«...Сильнее всего любить украинский народ...» Размышления по поводу выхода книги о Николае Михновском

Недавно издательство «Генеза» выпустило в свет первую отечественную научную биографию о Николае Михновском — светоче борьбы за украинскую независимость. Ее автор — Федор Турченко назвал книгу «Микола Міхновський: Життя і слово» (К., 2006). Из большого количества изданий исторической персоналистики, появившихся в последние годы, ее отличают действительно глубокая исследовательская сущность, высокий профессионализм. С одной стороны, кажется, только так и должно было быть — чтобы выйти на обобщающий, итоговый труд, следовало предметно разобраться в огромном множестве версий, массе выдумок и фантазий, которые наслоились в историографии по поводу оценок незаурядной личности, предложить читателям если не абсолютное знание, то хотя бы максимально приближенное к истине. И Ф.Турченко провел такую огромную работу, судя по всему, не оставив за пределами придирчивого внимания, логической апробации ни одну из имеющихся точек зрения.

С другой стороны, опытный историк демонстрирует не только блестящий образец поисковой деятельности. Он «прошел» за своим героем всеми его жизненными дорогами и, начиная от архивных, рукописных документов, отрывочных сведений о рождении, крещении, учебы до блоков источников, включая периодику, мемуары, редчайшие публикации о разнообразной профессиональной и общественно-революционной деятельности, заново оценил все значимые вехи противоречивой, иногда труднопостижимой судьбы.

Со страниц книги Н.Михновский предстает как чрезвычайно искренняя, целостная, принципиальная, беспредельно преданная делу освобождения родной нации натура (страстные слова, вынесенные в заголовок, по сути, были его непоколебимым жизненным императивом), мыслитель, который, опережая время, предлагал единственно возможный, наконец, единственно оправданный и результативный путь национального прогресса — завоевание независимости Украины. Достижение цели предполагалось самыми радикальными средствами — восстания, революции, силовые акции, одним словом — война. Образ, безусловно, светлый, яркий, вдохновляющий. Неудивительно, что Ф.Турченко по-настоящему влюблен в него (и ничего плохого в этом нет — только так и можно максимально глубоко понимать и эмоционально-эффективно отстаивать правоту и правду своего героя, наконец — собственную правоту и правду).

Однако есть моменты (достаточно важные и принципиальные), не позволяющие безоговорочно, беспрекословно принять предложенный Ф.Турченко взгляд на широкие и чрезвычайно сущностные проблемы исторической поступи Украины, выразительно отраженные в судьбе Н.Михновского.

Глубокую, историческую правоту, обоснованность концепции радикальной независимости автор аргументирует по сути двумя логическими «фундаментальными» тезисами (или же вместе — антитезой):

1) неприятие подавляющим большинством руководителей национально-освободительного движения, Украинской революции 1917—1920 гг., «самостійницьких» программ Н.Михновского, привело к краху национальных надежд, на десятилетие закрыло возможность украинцам зажить настоящей, полнокровной национальной жизнью, полноценно самореализоваться;

2) развал Союза ССР, обретение Украиной государственной независимости в 1991 г. подтвердили общественно-политические прогнозы Н.Михновского и его единомышленников, стали торжеством теоретических представлений о факторах настоящего национального расцвета и прогресса.

На первый взгляд, смысл в такой позиции есть. Однако не стоит спешить соглашаться с ней. А попытаться не только критически отнестись к аргументам сторонников социалистических и федералистских ориентаций, как это довольно пространно, предметно сделано в книге, но и попробовать непредвзято проникнуться мотивацией их позиции, распространить конкретно-исторический подход во всей его полноте на идейно-политических оппонентов Н.Михновского и, главное, объективно оценить потенции национально-освободительного движения. Тогда выяснится, что перспектива радикального решения украинского вопроса в первые десятилетия ХХ века, да и позже, было не только непростым, но и довольно проблематичным делом.

Никто из патриотов-украинцев — современников Н.Михновского — не взялся бы доказывать, что независимость Украины — это дело нежелательное, неуместное, а соответствующий лозунг лишен смысла или даже вреден. Однако дать утвердительный ответ на вопрос, достижимо ли это было в 1900-м, 1902-м и даже в 1917 г. (по крайней мере, летом), вряд ли взялся бы кто-нибудь из политиков-реалистов. Не имея возможности привести всю сумму аргументов, приходится ограничиться только самым очевидным.

Насколько бы справедливыми и привлекательными ни казались лозунги о независимости, фактом остается то, что в исследуемую эпоху не существовала политическая сила, способная возглавить (даже не организовать — об этом вообще не идет речь, учитывая крайне ограниченные силы) их воплощение в жизнь. Ф.Турченко явно выдает желаемое за действительное, когда утверждает, что с именем Н.Михновского и его соратников связано целое общественно-политическое движение в Надднепрянской Украине начала ХХ в. — движение за независимость. Ведь он, пожалуй, не случайно не приводит численности самой презентабельной «самостійницької» силы — Украинской народной партии. Она объединяла фанатически преданных украинской идее борцов. Но ведь их были единицы.

