СОЮЗ ДВУХ СЕРДЕЦ

Быть настоящей женой военнослужащего - профессия (именно профессия) чрезвычайно сложная, трудная, порой героическая и... ответственная.

Каждая моя командировка на атомный полигон или в Чернобыль, каждый мой парашютный прыжок воспринимались женой настороженно и болезненно. Она искренне переживала за благополучное их окончание и по-детски радовалась возвращению мужа. И так поступала всякий раз, потому что правильно представляла, что нередко случается на полигонах и в воздухе. Знала она также, что каждая очередная командировка может стать для меня последней... Может, поэтому и ушла из жизни раньше, чем я. Не выдержало сердечко... Не ведаю, сколько времени отпущено мне Всевышним еще находиться на этой грешной земле, но твердо верю, что до последнего своего дыхания буду помнить и боготворить ее - единственного, дорогого и любимого человека, верную подругу, мать моих двоих детей и чудесную бабушку наших троих внуков.

Да, вместе с нами, офицерами-десантниками, все тяготы и лишения по службе и в жизни стойко преодолевали наши славные жены. И я искренне благодарен судьбе, что она свела (познакомив нас на омской городской комсомольской конференции), а потом и сроднила меня с таким замечательным человеком, каким оказалась моя жена - незабвенная Елена Анатольевна Шевченко, до замужества - Девочкина. Уверен, что по праву называл ее своей боевой подругой. Сколько трудностей выпало на долю этой мужественной женщины и всей нашей семьи, сколько их мы пережили вместе, сосчитать невозможно. Да суть, наверное, и не в счете...

Нередко удивлялся и завидовал неиссякаемому оптимизму жены, ее выдержке и терпению. Вера в то, что «скоро будет лучше». Она ни разу не сетовала на судьбу, ни о чем не просила и не жалела. Жила надеждой и верой.

«Вот закончим (!) службу, бросим якорь где-нибудь в «родных пенатах», обживемся, как все нормальные люди, и наступит конец всем нашим мытарствам и скитаниям по чужим и тесным углам, переполненным общежитиям. Получим же мы в конце концов «свое» жилье» - мечтательно прогнозировала Елена Анатольевна светлое будущее нашей отдельно взятой семьи, которое, к сожалению, так и не наступило. Видно, обошло нас стороной. А жаль...

Зато трудностей и всяких там «нехваток» в семьях кадровых военных, ведущих кочевой образ жизни, всегда было в избытке. Говорят, что на одном месте даже камень мхом обрастает. Только семьям военнослужащих эта поговорка не подходит. Не успели обжиться, как все по-новой: собирай вещи и в путь-дорогу. Нам довелось двенадцать (!) раз менять место службы и жительства. А что это значит? Отвечу коротко. По народной молве - два переезда равны одному пожару. Если и есть в этом сравнении преувеличение, то, думается, оно не очень большое.

По житейской арифметике выходит, что наша семья «горела» аж шесть раз... И всякий такой «пожар» означал: авральные сборы, распродажа (по дешевке) мебели, упаковка нехитрого житейского скарба в постоянно наличествующие и всегда готовые к перевозкам ящики и в путь - к новому месту службы и жительства.

А там опять знакомые до боли проблемы дальних (и ближних тоже) гарнизонов, главная из которых - получить «свою крышу» над головой, приспособиться к новым условиям службы и проживания, завести надежных друзей из числа сослуживцев и соседей и, не мешкая, включаться в решение неотложных «домашних» дел, которые, как правило, ложились на хрупкие плечи нашей мамочки-хозяйки и кормилицы.

Возрождение «из пепла» мы всякий раз начинали с нуля. Быстро подняться, обзавестись мини-хозяйством помогали вера, надежда и любовь. Да еще - крепкая семья. А надеждой нашей были дети.

В семье дорожили каждой копейкой, знали ей цену. Не забывается такое. Готовимся к семейному торжеству. У жены - день рождения. И первый «крупный» подарок, который я сумел преподнести к ее 20-летию, - был шинельный отрез, перекрашенный в модный тогда коричневый цвет, из которого соседка сшила жене «классное» пальто. А чтобы оно выглядело нарядным (ну какой женщине этого не хочется?), жена украсила его оригинальной вышивкой, и пальто, по оценке местных модниц, смотрелось «на все сто» - не хуже импортного.

