Синопская трагедия

Блестящую викторию Черноморского флота над грузинскими катерами омрачает лишь последующий заход кораблей НАТО в Черное море. История повторяется. Вспоминается Синопская баталия (скоро ее 155-я годовщина): Нахимов одержал победу, ставшую зеркалом, в котором он увидел гибель своего флота и свою смерть — и с тех пор не знал покоя, с тех пор сам искал ее…

Что же произошло в 1853 году? Что бы ни говорили о коварстве англичан и французов, союзники всего лишь блюли свои интересы, как и Россия — свои. Вы позволили бы полуазиатской стране гигантских размеров и непомерного аппетита грубо нарушить хрупкое европейское равновесие, сломать баланс интересов? Да и сделать Черное море «русским озером» (как шведы сделали на 70 лет Балтику «шведским озером» после Вестфальского мира 1648 года), захватить ключевые для всей восточной политики проливы и усилиться до такой степени, что затем с ней справиться уже вряд ли будет возможно?

Союзники заранее предостерегали Николая I от опрометчивых действий. Они оповестили о данных ими Османской империи обязательствах и гарантиях и в соответ­ствии с ними уже через три недели после майского российского уль­тиматума, драматически завершившего дипломатическую миссию Меншикова в Стамбуле, отправили свои эскадры к Дарданел­лам. Неустрашимый царь не внял предостережениям и двинул армию к Дунаю, а в сентябре российский флот под командованием Нахимова перевез на Кавказ 13-ю пехотную дивизию (более 16 тыс. человек) — с орудиями, тысячью лошадей и довольствием на месяц. Блестящая десантная операция! Она показала, что точно так же русские могут высадиться на Босфоре, пользуясь тем, что Омар-паша собрал почти все войска на Ду­нае, ожидая вторжения Паскевича.

В ответ 30 октября союзный флот вошел в Босфор, а для защиты берегов (по нахимовской версии — для большой десантной операции в районе Сухум-Кале) отпра­вилась эскадра вице-адмирала Ос­ман-паши с семью фрегатами, тремя корветами и двумя пароходами. Цифры в данном случае ни о чем не говорят, ибо вооружение и состояние кораблей, а также подготовка экипажей не выдерживали никакой критики. В середине ноября из-за шторма, который нельзя было встречать в море с такими коман­дами, эскадра встала на якорь в гавани Синопа.

Нахимов заблокировал турок в гавани, выждал подкрепление из Севастополя — к нему подошли три 120-пушечных корабля — и 30 ноября (18 ноября по ст.ст.) начал атаку, не дожидаясь Корнилова с пароходами. Турецкая эскадра стояла на якоре в нескольких кабельтовых от стен города, и Осман-паша так неудачно расположил кораб­ли, что они перекрывали сектор обстрела береговых батарей. Да и орудий на всех шести батареях было аж 38 (по другим сведениям — 46), причем жалких калибров — от 14 до 19 фунтов, и защищали их лишь земляные брустверы.

О плохом состоянии батарей турки знали сами, докладывали об этом в Стамбул. И если бы Осман-паша не был загипнотизирован магией слов «английский флот», само присутствие которого в Босфоре исключало, по его мнению, опасность русской атаки, он, конечно же, и место эскадре выбрал бы тщательнее, и орудия с не стреляющих бортов своих фрегатов и корветов снял бы. На береговых батареях эти 200 пушек принесли бы куда больше пользы. И сами батареи укрепил бы.

Нахимов понимал, на что идет, но удержаться уже не мог. Лаза­ревская школа, хороший, агрессивный командир корабля, любимец экипажа. Одно плохо — не флотоводец. Где не надо — полез в бой, а когда позарез надо было проявить характер и вопреки всему сохранить флот, воевать до последнего — скис, как барышня, и сам утопил его. Причем так увлекся этим делом, что Корнилову пришлось грозить трибуналом впавшему в истерику адмиралу.

Итак, линкоры Нахимова двумя кильватерными колоннами вошли в гавань Синопа и в половине первого стали на якорь в двух-трех кабельтовых от турок. Те открыли сильный огонь, но их упрекают в том, что они стреляли по такелажу и рангоуту. Такой огонь — старая традиция. Его цель нанести потери командам, убирающим паруса, а Нахимов их обманул, не послал людей на мачты и стал на якорь с полощущимися парусами.