Ф.Турченко, вслед за Р.Млиновецким, в очередной раз доказывает факт существования в 1917 г. «Братства самостійників» (почему-то глубоко законспирированного, тайного, тогда как в условиях демократических свобод все политические силы с весны 1917 г. действовали в России легально), пишет о немалом влиянии его членов на массовые настроения, ход событий, однако перечень фамилий опять столь скуп, что его можно сосчитать на пальцах одной руки.

Если же в среде национальной элиты не существовало даже сколько-нибудь крепкого ядра сторонников независимости, то в народных массах — тем более.

Так что взгляды лидеров украинского национально-освободительного движения оправданно обращались в сторону более реальных перспектив — группирования сил, способных свергнуть самодержавие как оплот социального и национального угнетения всех народов, в том числе и украинского. А затем уже — достижение народоправства, республиканского строя как предпосылки ликвидации власти эксплуататоров, подавляющее большинство которых в Украине принадлежали к другой национальности. Платформа широкой национально-территориальной автономии предстает как политически обоснованная и не авантюрная, прогнозируемо достижимая. И если М.Грушевский, В.Винниченко, С.Ефремов, другие сторонники «национал-федералистской легенды», как их называет Ф.Турченко, действительно прибегали к критике (и довольно решительной) Н.Михновского, его сторонников, то их также стоит попытаться понять. Они проявляли заботу о создании широкого национального (и вместе с тем — во всероссийском масштабе — демократического) фронта как основания для реализации планов решения украинского вопроса. А определенной помехой (хотя, возможно, и не очень влиятельной, мощной) были планы, а главное — по сути сектантские, раскольнические действия «самостійників».

А поэтому считать представителей автономистско-федералистского курса до определенного времени — поздней осени 1917 г. (это абсолютно преобладающая часть лидеров и самых широких кругов рядовых участников движения) — бездарными личностями, плохими аналитиками, недальновидными, неадекватными политиками, только то и делавшими, что срывавшими усилия борцов за независимость как минимум неоправданно. Тем более выдвигать очень ответственные обвинения. В общественном развитии тоже существует своя логика, и пренебрежение ею граничит с авантюризмом, а иногда и приводит к нему, провоцирует не просто безрезультатные действия, но и нередко оборачивается своей противоположностью.

Очень важный элемент, который Ф.Турченко фактически обходит стороной, это тесная, органическая взаимозависимость социальных и национальных аспектов общественного прогресса как непременной, довольно непростой детерминанты начала ХХ века. Точнее, он правильно констатирует, что самой первой и, безусловно, наивысшей, без преувеличения, абсолютной целью проектов Н.Михновского было создание самостоятельного, независимого украинского государства, консервируя в предлагаемых моделях по сути тогдашнее состояние общественных отношений. Однако не только теоретически, но и на практике было доказано: без кардинальных сдвигов в социальной сфере (политических революций) надежды на прогресс в решении украинского вопроса были более чем призрачными.

Однако нельзя не заметить, что социальные завоевания трудящихся да и сущностные демократические сдвиги не просто оказались чуждыми пылкому проповеднику национального «самостійництва», иррационализм мировоззрения которого не мог не отметить и автор книги. Они все больше толкали его вправо. По признанию Ф.Турченко, в то время, когда большинство руководства украинского национально-освободительного движения, «оказавшись в сетях марксистских теоретических конструкций», обнаружили, что независимость Украины «была за пределами возможного», Н.Михновский пережил идейную эволюцию от временного увлечения социализмом (во время революции 1905—1907 гг.) до либерализма и даже консерватизма.

Пожалуй, нельзя пройти и мимо такого фактора, как устойчивый имидж скандального шовиниста, закрепившегося за Н.Михновским с молодых лет (другие не совсем привлекательные черты характера холерического темперамента, которые не оставляет без внимания в мемуарах практически ни один из современников, кому пришлось общаться с неординарным политиком, сознательно оставим за скобками). Ф.Турченко, бесспорно, прав, что это был национализм особого рода — «преимущественно оборонительный, защитный национализм, направленный на самосохранение украинцев. Это антитеза, противодействие великодержавному шовинизму господствующей нации, который был направлен на денационализацию украинцев». Для Н.Михновского такой национализм был своеобразным идеологическим рычагом мобилизации ради национального освобождения. Однако форма (лозунги), в которую воплощались в общем оправданные настроения и стремления, вызывала вопросы, настороженность, а нередко и отвращение. Интеллигентных людей (да и не только их) буквально шокировали своей прямолинейной беспардонностью, откровенным цинизмом некоторые из «Десяти заповедей украинца» («Катехизиса украинца»): «...Все люди твои братья. Но москали, поляки, мадьяры, жиды — это враги нашего народа, как долго они господствуют над нами и обирают нас. ...Украина для украинцев, поэтому изгоняй из нее всех пришлых врагов. ...Не бери себе жен из чужеземцев, поскольку твои дети будут твоими врагами»... (стр. 131, 132) и тому подобное.