То первое, самостоятельно нажитое и потому такое ценное для нас пальто долго носилось и очень долго хранилось в семье, как самый дорогой сувенир нашей небогатой жизни в первые послевоенные годы.

Как-то, каюсь, хотел ликвидировать то «сувенирное» и достаточно поношенное пальто. В квартире (одна комната в коммуналке) и так тесновато. Спасибо сыну, удержал меня от опрометчивого шага.

- Папа, не выбрасывай мамино пальто! Пусть останется оно напоминанием всем нам о вашей нелегкой молодости. А мы, когда «станем на ноги», будем всегда помнить о своем неоплатном долге перед родителями.

Более пятнадцати лет я прослужил в воздушно-десантных войсках, совершил свыше трехсот прыжков, а если точнее - 327, но утверждать, что каждый очередной - это удовольствие, не стану. Потому что каждый прыжок - это риск, испытание человека на мужество. Я не припомню ни одних крупных учений (на уровне дивизионных или полковых), которые не сопровождались бы гибелью людей. Видно, поэтому у десантников сложилась неписаная традиция: возвращение с учений происходило без бравурной музыки полкового оркестра, которая всегда гремела накануне: при убытии на аэродром и посадки в самолеты.

Впрочем, случались эпизоды, которые куда труднее было пережить, чем самые опасные прыжки. Например, подготовка и трехсуточное ожидание при «полной боевой» к десантированию в соседнюю страну для оказания, как тогда говорили, интернациональной помощи. То была тревожная осень 1956 года. А рядом с аэродромом, бодрствуя и сменяя друг друга, переживая за нас, дежурили наши жены и дети.

Да, нам было трудно. Но куда труднее (только теперь ценю и понимаю) было нашим боевым подругам.

Как-то я получил серьезную травму (разрыв связок голеностопного сустава). Затем было двухмесячное лежание в госпитале (в гипсе), еще месяц - санаторно-реабилитационное лечение и как финал - освидетельствование на предмет пригодности к службе в ВДВ. Врачи даже поговаривали о моей проблематичной годности к дальнейшей армейской службе. А я целых полгода ходил прихрамывая, опираясь на палочку. Но все, к счастью моему, обошлось.

Не знаю, как бы сложилась моя дальнейшая судьба, не будь со мною рядом верного и надежного друга - жены. Обоюдное терпение, неустанные ее заботы и вера в благополучный исход постепенно привели к тому, что я, совсем павший духом, стал поправляться, окреп физически и морально и вскоре избавился от хромоты и палочки. Жена была мой самый главный врач.

...В начале ратного пути мне довелось столкнуться лицом к лицу с невидимым врагом - атомной смертью на Семипалатинском полигоне, а позже (первая половина 1987 г.), уже на излете службы - еще раз в Чернобыле.

В 1951, теперь уже далеком для нас, году мне было доверено принять участие в наземных испытаниях «атомного устройства» (так называлась первая советская атомная бомба) и своими глазами увидеть, как боевой атом расправляется со всеми живыми существами и материальными ценностями, созданными умом и руками человека: новой техникой, образцами оружия, транспорта, жильем, продовольствием и другими достижениями цивилизации.

Находясь почти в центре атомного кошмара (в дни испытания), порой казалось, что рассудок не выдержит увиденного. Ведь силы человека не беспредельны. Но всякий раз сомнения тут же гасились запрограммированным сознанием: «Я обязан выдержать! Так надо! Это приказ!» А приказы выполняются до конца.

Вид у моих товарищей после работы в «особом секторе» был далеко не бравый: сильно уставшие, похудевшие и замкнутые. Это были люди, повидавшие все ужасы атомного ада. За одни сутки некоторые из них поседели. Многие в те дни приобрели болезни - печальные сувениры на всю оставшуюся жизнь... Радиация и стрессы творили свое подлое дело, испытывая на крепость наши молодые тела и души.

