Сквозь адские муки — к утраченной вере в Бога

Недавно в издательстве «А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА» вышла из печати книга Дмитрия Гойченко «Красный апокалипсис: сквозь раскулачивание и голодомор». Эта книга - одновременно и исповедь, и обвинение кровавому большевистскому режиму.

…Выражение «рукописи не горят» стало если не банальностью, то, по крайней мере, слишком часто употребляемым. Однако пример книги Д.Гойченко в который раз доказывает, что это далеко не пустые слова.

В апреле 1994 года американский исследователь Евгений Зудилов нашел в библиотеке Сан-Франциско несколько перевязанных веревкой папок. В них оказались три рукописи. Он начал читать первую страницу и забыл, где находится и какой год на дворе. Но рукописи были подписаны разными фамилиями. Внимательно их исследовав, Е.Зудилов пришел к выводу, что автор рукописей - один человек. Об этом свидетельствовали и почерк, и стиль. Да и упоминались в них одни и те же события и люди.

Начались поиски того единственного автора, в которых Зудилову помогали несколько энтузиастов. И его установили - это был Д.Гойченко (1903–1993). Он немного не дожил до 90 лет. Впрочем, может быть, Гойченко - фамилия не настоящая, возможно, автор сознательно изменил ее перед выездом в США, чтобы окончательно порвать со своим прошлым. Из отрывков воспоминаний автора можно сделать вывод, что он по происхождению из запорожских казаков. Одного из его предков звали Фома Глухой.

Так случилось, что эти мемуарные свидетельства об эпохе коллективизации и Голодомора 1932–1933 гг., написанные приблизительно в конце 40-х годов ХХ ст., увидели свет только в начале XXI века. Рукописи объединены жизненным путем и судьбой автора. Три раздела называются «Блудный сын», «Именем народа» и «Голод 1933 года». В первой части книги рассказывается о детстве автора, перерождении его в винтик Системы - в настоящего советского человека. Во второй части - о его активном участии в так называемой сплошной коллективизации украинского села. И, в конце концов, в третьем разделе речь идет о Голодоморе 1932–1933 гг. в Одессе, Киеве и Киевской области. На фоне этой настоящей энциклопедии жизни разворачивается личная трагедия автора, прошедшего путь от христианского детства до агрессивного неприятия Бога и активного участия в строительстве новой Системы, до, в конце концов, разочарования
в ней и возвращения после НКВДистских застенков к вере родителей.

Эти свидетельства, безусловно, уникальны. В исторической мемуарной литературе практически не сохранилось такого детального описания процесса коллективизации ИЗНУТРИ. И тем более - Голодомора 1932–1933 гг. В этом контексте можно вспомнить лишь воспоминания Петра Григоренко и Льва Копелева.

Автор наглядно показывает преступления коммунизма. Доказывает, что это не что-то абстрактное, а весьма конкретное, как сломанная рука или отбитые почки. Страницы из «Блудного сына» с описанием пребывания автора в застенках НКВД трудно с чем-либо сравнить. Сцена казни Остапа из «Тараса Бульбы» очень сильная, но это только короткий эпизод. Мучения же Дмитрия Гойченко длились не один день.

«В этот раз допрос продолжался не 8 и не 10, а 117 часов подряд. Все эти 117 часов приходилось находиться у жарко натопленной печи в ватном пальто, не смея даже расстегнуть пуговицы. Поза строго установленная: или сидеть, словно аршин проглотил, или стоять, как столб. Смотреть все время в 500-ваттный рефлектор. За дремоту - щелчки по носу, по губам, по бровям, по глазам. Потом прижигание потрескавшихся от жары и жажды кровоточащих губ, ноздрей, а также вырывание ресниц. Бесконечные удары сапогом по ногам ниже колен. Ни пить, ни есть». И дальше: «Самое богатое воображение не может себе нарисовать даже отдаленно всю невыносимость страданий, испытываемых на «конвейере». Недаром их немногие выдерживают».

Д.Гойченко выдержал. И все из-за любви к своей жене. Когда он падал духом, перед ним появлялся ее образ, которую могли бы арестовать или отправить в ссылку. Он так и не сдался.