Дело, однако, не в догматизме турок, а в малом калибре их орудий. Никакие каленые ядра, о которых много пишут (какие ядра? — турки не ждали нападения, их батареи №№ 1, 2, 3 даже не успели открыть огонь по идущим мимо кораблям противника, где уж тут калить ядра), не могли пробить полуметровой обшивки деревянных броненосцев, какими фактически стали линейные корабли. Построен­ный из выдержанного дуба флагман Нельсона «Виктори» недаром прозвали «железнобоким стариком»! До появления бомбических орудий редко удавалось утопить корабль артиллерийским огнем, проще было взять на абордаж или сжечь, для того и калили ядра.

Но у русских бомбические орудия были! Они имели подавляющее преимущество в числе и калибре пушек, и уже через полчаса боя флагманский фрегат турок загорелся, другой взлетел на воздух, а через час турецкий огонь почти смолк. Все четыре больших фрегата выбросились на берег. Неопыт­ные команды не успевали исправлять повреждения и заделывать пробоины. И все же турки дрались отчаянно! У российских кораблей такелаж был поврежден так сильно, что мачты едва держались, а пробоины насчитывались десятками. Однако к началу третьего дня уже все турецкие корабли пылали, береговые батареи молчали, город был объят пожарами.

В этом бою пришел конец печально известному русскому фрегату «Рафаилу». В мае 1829 года, в туман и безветрие, он оказался в окружении эскадры из шести турецких линкоров. Капитан собрал офицерский совет, и тот решил драться. Это хорошо! Но в английском флоте капитан не собирает советы. Он командует. Понятно, что «Рафаил» сдался без боя, был переименован в «Фазли-Аллах», и уже под турецким флагом с честью погиб в бою. На следующее утро выпол­нили давний приказ императора Николая I: разбитый фрегат вытащили на середину бухты и сожгли огнем орудий корниловских пароходов, как будто он был виноват в той позорной капитуляции…

Точно так же, на офицерском совете менее чем через год, будет решаться судьба уже не фрегата, а всего российского черноморского флота. Корнилов и остальные адмиралы, кроме Нахимова, рвались в бой, командиры кораблей не хотели, в итоге флот, уничтожение которого было главной целью союзников, утопили собственноручно, а сами отправились копать окопы. Флотоводцы… Нельсоны сражаются, а не советуются!

Есть и еще один неприятный момент в истории Синопского боя. Российские авторы пишут о том, что он длился не то два с половиной, не то три, не то даже все четыре с половиной часа. Но все согласны, что после полутора-двух часов боя на огонь кораблей Нахимова уже никто не отвечал. С кем же они тогда сражались оставшееся время? Об этом молчат. О том, что был уничтожен сам густонаселенный город Синоп, гражданский объект. Казалось, времена свирепых сулейманов и жестоких запорожцев ушли в прошлое, но после сожжения слабой турецкой эскадры русские долго, методично, из сотен орудий били по жилым кварталам несчастного города! Вот что пишет Е.Тарле в книге о Нахимове:

«Большая часть города горела, древние зубчатые стены с башнями эпохи средних веков выделялись резко на фоне моря пламени. Большинство турецких фрегатов еще горело, и когда пламя доходило до заряженных орудий, происходили сами собой выстрелы, и ядра перелетали над нами, что было очень неприятно. Мы видели, как фрегаты один за другим взлетели на воздух. Ужасно было видеть, как находившиеся на них люди бегали, метались на горевших палубах, не решаясь, вероятно, кинуться в воду. Некоторые, было видно, сидели неподвижно и ожидали смерти с покорностью фатализма. …Весь рейд и наши корабли до того ярко были освещены пожаром, что наши матросы работали над починкой судов, не нуждаясь в фонарях. В то же время весь небосклон на восток от Синопа казался совсем черным...»

