Синдром графа Монте-Кристо

Человек, одержимый жаждой мести, как это ни горько осознавать, отнимает годы полноценной жизни лишь у самого себя.

Какой театр!

Женщины и слоны никогда не забывают обиду

Гектор Хью Манро,
шотландский писатель

Из своего окна я вижу странного человека. Он всегда прогуливается по одному и тому же маршруту, глядя себе под ноги. Плечи его опущены, лицо напряжено, он, верно, и сам не помнит, когда в последний раз улыбался. Если прохожие спрашивают у него дорогу к ближайшему театру, он злится. «Какой, к черту, театр?! — хочется воскликнуть ему. — Вы что, не видите, что я ругаюсь с женой?»

Это мой приятель Кеша несколько лет назад. Я спускаюсь к нему, и мы вместе гуляем в сквере. Мне хочется взять его под руку. Я видел по телеку: так помогают человеку, пораженному декомпрессией, — когда медленно-медленно поднимают его из глубины на спасительную, но вместе с тем смертельно опасную поверхность.

Кешка действительно не в себе. Мне даже кажется, он все время дрожит — какой-то невидимой, внутренней дрожью. Мой приятель одержим планами отмщения бывшей жене, которая из того же чувства мести — за развод — отняла у него по суду маленькую дочь.

Между прочим, дочка ее — приемная, от предыдущего Кешкиного брака. По-моему, тут даже Еврипид отдыхает с его Ме­деей, в отместку мужу убившей собст­венных сыновей…

Вот уже много месяцев мой приятель не может ни думать, ни говорить ни о чем другом, кроме как об «этой». Но мне хочется верить, что это помешательство у приятеля — независимо от исхода судебной тяжбы — все же скоро пройдет. Хотя я знаю, что «пепел Клааса» может стучать в сердце уязвленного человека многие годы. И может перерасти даже в маниакальную мстительность, озлобленность на всех и вся, а то и обернуться тяжелой болезнью, причем не только психической.

Ведь обида и жажда мести пожирают не обидчика — тот обычно пребывает на сей счет в счаст­ливом неведении. Они отравляют жизнь самого мстителя, оставляя после себя все новые выжженные дотла зоны его души. Это как бы продолженный кумулятивный эффект от все той же ранее нанесенной травмы, только теперь цена его гораздо выше. Цена эта — месяцы и годы полноценной жизни, которые обиженный, что с горечью осознается им позже, отнимает уже сам у себя.

Пес, беспрерывно охотящийся за собственным хвостом, — вот еще один убийственно точный образ на эту тему.

Такой одержимый мститель живет одним только прошлым. Будущее же связывается для него только с отмщением, ну а настоящего как бы и вовсе не существует. Тот же Кешка, подняв однажды голову, увидел рядом со своим домом прекрасную башню: похоже, ее возвели буквально за ночь. На самом же деле стройка, причем довольно шумная, закончилась еще полгода назад.

Чувство мести обычно вызревает в несколько этапов.

Этого не может быть! Не верю!

Как он(а) мог(ла)?

Но почему я?

Я отомщу ему (ей)!

И, наконец, самый опасный: я отомщу вам всем!

Это когда неудовлетворенная жажда мести уже настолько распирает человека, что в отсутствие реального обидчика ему становится все равно, с кем сводить счеты. И тогда объектом мщения запросто может оказаться кто-то просто самый для этого доступный — ни в чем не повинный подчиненный, близкий человек, живущий рядом, слабый одноклассник или салага-сослуживец.

Месть как наказание …себя?

Неверно думать, будто душераздирающие страсти, описанные в «Гамлете» и «Венецианском купце», ушли в небытие вместе с шекспировской эпохой. Месть и сегодня встречается в нашей жизни на каждом шагу, подчас даже более кровавая и изощренная, чем тогда. Просто пресыщенные информацией, завороженные клиповостью ее мелькания на экране мы не успеваем задуматься, что происходящее вокруг — звенья одной цепи.

Вспомним же слесаря, взорвавшего жилой дом в Архангельс­ке. Карикатуры на Холокост. Трагическую гибель журналистки Анны Политковской. Охоту чечен­ского лидера Рамзана Кадырова за убийцами отца. Со­чин­с­кую красавицу с обезображенным кислотой лицом. Безу­теш­ного главу семейства, зарезавшего швейцарского авиадиспетчера…

Не стоит, конечно, представлять мир как очередь из желающих отомстить. Вместе с тем всемирная история во многом есть история бесконечных обид и мщений и проявленных при этом низости и возвышенности человеческого духа.

