Реформирование: тихие войны интернатов

Утихли праздничные фанфары, сдулись разноцветные шары, исчезли счастливые улыбки — Международный день защиты детей, праздновавшийся еще 1 июня, благополучно завершился. Директора интернатных учреждений, государственные чиновники и представители СМИ после информационной гонки вздохнули спокойно: статистика сдана, истории рассказаны, теперь можно вернуться к будням — тихой войне за преобразование системы интернатных учреждений Украины.

Напомним, что, согласно Концепции государственной программы реформирования системы учреждений для детей-сирот и детей, лишенных родительской опеки, украинской деинституализации надлежит пройти четыре этапа. Первый из них связан с изучением поставленной проблемы, второй — с усовершенствованием нормативно-правовой сферы и разработкой плана по перемещению детей. Только на третьем этапе дети начнут долгожданный переход в созданные к тому моменту новые учреждения. На последнем, четвертом, государство планирует реорганизовать и перепрофилировать все оставшиеся от интернатной системы помещения (их около 600), решить вопросы с корпусами, площадями и землей — в общем, поставить точку после слова «реформирование»…

Но старые болты расшатывать непросто. Сегодня мы сделаем попытку обобщить ситуацию с деинституализацией в нашей стране, хотя, по самым оптимистическим прогнозам, этот только начинающийся разворачиваться в Украине процесс закончится не раньше 2017 года.

На сегодняшний день ключом к пониманию учреждения нового типа, имени которому пока что нет, является фраза «оно должно быть совершенно другое», во всем — от архитектуры до воспитательных моментов. Сейчас, согласно возрастному принципу, дети-сироты и дети, лишенные родительской опеки, вынуждены проходить через дом малютки, детский дом, интернатное заведение, в каждом из которых поддерживается своя «температура», а если честно — настолько искусственная среда, что ни у Вани, ни у Мани не формируется даже здоровое понимание особенностей своего пола.

Реформа предусматривает, что любое межведомственное перемещение детей отныне будет проводиться только с учетом родственных связей и места рождения ребенка. Если сегодня разновозрастные братья-сестры разбросаны по интернатам, как мячики для гольфа, то реформирование обещает: дети из одной семьи до совершеннолетия будут расти вместе.

В Концепции четко прописано, что в учреждениях нового типа условия проживания детей должны быть максимально приближенными к семейным. Что это значит? Во-первых, ограничение общего количества воспитанников — до 50 человек. А во-вторых, забота о них должна стать персонализированной. Индивидуальные потребности и предыдущий опыт жизни каждого подростка или малыша априори должны стать фундаментом нового государственного дома.

Кроме того, дети-сироты и дети, лишенные родительской опеки, впервые станут посещать среднеобразовательные школы — уровень их образования должен быть не ниже чем у сверстников, а круг интересов не ограничиваться микросредой. В учреждения нового типа в первую очередь будут переводиться малыши до семи лет, дети, попавшие в подобные учреждения впервые, а также те, кто по социальным показателям длительное время пребывали в учреждениях системы здравоохранения. Кстати, в этой тихой и невидимой глазу обывателя реформаторской войне вопрос подчинения занимает отнюдь не последнее место. Напомним, что сегодня одна часть институций для детей подотчетна Минздраву, вторая — Минсемьи, третья — Минтруда. Лебедь, Рак и Щука впряглись в воз, чтобы тянуть поклажу с детскими трагедиями. Она им, может быть, «…казалась и легка: да Лебедь рвется в облака, Рак пятится назад, а Щука тянет в воду».

Предъявите последствия!

В течение последних 50 лет самые разные эксперты констатируют: большинство детей, воспитывающихся в интернатных учреждениях, имеют задержки в физическом, эмоциональном, психологическом и социальном развитии. Поэтому ломайте стереотипы, меняйте деструктивные клише. В Украине эти факты знают по 103-тысячной армии детей-сирот и детей, лишенных родительской опеки, и, тем не менее, система продолжает у нас работать на ура. Чиновники правдиво говорят, что количество детей-сирот в интернатных учреждениях с каждым годом уменьшается, но если мы посмотрим на общую цифру детей в этих гидравлических аквариумах, то увидим, что она фактически стабильна. Количество «государственных воспитанников» ежегодно пополняется не столько за счет биологических сирот, сколько за счет детей из неблагополучных семей или, что бывает чаще, имеющих асоциальную маму. Кто и как им сегодня помогает?

К сожалению, украинское законодательство ориентировано только на борьбу с последствиями. Разберемся по факту. Раньше в странах Западной Европы механизмы помощи тоже включались лишь тогда, когда последствия внутрисемейной драмы становились достоянием улицы, но сейчас их основные силы и средства тратятся на оказание профилактической и даже предтравматической помощи. Наши ближние и дальние соседи уже много лет назад поняли, что легче протянуть руку у края пропасти одному человеку, чем затем вытаскивать из бездны всю семью. К сожалению, в Украине нет специально разработанных программ помощи алко- и наркозависимым или же попавшим в сложные жизненные обстоятельства родителям. Потому и пожинаем плоды сотни тысяч маленьких трагедий.