То есть фрегаты еще не взорвались (это они, мол, подожгли жилые кварталы, уверяют нас), а город уже горел! А вот что сообщает турецкий историк Кандан Бадем в своей диссертации:

«Корнилов опоздал. Нахимов уже сокрушил эскадру, исключая «Таиф». Тем не менее он не прекратил огонь даже после того, как все корабли были сожжены. Му­сульманские кварталы города были преданы огню, и после бегства мусульманского населения некому было гасить пожары. За свое поведение, за удар по гражданским целям Нахимов позднее был подвергнут критике, но он оправдывался тем, что к этому привело расположение турецкого флота».

От огня линкоров погибло много жителей, хотя большинству удалось уйти в горы с началом сражения. Русских боялись — и правильно делали, Синоп не скоро отстроился после их «визита». С этого момента война в Турции приняла характер отечественной, вызвала подъем патриотизма и вдохновила на создание военных маршей, эпических поэм и народных песен.

Даже дозорные фрегаты «Кагул» и «Кулевчи» — вопреки девятому пункту боевого приказа Нахимова, который прямо обязывал их следить за пароходами турок, — не удержались от соблазна пострелять по городу, и под конец сражения вступили в бой. Точнее, уже в бойню, войдя в бухту и став на якорь. Это позволило турецкому пароходу «Таиф» с английским советником Слейдом вырваться в море и после перестрелки, повредив флагман Корнилова «Одессу», прорваться сквозь строй подошедших русских паровых фрегатов.

За этот смелый поступок — прорыв через превосходящие силы противника — его обвиняют в трусости и бегстве с поля боя. Он, видимо, должен был один (остальные турецкие корабли к этому времени уже пылали на отмелях) сражаться с русскими линкорами, фрегатами и пароходами. Кто бы обвинял! Российскому бы флоту так же вырваться из обреченного Севастополя и укрыться в Николаеве или Херсоне — нужна лишь темная ночь для прорыва, а на случай безветрия хватало пароходов для буксировки — и все усилия и жертвы союзников оказались бы напрасными.

Турецкая эскадра и город были уничтожены главным образом новейшими бомбическими пушками — их разрушительное действие подчеркивается. Но затем вдруг спохватываются и дают задний ход: мол, и было таких орудий всего 76, и составляли они лишь десятую часть артиллерии на кораблях, такой был, значит, в те времена стандарт. И транспортные корабли, стоявшие за линией турецких фрегатов ближе к берегу — их, оказывается, не русские бомбы, а собственные команды подожгли, отчего и город загорелся.

Но стандарт 1:10 имел место давно, еще во времена самого Пексана, изобретателя таких орудий — в 30-е годы XIX века. Ко времени Синопского сражения это соотношение в Европе составляло уже 1:1. И действительно, по более точным сведениям таких орудий было больше: по 28 орудий на линкорах «Три святителя» и «Париж», а на «Великом князе Константине» даже 32. Правда, на флагмане Нахимова «Императрице Марии» и на «Ростиславе» — по восемь, а на «Чесме» и всего-то четыре, но в итоге набирается 108 мощных 68-фунтовых орудий. Для турецких фрегатов достаточно.

Затем сообщают, что из 18000 (!) сделанных эскадрой Нахимова выстрелов на бомбические орудия приходится около 170. Вы поверите, что в тяжелом бою, в котором корабли эскадры сделали в среднем около пятидесяти бортовых зал­пов (на «Ростиславе» скорострельность была еще выше, он один сделал почти 5000 выстрелов!), самые мощные орудия выстрелили по два или даже менее раз?! За несколько часов пальбы? Скорее всего, авторы этого утверждения потеряли два ноля…

На самом деле из 17000 выстрелов, сделанных линкорами, 12%, то есть около 2000, произведены из бомбических орудий, что соответствует их доле в общем числе. О точности стрельбы с верпов, в упор, отлично подготовленными артиллеристами судите сами. Удивительно, как турки держались почти два часа! И о том, что городу досталось «случайно», также судите сами. Остальные выстрелы произвели фрегаты «Кагул» — 483, «Кулевчи» — 260 и пароходофрегаты «Одесса» — 79 и «Крым» — 83. То есть фрегаты, упустившие «Таиф», были заняты другим делом и заняты весьма изрядно. Ну а пароходы, не сумев перехватить его, добивали другие турецкие корабли.