Друг с другом мы не откровенничали. Где был, что видел, что слышал, что узнал - держали при себе. Помалкивали. Никаких эмоций, никаких рассказов - полный молчок. И так - 25 лет. Подписка о неразглашении сделала нас немыми, и мы не рисковали даже самым близким людям рассказать о пережитом там, на полигоне.

И мы сдержали клятву Родине, чем сильно гордились.

После выполнения архисекретного и важного, как говорили, правительственного задания нам вручили долгожданные билеты на проезд от станции Жанэ-семей (ближайшая от атомного полигона ж/д станция) до места службы. Тот злополучный билет, полученный дрожащими от счастья руками, я решил сохранить как сувенир о пребывании в дьявольском месте. Но заботой «бдительной» молодой хозяйки, девиз у которой: ничего лишнего в квартире не должно быть, билет как раз и оказался тем лишним предметом.

На пристрастный вопрос жены: «Что это за билет у тебя припрятан от какой-то там «Жаниной семьи»?» - пришлось «расколоться» и рассекретить часть тайны.

И еще об одной проблеме, характерной для военных гарнизонов, хочу поведать. О вынужденной безработице жен офицеров и прапорщиков. Тем более что эту проблему знаю хорошо по двум причинам: во-первых, трудоустройство членов семей военнослужащих входило в мои служебные обязанности и, во-вторых, жена моя тоже не раз и не два пребывала в незавидной роли (тогда еще не узаконенной) безработной.

И тут я просто обязан сказать добрые, но вполне заслуженные слова в адрес женсовета нашей части, который, как правило, только и занимался тем, что подыскивал рабочие места безработным, в основном дипломированным женщинам или какое-нибудь общественно полезное занятие: организовать праздничный вечер с обязательным показом художественной самодеятельности, то приготовить угощение для молодых солдат в день принятия ими военной присяги, то проведать больных в медсанбате и др.

Об участии женсоветовцев в жизни подшефной школы писать излишне. Помощь школе оказывалась постоянно, была действенной и воспринималась обеими сторонами (школой и женсоветом) как само собой разумеющееся.

Человеку, не знакомому с условиями жизни и быта людей, проживающих в «закрытых» военных городках, трудно, наверное, представить и оценить, насколько сложная, порою неблагодарная, но вместе с тем важная и нужная работа проводится женсоветом - общественным органом членов семей военнослужащих. Как и трудно, наверное, сосчитать, сколько женсовет разрешил бытовых неурядиц, склок, предотвратил семейных драм, скольким семьям помог в воспитании «трудных» детей и... «трудных» родителей тоже.

Не понаслышке знаю, каким авторитетным было слово женсовета при решении, пожалуй, самых острых и болезненных жилищных вопросов. К нему прислушивалось даже высокое гарнизонное начальство.

Но главную проблему - трудоустройство членов семей военнослужащих - женсовету решать было не под силу. Потому что постоянной работы для большинства женщин, а это в основном специалисты с высшим образованием, в «закрытых» гарнизонах просто не бывает.

Вынужденная безработица жен провоцировала нестойких хранительниц семейного очага к жизни «на две семьи»: он - здесь, на службе, а она - там, у родителей, что нередко заканчивалось печальным исходом, распадом семей, особенно молодых, крушением романтических иллюзий и карьерных надежд. Да, да, случалось и такое, но то было скорее исключение из устоявшихся правил и норм взаимоотношений в семьях военнослужащих, исключением из кодекса офицерской чести. Повторюсь, такие исключения из правил, норм и кодексов имели место. Они - факты, от которых никуда не деться...

И последнее. В своих воспоминаниях я коснулся офицерской судьбы и участи, которые прочувствовал сполна не по рассказам и домыслам, произносимым с «высоких» и даже парламентских трибун, не по книгам и фильмам, проникнутым «романтикой» ратной службы. Их прочувствуешь и поймешь тогда и только тогда, когда эту нелегкую судьбу и участь исповедуешь долгие годы. Я им посвятил почти полвека!