Вопреки элементарным научным, моральным представлениям и принципам, священную ненависть к угнетателям Н.Михновский переносил на весь народ, пытался культивировать враждебность ко всей нации. Ради справедливости следует отметить, что украинский патриот демонстрировал и более гибкое отношение к другим нациям в несколько более сложных ситуациях, таких как оценка еврейских погромов. Как адвокат, он вместе с тем защищал и крестьян, участвовавших в акциях, — явно, понимал социальную природу и мотивы их участия в насилии — и становился на сторону пострадавших, обиженных евреев. Что же касается русских, то здесь подобная диалектичность не присутствовала. В брошюре «Спадщина тиранів» 1917 года Н.Михновский доказывал: «Все русские хотят — единой Демократической Республики, поскольку русские хотят продолжать прежнее господство над украинцами, украинцы же хотят освободиться от этого господства... Московский народ — не та или другая партия, а весь народ, — хочет господствовать над украинским народом. И это порождает борьбу между обоими народами»...

Вполне в духе подобного мировоззрения инициация взрыва памятника А.Пушкину в Харькове или отказ подать руку В.Короленко как «предателю» своего народа. Так чему же тогда удивляться, что от Н.Михновского предпочитали дистанцироваться деятели, исповедовавшие демократические принципы, и он в конце концов оказался почти в полной изоляции?

Кстати, украинское движение, строительство национального государства с конца 1917 г. — начала 1918 г. развивались под безраздельным лозунгом независимости (что стало результатом действия преимущественно объективных факторов), а отношения руководства Украинской революции с Н.Михновским от этого не стали теплее. Последний, как ни странно, именно в благоприятный переломный общественный момент весной 1917 г.
избрал противоположный вектор — неожиданно отклонился от, казалось бы, своей незыблемой позиции в сторону автономистско-федералистского курса. Дело в том, что на новой ступени развития речь шла уже о качественно ином уровне независимости, органически связанном с целым комплексом компонентов общественного, национального прогресса. И вряд ли М.Грушевский, В.Винниченко, М.Шаповал, С.Ефремов, П.Андриевский, Б.Мартос, Д.Дорошенко согласились бы с тезисом, что они механически позаимствовали (переняли) идею независимости Украины у Н.Михновского. Скорее они готовы были доказывать, что их объективно, логически подвела к ней общественная практика, революционный опыт и назревшие обстоятельства (завоеванные позиции) для возможной реализации стратегии, сущность которой была близка их стремлениям ничуть не меньше, чем Н.Михновскому.

Так что возникает вопрос о научной корректности, возможно, категоричности выводов Ф.Турченко, согласно которым «самостійники» во главе с Н.Михновским в политических событиях 1917 г.
имели более точный расчет, нежели их идейные соперники из украинского лагеря, «проводили значительно более реалистическую, чем автономисты, политику» и что именно движение, основанное Н.Михновским, «в конечном итоге (хотя и в абсолютно других условиях) ...воплотилось в независимом Украинском государстве, провозглашенном в 1991 г.».

По моему мнению, имеется значительно больше оснований для речи о том, что нынешняя независимая Украина является логическим результатом борьбы многих поколений патриотов, верных сыновей нации (а они действительно часто по-разному видели путь реализации национальной идеи), хотя вклад в общее дело был естественно разным. И пытаться его измерить персонифицировано, только критерием — кто непоколебимее, настойчивее повторял радикальные лозунги, несмотря на то, насколько они были реалистичными, вряд ли оправданно, а возможно, и более того — бессодержательно. А затем и осложненные (от этого отнюдь не более убедительные) соображения-выводы и вступления и послесловия книги о том, что Н.Михновский был одновременно человеком и своего времени, и будущего (поэтому и не мог быть понятым, справедливо оцененным современниками, а тем более почему-то — незаурядными личностями) преимущественно отпали бы сами собой. И вину за личную трагедию жизни Н.Михновского не следовало бы перекладывать на политических оппонентов (прежде всего М.Грушевского). А неспособность современного общественного сознания подняться до уровня адекватного реагирования (хотя бы ретроспективного) на идеи действительно много в чем отважного и беззаветно преданного делу национального освобождения борца объяснять общей зачарованностью писаниями какого бы ни было авторитета, или же недостаточной информированностью, или политической заангажированностью ученых, имеющих свою, отличную, однако часто довольно аргументированную точку зрения.

Сложные вопросы, которые, кажется, не в состоянии закрыть предложенные в книге ответы, возникают не только по поводу моментов, так сказать, макроуровня, но и значительно более конкретных, однако довольно важных.

Итак, в общем положительно оценивая появление книги Ф.Турченко как плодотворной попытки выяснения многих аспектов жизни, творчества, деятельности неординарной, талантливой личности такого масштаба, каких действительно было немало в украинском историческом пространстве, приходится констатировать: многие важные проблемы остаются дискуссионными, а многие только ждут дополнительных усилий исследователей. Это естественно,
поскольку монография ФедораТурченко лишь делает первые шаги в серьезном, глубоком, предметном освоении биографии, наследия одного из светочей украинской
государственности.