археографии, который был создан по необходимости реализовать соответствующую работу и который действительно много сделал для исследования, объективной интерпретации и публикации исторических источников, о которых мир фактически не знал. Именно на этом пути, пути издания, обнародования документов наш институт переживает огромные трудности.

Много национальных государств после своего образования начинали с того, что издавали корпусы документов по истории своей державы, своей нации - ведь это фундамент, основание. У нас было несколько планов публикации такого корпуса документов по истории Украины - но это оказалось невозможным. И, боюсь, в ближайшее время, при таком отношении государства к развитию исторической науки, гуманитарных исследований никаких положительных сдвигов не предвидится. Не хочу говорить о чьей-либо злой воле, но есть все основания говорить об отсутствии доброй воли в этом вопросе.