Сентябрь. Эльза Радзинь

В Риге умерла Эльза Радзинь, великая актриса, одна из выдающихся личностей нашего недавнего прошлого. Узнал об этом случайно, просматривая номера латвийских газет за последнее время, — в русской и украинской прессе о смерти артистки (родившейся, кстати, в Харькове) не вспомнили. И напрасно. Радзинь была не только богиней латвийского театра, но и киноактрисой, о которой будут помнить, когда уже не останется свидетелей ее театральных ролей. Ибо королева Гертруда в «Гамлете» Козинцева — это уже навсегда.

Но было в этом человеке нечто такое, что заставляет думать не только о ее ролях, а именно о ней — как об особом явлении, как о настоящей королеве времен, в которых коронованным лицом выглядеть было практически невозможно. Эльза Радзинь — вся — была излучением собственного достоинства, аристократической культуры поведения, осознанием своей значимости, своего таланта. Так было в молодые годы, так было тогда, когда она стала королевой Гертрудой, так было в последние месяцы ее жизни — достаточно просто посмотреть на фотокарточки, чтобы в этом убедиться. Те, кто считает, что у маленьких народов не может быть великой культуры, должны были бы задуматься: как все-таки произошло, что в советское время, когда прибалты должны были бы играть роль статистов на периферии советской культуры, у них появились Радзинь — Гертруда, эстонец Юри Ярвет — король Лир, литовский театр в маленьком Паневежисе с Донатасом Банионисом как ведущим актером. А ведь еще блистали и Вия Артмане, и Велта Лине, и Георг Отс... Такой театральной культуры хватило бы на большую страну со многими культурными центрами, а не только на три маленьких народа!

Одни могут сказать, что это советская цивилизация помогла так развиться. Другие — что во время оккупации вся национальная энергия была направлена на сохранение культурного наследия, которое поможет возродиться в будущем, и поэтому в театре и кинематографе появлялись такие яркие личности. Не пытаюсь сейчас прибегнуть к историческому анализу. Искусство не всегда подчиняется влиянию исторических катаклизмов — ведь даже культурный триумф Возрождения проходил на фоне довольно непростой средневековой жизни с ее войнами, эпидемиями и лишениями бедняков. Так и здесь: возможно, нам просто посчастливилось, мы стали свидетелями Возрождения латвийского театра. К тому же, соединенные, вопреки собственным желаниям, в единое политическое и культурное пространство, мы получили, так сказать, культурную компенсацию — люди, лица и голоса которых в иной ситуации были бы для нас далекими и чужими, занимались творчеством словно рядом с нашей собственной жизнью, в соответствии с нашим собственным пониманием искусства. Своим осознанием достоинства такие актеры, как Эльза Радзинь, возвращали достоинство нам — не имеет значения, что это происходило в Риге, на национальной сцене, на латышском языке, — эта связь все равно ощущалась и находила свое особое излучение в кинематографе. И если сегодня латвийские актеры не сделают такой ошеломляющей карьеры в кино Европы или России, то это не только потому, что времена великих прошли, а еще и потому, что сейчас нет такого невероятного спроса на внутреннюю свободу. Именно ее, внутреннюю свободу, мы искали как лекарства от хронической, ежедневной, неумолимой болезни. Именно эта внутренняя свобода чувствовалась в каждом движении, в каждом взгляде, в каждой спокойной улыбке Эльзы Радзинь.

Теперь, наверное, в Риге появится мемориальная доска на доме, в котором она проживала. Наверное, будет и улица ее имени. Хотелось бы, чтобы такая улица была и в Харькове, — великая латвийская актриса заслуживает такого небольшого знака внимания от украинского города, в котором она появилась на свет...