Этот «блестящий успех русского оружия» вызвал последующую катастрофу. Больше ни российскому флоту, ни Нахимову в море выйти не доведется, но и это их не спасет. Бомбардировка Синопа аукнется бомбардировками Севастополя, но если турецкая эскадра дралась до последнего и ее корабли погибли в бою, то российский флот позорно будет утоплен собственными руками.

А ведь предупреждали! Синопская авантюра вызвала предсказуемую реакцию западных дер­жав. Их флот для чего-то же вошел в Босфор? Опасался же Нахимов его подхода к Синопу? Мог же сей контр-адмирал предвидеть последствия своих действий? Тем более что европейцы прямо предостерегали Россию от опрометчивых поступков. Теперь их флот получил приказ войти в Черное море и силой препятствовать враждебным действиям русских, что он и сделал 3 января 1854 года. Вот что в январе 1854 года писал Наполеон III Николаю I:

«…Синопское дело заставило нас занять более определенную позицию. …У входа в Босфор находилось три тысячи орудий, присутствие которых достаточно громко говорило Турции, что две первые морские державы не позволят напасть на нее на море. Синопское событие было для нас столь же оскорбительно, как и неожиданно. Ибо неважно, хотели ли турки или не хотели провезти боевые припасы на русскую территорию. В действительности русские суда напали на турецкие суда в турецких водах, когда они спокойно стояли на якоре в турецкой гавани. Они были уничтожены, несмотря на уверение, что не будет предпринята наступательная война, и несмотря на соседство наших эскадр. …выстрелы при Синопе болезненно отдались в сердце всех тех, кто в Англии и во Франции обладает живым чувством национального достоинства. Раздался общий крик: всюду, куда могут достигнуть наши пушки, наши союзники должны быть уважаемы».

Из ответного письма мощного разумом Николая I видно, что он так ничего и не понял в происходящем (особенно ссылок на общественное мнение — это еще что такое?!) и что нужны более веские аргументы, чтобы объяснить ему реальное положение вещей. Как перекликаются времена! Нынешнее российское вторжение в Грузию навевает предчувствие очередной крымской катастрофы…

Синопская победа была хуже любого поражения, она обернулась трагедией Севастополя. И самого Нахимова. Современники отмечают, что после нее он впал в черную меланхолию, считая себя виновным во вторжении союзников в российские пределы. Организуя оборону базы флота, топя свои корабли, он знал, — и не скрывал этого, — что город удержать не удастся.

У турок свои счеты к нему. Они помнят его участие в роковом для них Наваринском сражении 20 октября 1827 года, когда англо-франко-русская эскадра уничтожила соединенный турецко-египетский флот и целое поколение лучших турецких моряков. После этого страшного поражения Турция так и не смогла восстановить свои силы. Помнят они и уничтожение мирных кварталов Синопа. И не считают, что даже с военно-технической стороны это сражение принесло славу российскому флоту, не говоря уже о стороне моральной. Оно и так — нечем особо гордиться, когда твои лучшие в мире линкоры два часа тратят на уничтожение нескольких фрегатов и корветов с неподготовленными экипажами, когда все твои фрегаты и пароходы не могут задержать «Таиф», зато сжигают целый город.

О качестве подготовки турецких моряков говорит такой эпизод. Иван Айвазовский, приехав в 1855 году в Севастополь, встретился с пленными Осман-пашой и Али-беем, командиром фрегата «Навек-Бахри». И пока зарисовывал их, спросил: почему же они не взяли в рейд линейные корабли? На это Осман-паша ответил, что с нашими (турецкими) моряками результат был бы тем же…

Адмирал знал, что говорил. Во время боя он получил тяжелое ранение в ногу, затем собственная коман­да ограбила его и бросила в трюме. Свой старый опытный экипаж турецкий адмирал в начале октября был вынужден отдать другому адмиралу и заменить его крестьянами из Анатолии, впервые увидевшими море. Бедняги страшно мучались морской болезнью в этом своем первом плавании, и вовсе не от фатализма и отчаяния оставались сидеть на палубах своих горящих и взрывающихся кораблей, как передают наблюдатели с эскадры Корнилова. Они просто не умели плавать…