«Когда мы выдаем сиротство только в цифрах, этого мало. Его нужно давать в «ощущениях», в психологии ребенка, в его миропонимании, — рассказывала Люд­мила Волынец, директор Го­сударственного департамента по усыновлению и защите прав ребенка в рамках мастер-класса «Реформирование интернатных учреждений: возможно ли это в Ук­раине?», организованного в кон­це мая для СМИ фондом «Развитие Украины». Наше общество уже 17 лет пребывает в понятии материализации психоло­гических отношений и думает, что если в интернатном учрежде­нии ребенок обут, одет и накормлен, если там лежит ламинат и ковер лучше, чем дома, то разве этим детям еще что-то нужно? А нет самого главного — ощущения того, что ты кому-то нужен. Рань­ше сиротство было одной большой черной тучей, но сегодня, что­бы изучить этот феномен, нуж­но понимать, что 103 тысячи детей-сирот и детей, лишенных родительской опеки, — это 103 тысячи судеб, каждую из которых следует рассматривать отдельно. В тех тысячах есть дети, осиротевшие сразу после рождения. И есть те, кто осиротел в 13–14 лет. Есть разница, если мама погибла, когда ребенку было 13 лет, но до того он рос в нормальной семье, или если маму лишили родительских прав, когда ребенку было 13, потому что последние восемь лет никто не видел ее трезвой? Дети-сироты и дети, лишенные родительской опе­ки, — это исходная проблема от проблемы взрослых. Это только следствие. И для того чтобы уменьшить их количество, нужно снизить уровень криминала, смертности, повысить уровень духовности, воздействовать на про­цветающую сегодня алкоголизацию населения. В любом другом случае желание уменьшить их число останется фантазией.

…Мы плачем над судьбой этих детей, но любого взрослого, который пытается что-то для них сделать, тут же подозреваем в корысти. Главные апологеты, защищающие сегодня интернатные учреждения, — люди, выросшие в этой системе еще в советские времена. Их сложно переубедить. Они говорят, что интернат спас их. Но в советское время дети попадали в интернаты не с улицы, как это происходит сейчас, и выходили не на улицу, как это часто бывает сегодня. Другие апологеты — это сотрудники учреждений, которые боятся потерять работу».

«Сейчас я и мои 180 сотрудников — камикадзе...»

Сегодня официально мы находимся на втором этапе — законодатели нашей страны стараются подготовить максимально адекватные украинским реалиям нормативно-правовые документы и сделать так, чтобы к моменту перемещения детей были отшлифованы все юридические инструменты. Один только вопрос грамотного использования освободившихся в ходе деинституализации помещений и земли требует соломонова решения — реформирование не должно превратить их в гольф-клубы или фитнес-студии. По словам экспертов, во всех без исключения регионах Украины существует дефицит дошкольных учреждений, поэтому сегодня чиновники думают над тем, как сделать так, чтобы их число умножилось. Это то, что происходит официально. А неофициально на местах персонал институций работает в атмосфере повышенной тревожности, потому что сверху никто не спускает директив о том, как именно все должно осуществиться. Директора интернатных учреждений еще не получили четкого мессиджа о том, как именно данная реформа будет происходить. Но люди знают, что учреждения нового типа не будут комплектоваться старыми кадрами просто потому, что те десятилетиями точно по часам кормили и поили «государственных детей». В Концепции четко прописано, что сотрудники домов ребенка, детских домов, интернатных учреждений должны будут пройти переподготовку и соответствующее обучение, по результатам которых и могут быть зачислены в «новую семью».

Кроме того, ввиду все понижающегося в Украине процента наполняемости интернатных учреждений их руководители опасаются, что не сегодня-завтра к ним в гости придет КРУ и, взглянув на соответствие штатного расписания количеству детей, рухнет прямо у порога. Если раньше один воспитатель, условно говоря, был «рассчитан» на 20 детей, то сегодня один на десять… Появился «лишний» персонал. Что делать? Надо думать. Например, главврачи домов ребенка не так давно обратились в Минздрав с предложением внести соответствующие изменения в «Типовое положение о доме ребенка» или разработать такие нормативные акты, которые позволили бы людям на местах спокойно работать в этот переходный период. На сегодняшний день существует большое количество семей, в которых воспитываются дети-инвалиды, нуждающиеся в качественной реабилитационной помощи, — специалисты домов ребенка могут и готовы работать с ними. «Это абсолютно реальная вещь, — говорит Роман Марабян, директор Харьковского областного дома ребенка, — но если ее не сделать в ближайшие месяцы, будет катастрофа, поскольку в большинстве домов ребенка наполняемость составляет 50%. Сейчас я и мои 180 сотрудников — камикадзе, потому что мы делаем все для того, чтобы дети уходили в семьи. Но я прихожу на планерку, и мои девочки (от 18 до 70 лет) смотрят на меня и спрашивают: «А что с нами будет?». И я им отвечаю: «Вы понимаете, что мы не имеем права удерживать детей любой ценой, лишь бы у нас была зарплата?». Слава богу, все это понимают».