Что ж, жажда мести как ответ на уязвленное самолюбие или достоинство — одна из сильнейших естественных эмоций, возможно, не менее необходимая нам, чем любовь. Ницше даже называл месть сильнейшим из инстинктов. Случайно ли для нас важен даже эффект от переживания чужого удовлетворенного чувства мести? Вспомним, насколько сильные эмоции вызывали не только «Граф Монте-Кристо», но и какого-нибудь непритязательный «Ворошиловс­кий стрелок», не говоря уже об индийском ширпотребе а-ля «Месть и закон».

Этимологически само понятие «мщение», «мстить» означает, видимо, стремление обиженного поставить обидчика на место, на свое место. На деле же мститель, скорее, хочет как раз рассчитаться с «плохим собой», наказав в лице обидчика этого «плохого себя». То есть во всяком акте возмездия почти неизбежно можно отыскать подоплеку некой личной драмы, сложных отношений героя с самим собой.

Вот воришка провел несколько лет в тюрьме, после чего явился прямо в зал суда и застрелил человека в мантии. Понятно, за что — за то, что посчитал вынесенный судьей приговор несправедливым. Но это мотив, так сказать, первого уровня, достаточный для следователя-новичка. Опытный же «следак» наверняка догадается, что будущий мститель к тому же не нашел в себе сил противостоять гнусным внутрикамерным порядкам; эти-то страдания и предопределили совершение им нового и, на первый взгляд, совершенно бессмысленного преступления.

Или: банкир заказал налогового чиновника, своей проверкой практически разорившего банк. Но для чиновника — это его работа. Да и какой смысл махать кулаками после драки, рискуя получить немалый срок? В конце концов банкиру ли не знать, что деньги — дело наживное?

Нет, тут определенно кроется какая-то глубокая эмоциональная обида. А что, если чиновник вымогал непомерную взятку и, получив меньше желаемого, кинул банкира? Согласитесь, это в корне меняет видение ситуации.

Свершив акт возмездия, бывший зэк, а возможно, и банкир рассчитывали очиститься от унизительного ореола «опущенных» — и в собственных глазах, и в глазах окружающих. Выплеснуть сильную эмоцию, покончить с самоедством оказалось для них важнее, чем сохранить формальную свободу.

Нередко мы болезненно задеваем самолюбие ближнего, даже не помышляя об этом. Много лет назад некий юный провинциал, поступивший в столичную школу, на «спасибо» математички за оформление кабинета простодушно брякнул при всем классе: «На здоровье!» Та, естественно, восприняла это как издевку, отношения с ней у «обидчика» оказались безнадежно испорчены, что в конечном счете обусловило выбор им гуманитарной стези, благодаря коей, кстати, родились и эти заметки.

Или взять того же Кешку. Он не сразу сумел понять, что «разлюбил» для женщины — совсем не то же самое, что для мужчины. Хо­тя бы потому, что та и другой принципиально по-разному относятся к браку. Попробуем же взглянуть на брачный союз как на некое соглашение сторон, где один партнер использовал, а затем в удобный момент подвел другого. Это уже, согласитесь, сродни измене Родине, за чем вполне логично должна последовать «казнь».

Учимся правильно ненавидеть

Кто сдерживает пробудившийся гнев,

как сошедшую с пути колесницу, того я называю колесничим;

остальные просто держат вожжи.

Будда

Повторю: порыв выпустить ярость, избавиться от гнетущей нас обиды абсолютно нормален, сообразен человеческой природе. Другое дело — насколько нам удается контролировать свои эмоции.

В юном возрасте это, понятно, сложнее всего. Тем более что нас ведь не учат правильно ненавидеть — нас учат только любить. И сегодня любые сильные эмоции, особенно те, которые взрослые считают для ребенка вредными, они предпочитают попросту гасить.

Между тем современные психологи советуют не бросаться к плачущему малышу, не спешить успокаивать его. Оказывается, важно, чтобы он, хоть и в присутствии взрослого, но пережил физическое выражение страдания (тот же плач, дрожь) до тех пор, пока оно не прекратится само собой. И лишь потом следует успокоить малыша.

Ребенок, который смог привыкнуть к проявлению собственной эмоции, принять ее, в конечном счете и легче проживает обиду.

Для взрослых, которые так и не научились управлять своими эмоциональными состояниями, придумано множество способов разрядки. Можно установить чучело босса в офисе и хорошенько попинать его во время кофе-брейка. Или нанять в семью «слушателя», как это было в одноименном фильме, который станет стоически принимать на себя все выплески неуравновешенных домочадцев, а в отсутствие оного возложить эту незавидную миссию все на тех же близких. Можно, наконец, накропать о своих переживаниях рассказ в собственном блоге или даже роман.