Автор дает анализ этой дьявольской власти и идеологии: «Столкнувшись с большевистской практикой, где черное объявлялось белым, а холодное - горячим, где чудовищное зло объявлялось добром, где, например, с самым серьезным видом убеждали людей в «выгоде» для них от сдачи всего хлеба государству или переходу в колхозное рабство, причем тех, кто не желал делать это добровольно, лишали имущества и отправляли на каторгу, - я сначала только открывал рот и разводил руками, и только постепенно начал усваивать настоящий большевистский лексикон, прекрасно понимаемый простым народом. Согласно этому лексикону нужно было понимать все в кавычках, т.е. наоборот. «Правда», провозглашаемая большевиками, означала стопроцентную ложь. «Добро» - страшнейшее зло. «Свобода» означала рабство и террор и т.д. Только поняв этот язык лжи, я получил весьма простой и точный критерий для понимания всего происходящего...».

Эта анатомия дьявольского зла - не только прошлое, не просто история. Вдумаемся, ведь 13% голосов на последних парламентских выборах были отданы коммунистам. Столько же у нас людей морально глухих!

Второй аспект книги Д.Гойченко не менее важен. Ведь автор принимал непосредственное участие в тяжких преступлениях, однако нашел в себе силы покаяться и перевернуть всю свою жизнь. А это - очень важно.

«Переродившись и приняв большевистское учение, я стал открыто исповедовать зло, приглушая голос, иногда подаваемый совестью», - пишет Д.Гойченко. Интересно, что природу соблазна автор анализирует на примере из своего детства, когда он взял у тетушки, может, и ненужный ей ржавый ножик. Наверное, сильными были угрызения совести, если Гойченко запомнил этот случай на всю жизнь.

Детально биографию Д.Гойченко проанализировал Павел Проценко, написавший подробный комментарий к текстам и серьезную аналитическую статью. Впервые издание найденной рукописи вышло в свет в Москве, но П.Проценко, как и Е.Зудилов, горячо поддержал идею напечатать книжку Д.Гойченко именно в Украине.

Поскольку роль П.Проценко в издании этой книги, а также некоторых других родственной тематики, довольно важна, расскажу о нем подробнее. П.Проценко родился в 1954 году, с детства жил в Киеве. Я знаю его с ранних лет, когда мы вместе ходили в шахматную секцию. Он вел очень уединенный образ жизни. И только немногие люди знали, что П.Проценко напряженно работал. Именно благодаря ему стали хорошо известны такие киевские фигуры, как отец Анатолий Жураковский, владыка Варнава - о них он издал не одну книгу.

В 1970-х годах Проценко был распорядителем фонда Солженицына. Именно П.Проценко познакомил меня с Валерием Марченко, Сергеем Набокой и Олесем Шевченко. В середине 1980-х годов Проценко был арестован, однако через год его отпустили, т.к. времена были уже другие. Писатель живет в Подмосковье и продолжает работать. Недавно под его редакцией вышла новая книга об украинском селе - «Крушиловка Тридцатого года» Никанора Коваля.

Украинского издания не было бы без моего лучшего друга, который, к величайшему сожалению, вот уже пять лет как ушел от нас, - Николая Косицкого. Именно он дал книгу Евгению Сверстюку с советом непременно прочитать.

- Я уже не читаю таких книг, - сказал Е.Сверстюк.

- Понимаю. Но эту вы прочитайте: это исповедь того, кто был участником реквизиций, затем был репрессирован среди других репрессированных активистов. И, в конце концов, покаялся перед Богом.

- Исповедь - это другое дело. Это всегда важно, если настоящая исповедь...

Сверстюк прочитал книгу на одном дыхании и понял, что просто морально обязан перед автором переиздать ее в Украине - любой ценой. Он обратился к Ивану Малковичу. И тот согласился напечатать Д.Гойченко. Книга вышла не без труда. Причем интересно, что это единственная книга, вышедшая в издательстве на русском языке - языке оригинала. На такой шаг пошли сознательно, чтобы показать, как ломалась не только душа, но и язык... Своей пронзительностью книга Гойченко напоминает мне произведения В.Стефаныка и И.Гончарова. Как по мне, нормальная реакция на это повествование, когда человек, начав его читать, уже не может оторваться. Однако некоторые, узнав о содержании книги, скажут, что вообще не будут читать, поскольку, дескать, слишком она эмоционально тяжелая. Эти люди не способны на сочувствие, они чересчур увлечены собой, чтобы допустить любую тревогу в свою эгоистическую душу.