Перемещение: международный опыт

В конце апреля этого года по приглашению киевского центра защиты бесприютных детей «На­ши дети», инициатором которого является Немецко-польско-украинское общество, возглавляемое хорошо известной в деловых кругах Европы Барбарой-Марией Монхайм, в Киев прилетал профессор Ноттин­гемского университета Кевин Браун. На встрече с представителями социальных служб, общественных организаций, министерств и ведомств господин Кевин, много лет работающий с детьми из интернатных учреждений, презентовал свой учебник под названием «Деинституализация и трансформация услуг для детей», в котором про­писана готовая модель для перевода каждого ребенка. Это не теоретический шаблон и не оторванная от украинских реалий норма. Согласно общеевропейскому опыту, переход детей в новый формат учреждений предлагается построить с учетом индивидуальных особеннос­тей и жизненного опыта каждого конкретного ребенка. Только в этом случае деинституализация не превратится в обычный переезд из пункта А в пункт Б. В соседней с нами Венгрии для «государственных детей» после принятия соответствующего законодательства было создано более 400 небольших домов, в каждом из которых планировалось воспитывать не больше 12 детей. Но поскольку все хотели сделать быстро, что характерно и для украинцев, то не все процессы запустили так, как надлежит. Переподготовку и обучение успели пройти считанные сотрудники, в результате чего старые методы работы благополучно влились в новую жизнь. Большая институция просто стала маленькой. Кроме того, местных жителей не посчитали нужным предупредить о появлении новых соседей, следствием чего позднее стали проблемы с социализа­цией детей. Все вместе взятое для многих обернулось поведенческим расстройством.

Как можно учесть индивидуальные особенности и жизненный опыт каждого конкретного ребенка? Для этого, говорят международные эксперты, должна быть разработана специальная подготовительная программа, основа которой — максимально полная информация о каждом из «государственных детей». Имеется в виду дата и место рождения, детальная информация о братьях-сестрах, дата прихода в институцию, имена и адреса родственников, характер и частота их контактов с ребенком и т. д. От­дельная страница этого досье должна быть посвящена и прошлому ребенка. В книге «Деинституализация и трансформация услуг для детей» автор рассказывает следующее: раньше в венгерских институциях в документы детей не вносили факт сексуального насилия, что объяснялось искренним желанием помочь. В результате ни персонал, ни потенциальные усыновители не знали, как и что происходило с ребенком. Но даже обычный человек, не будучи психологом, прекрасно понимает, как этот «опыт» может изменить человеческую жизнь, сколько комплексов, боли и агрессии может быть накоплено. Но тема сексуального насилия актуальна не только для Венгрии. В украинских институциях те, кто заботится о детях, на самом деле очень мало знают о ребенке.

Деинституализация: зачем все это нужно?

Вы знаете, что дети, проведшие первые полгода-год своей жизни в доме ребенка, как правило, не плачут, не кричат? Детский крик и плач — это единственный способ малыша заявить о своих потребностях, поэтому в первые месяцы жизни, чтобы сказать «подойди!», ему приходится десятки тысяч раз его использовать. Многолетние исследования позволили подвести под эти циклы возбуждения и расслабления психологическую базу, в результате чего выяснилось: если человек, заботящийся о ребенке, постоянно реагирует на эти призывы, то малыш чувствует себя в безопасности и развивается очень хорошо. Но если забота о ребенке не является последовательной, если его потребности учитываются через раз или же на них вообще не обращают внимания — нормальный цикл возбуждения-расслабления нарушается, и малыш закрывается. Отсюда поражающая всех переступающих порог домов ребенка тишина, обращает на себя внимание ритмическое покачивание ребенка в кроватке. Ничейный грудничок проводит в своей кровати 18 часов в сутки, включая сон, потому что на 8–12 малышей в Украине полагается только одна медицинская сестра. Как он развивается? Додумывайте сами.

В Великобритании, Норвегии и Исландии новорожденных детей и детей младшего возраста вообще не размещают в институциях. Там даже чиновники знают: на биологическом и психологическом уровне эти дети потеряют столько, что в будущем даже полноценная семья может не восполнить все пробелы. И это не просто красивые слова. Профессор Браун, рассказывая в Киеве о своей работе, показывал сделанные в Румынии слайды с измерениями мозговой активности детей, живущих в институциях, и детей из приемных семей,. В ходе этих исследований выяснилось, что у детей, живущих в семейных формах воспитания, активность мозга намного больше, чем у их интернатных сверстников. Более того, в определенных частях мозга у последних были четко видны «пустоты», связанные с недостаточно развитым ощущением себя, отсутствием глубоких эмоциональных связей, неспособностью поставить себя на место другого человека. «Госу­дарст­венным воспитанникам», честно говоря, даже сложно представить свое будущее как концепцию. Недаром каждая вторая интернатная девочка у нас свою реализацию в жизни связывает с… парикмахерским делом. Потому что, как сказала госпожа Волынец, нам кажется, что если ребенок обут, одет и накормлен, ему больше ничего уже и не нужно…