Быстрее пережить обиду неплохо помогают смена привычной обстановки, переключение внимания на новый объект, несущий сильные замещающие эмоции, — это может быть любовная страсть или увлекательный творческий проект. В любом случае, особенно первое время, важно как можно больше находиться среди людей, перед которыми можно выговориться.

Что касается зрелого человека, тут может отыскаться задачка посложней: почему бы не попытаться осознанно, без всех этих психотерапевтических подпорок, отречься от планов своей маленькой «Бури в пустыне»?

Стоит ли возвращать занозу дереву?

Вдумаемся, что есть месть. Да, агрессия, да, зло, причиняемое другому, — но ведь еще и удовольствие, получаемое от этого зла! Выходит совсем по Швар­цу: борясь с драконом, ты сам становишься частью этого дракона.

И еще многозначительное наблюдение: трудно найти того, кого осчастливило бы свершение столь желанного возмездия. Мало того, после него весьма нередка депрессия. Не оттого ли, что месть как событие в жизни человека деструктивна, в лучшем случае — это лишь пустышка, плацебо?

Упасть не стыдно, говорят мудрецы, стыдно не подняться. Так задумаемся же: отомстить — это подняться?

Но ведь мстящий восстанавливает статус-кво! — возможно, возразят мне. К примеру, актер Андрей Панин отнюдь не считает чувство своего героя из сериала «Бригада», мстящего за брата, злым или неконструктивным.

— Если бы каждый знал: сделай он что-то такое, за что ему всегда отомстят, и не какое-то там некое государство, а придут люди и башку оторвут... Государство может дать пять или семь лет за убийство, — а, поймав того, кто людей похищал, особенно детей, — в наручники его и отдай-ка родственникам. Вот фантазия-то разыграется у людей! Вот наказание-то будет!..

Но вот писатель и философ Александр Круглов, автор книги «Первые приближения. Словарь афоризмов-определений», квалифицирует месть как «справедливость, восстанавливаемую низостью». Сошлюсь на мнение и другого российского философа А.Андреева. Он тоже говорит о мести как о восстановлении справедливости — но как об акте избыточном, с довеском из других несправедливостей, из ненависти.

Я бы только уточнил природу этой избыточности. А она в том, чтобы спихнуть на обидчика и свою часть вины в конфликте. Между тем вина обиженного, пусть неочевидная, косвенная, присутствует почти всегда и подчас соизмерима с виной самого обидчика.

Знаю-знаю, убедить задетого, оскорбленного человека философскими разглагольствованиями непросто. Взглянем же на ситуацию с чисто житейской стороны. Разве обидевший нас человек поступил так не потому, что просто хотел выжить — куда-то пробиться, чего-то достичь, в общем, «быть не хуже людей»? Господь уже наказал его тем, что не дал ни должного ума, ни таланта, чтоб добиться этой цели достойными средствами — одну только гордыню. Стоит ли такому еще и мстить?

А вот то, что ему удалось нанести нам смертельную обиду — это сигнал о нашей уязвимости. По крайней мере, о том, что до сих пор мы не научились сосуществовать в гармонии с миром, не наживая врагов и не попадая в тупиковые для себя ситуации.

Выходит, мы должны быть благодарны обидчику, который сейчас, а не много позже дал нам возможность понять это. А может, мы даже сами инстинктивно искали того, кто остановил бы нас на неверном пути и помог удивиться, в погоне за какими химерами растрачены лучшие годы?

Задумаешься над всем этим — и, ей-богу, ощущаешь, как зарождается чувство благодарности к давешнему злодею…

Так или иначе, поразмышлять о природе чувства мести иной раз куда продуктивнее, чем, вытащив занозу из пальца, лишь настойчиво пытаться вернуть ее дереву. Будем же помнить, что и опыт обид, как всякий новый опыт, несет для нашего развития рациональное зерно, а значит, даже из трупика нереализованной мести можно извлечь немалую пользу.

…Ну а универсальное лекарство для всех страждущих отмщения хорошо известно, это — время. Вот и у моего Кешки постепенно все нормализовалось. Правда, недавно он попал в санаторий, где отдыхал когда-то с женой, и там на него опять накатило, и он снова проругался с «этой» всю свою вечернюю прогулку, а потом еще отправился в бар и напился там, и даже плакал.

Утром он позвонил мне из номера: «Прикинь, клинок вытащил, а кончик с ядом, выходит, остался глубоко в сердце…» Но при этом было явственно слышно, как он улыбается…