СЕНТЯБРЬ. ГАУПТМАН

Посетил мемориальный музей знаменитого немецкого драматурга Герхарда Гауптмана на живописном островке Хиддензее. Успокаивающее, гармоничное место... А как раз накануне читал в мемуарах критика Марселя Райх-Раницкого (который, кстати, глубоко чтит Гауптмана как классика немецкой литературы и основателя — наряду с Чеховым и Брехтом — современного театра) о праздновании какого-то юбилея писателя в конце 30-х, во время которого Гауптман, находясь в почетной театральной ложе рядом с самим Германом Герингом, поднял руку в нацистском приветствии... Читать это мне было как-то жутко неприятно, разрушало образ... А с другой стороны — чему удивляться? Гауптман оставался в Германии всю жизнь, и островок Хиддензее не мог уберечь его от истории собственного народа. Жил при кайзере, был почитаем нацистами, а на его похороны приехал первый президент ГДР коммунист Вильгельм Пик... Но очевидно, что одно предложение о Геринге и Гауптмане, которые поднимают руки для «хайль, Гитлер!», психологически действует намного сильнее, чем все рассказы о подвигах советской интеллигенции, обо всех этих парткомах, собраниях, доносах, исключениях, лагерях, ссылках — обо всей реальности, в которой мы жили долгие десятилетия и в которой привыкли находить много приятных страниц и мотиваций. Один бывший западногерманский диссидент, обвиняя западногерманское общество в одностороннем подходе к истории ГДР, отрицал, что вся жизнь обитателей «первого государства немецких рабочих и крестьян» состояла из доносов, чисток и социалистических соревнований. Нет, «мы любили, творили, жили, смеялись», утверждает он.

Здесь очевидна подмена понятий. Человек пытается оставаться самим собой даже в концентрационном лагере, не то что в социалистическом государстве. Тот же Райх-Раницкий, о котором я уже упоминал, дебютировал в качестве критика в прессе Варшавского гетто, наблюдая не только музыкальные представления, но и уничтожение своих близких. И практически таким же было творчество многих людей в нацистской Германии или в Советском Союзе. Только мы, благодаря многим историческим обстоятельствам, прежде всего поражению национал-социализма в войне и Холокосту, убедили себя, что национал-социалистический режим был «иным». И поэтому мы — прежде всего имею в виду себя — можем с отвращением относиться к появлению Гауптмана рядом с Герингом или к нацистским убеждениям Гамсуна, не замечая поездок наших писателей на съезды КПСС... В этом и есть главная нравственная ошибка. В тоталитарном обществе может быть культура, но достижения этой культуры и даже готовность лучших ее представителей сотрудничать с вождями этого общества вовсе не реабилитируют тоталитарные режимы, наоборот — делают их еще более мерзкими. Поскольку даже талант человека, даже самые чистые его эмоции они используют для своего властвования... И далеко не каждый способен с этим бороться — это мы тоже хорошо знаем.

Но пока мы не поймем этого не только о ком-то, но и о самих себе, не осознаем, какой была атмосфера нашей жизни, будем цепляться за символы и «достижения» прошлого, мы будем продолжать в этой атмосфере жить. Это просто поразительно, как наше настоящее похоже на наше прошлое. И стоит ли удивляться цинизму политиков, равнодушию общества, отсутствию каких-либо четких перспектив — и в то же время решению праздновать юбилей Щербицкого в Киеве, стремлению восстановить монумент Дзержинскому в Москве и прочим приметам «нового времени»... Галич когда-то пел о памятниках, приходящих ночами, — у него это были памятники Сталина... Конечно, памятник немного способен изменить. Но он позволяет нам оставаться такими, какими мы уже были.