ПРИВИДЕНИЕ КОЛОМИХАЙЛОВСКОГО ЛЕСА КАК БЫЛА РАСШИФРОВАНА ОДНА ИЗ САМЫХ БОЛЬШИХ ТАЙН ТРЕТЬЕГО РЕЙХА

В середине июля 1942 года в обстановке полнейшей секретности в Виннице ожидали приезда фюрера.

Фронт к тому времени подошел к Сталинграду. После 250 суток героической обороны пришлось сдать Севастополь. А 22 июля после трудных боев советские войска оставили последний на территории Украины город.

О маршруте спецпоездов № 427 и № 427-бис во всем рейхе должна была знать буквально горстка доверенных лиц. В шифрограмме их поименный список находился под грифом «Совершенно секретно» и, конечно, был доподлинно известен гестапо.

Из Берлина поезда-привидения должны были прибыть в Брест-Литовск. Впереди литерных составов приказывалось пропустить, словно рыбок-лоцманов, контрольные эшелоны и бронедрезины. Чтобы в случае неожиданности, если где-то будут заминированы рельсы, эти смертники и подорвались. Опасные участки на дальнейшем пути в Винницу приказывалось прикрыть авиацией с ближайших аэродромов.

Казалось бы, все предусмотрено, спрятано, зашифровано. Но, несмотря на все сверхсекретные меры предосторожности, тайну сохранить так и не удалось…

Первое скупое воспоминание об этой истории будет обнародовано почти через четверть века после окончания войны. Почему, спросите, так поздно? Ответа нет и сейчас.

Да и то для загадочных этих событий в трех обширных томах официозного — под грифом Института истории партии — и свеженького в то время издания «Украинская ССР в Великой Отечественной войне Советского Союза 1941 — 1945 гг.» (ишь, как название закрутили, чтобы даже не пахло национализмом!) найдется почему-то лишь неполных шесть строк. «Летом 1942 года винницкие подпольщики первыми сообщили Верховному Главнокомандованию с помощью брянских и белорусских партизан, к которым винницкие подпольщики специально посылали своих связных И.Драхлера, Г.Прокудина, И.Бондаря и И.Бялера».

Но когда я попытался изложить эту драматическую историю подробнее, а режиссер Укркинохроники Арнальдо Фернандес по моему сценарию снял в Виннице об этом большой эпизод для нашего полнометражного документально-публицистического фильма «Я, партизан Украины», из ЦК КПУ прозвучал грозный окрик:

— Немедленно вырезать!

Без единого слова объяснения причин.

А ведь еще были живы по крайней мере трое из четырех названных в трехтомнике связных, хозяйка конспиративной квартиры Дудковская, командир белорусского партизанского отряда Бокун, едва ли не единственный уцелевший строитель «Вервольфа» — каменщик Петр Тривид, убежавший перед расстрелом в ассенизационной бочке, переводчик ставки фольксдойч Ляубе, отбывший 18 лет наказания и работающий электриком в Сибири.

Тогдашний цековский куратор кинематографа С.Безклубенко, от которого всегда было трудно дождаться искреннего слова, лишь многозначительно блеснул очками, не глядя по привычке в мою сторону, и изрек, намекая на мою основную профессию:

— И писать для прессы, между прочим, не советую. Главлит все равно не пропустит.

Так блокнот с беглыми заметками о давнем разговоре с одним из упомянутых в трехтомнике связных — киевлянином Иваном Яковлевичем Бялером — и залег в моем архиве. И только недавно, роясь в старых бумагах, я случайно обнаружил то забытое свидетельство. А на первой странице, оказывается, и дата встречи сохранилась — 27 ноября, и место ее записано: «Отдел стройматериалов УкрНИИГИМ». Однако, как эта аббревиатура расшифровывается, стерлось из памяти также.

Перечитал коротенькие записи, многое все-таки вспомнил, а затем решил обнародовать это запрещенное когда-то ЦК воспоминание. Да и благоприятный юбилейный повод как раз подоспел: ровно шесть десятилетий от начала проклятой войны.

…Травой забвения поросли тронутые временем огромные, в несколько метров толщиной, глыбы подорванного железобетона. Молодые деревья выросли среди срезанного гигантским взрывом старого Коломихайловского леса. Во вкопанном в землю бетонном прямоугольнике (это бывший бассейн фюрера), заваленном разным хламом, резвились дети.

Днем и ночью бурлит рядом автомобильная трасса. И лишь мемориальная стела за дорогой, возле села Стрижавка, на месте засыпанного противотанкового рва — братской могилы 14 тысяч расстрелянных строителей, граждан Советского Союза, Польши, Чехословакии, Норвегии — напоминает: здесь было одно из самых зловещих мест войны.

Таким и предстал тогда передо мной объект смертельно опасных интересов винницких подпольщиков — «Вервольф», полевая ставка Гитлера под Винницей. Единственная на территории бывшего Союза.

Застыв в диких сорняках, выросших среди сдвинутых с места бетонных глыб, я и сейчас будто видел среди них зловещий призрак прошлого. Током крови, на ощупь чувствовал опасность, до сих пор незримо рассеянную в воздухе. Хотя опушка ничем особенным не отличалась — без зловещих спиралей колючей проволоки или вышек, укрепленных пулеметами. Злился в эти минуты разве что на беспрерывное смирное жужжание стрекоз — мешало полностью окунуться в прошлое. Да и ветерок пахнет не пепелищем, не людским тленом, а ароматным пышнотравьем в зените лета.

Еще до командировки сюда я узнал, что на протяжении лета и осени 1942 года именно в этих бункерах в лесу неподалеку от села Коломихайловка находился военный и политический центр руководства мировой агрессией. Отсюда Гитлер и его верхушка вели свои операции, закончившиеся крахом под Сталинградом и на Кавказе.

Дальнейшая история его полевой ставки такова.

В сорок третьем фюрер прилетал в Винницу на целый месяц перед Курской битвой. Последний раз в августе того же года он пять с половиной часов подряд в закопанных в землю апартаментах мудрствует над картами с командующим группой армий «Юг» фельдмаршалом Эрихом фон Манштейном: спасайте Донбасс! А перед отъездом «милостиво» дарит фельдмаршалу свою ставку. Почувствовал все-таки для себя опасность: слишком близко подошел фронт. С тех пор сапог фюрера никогда уже не ступит на украинскую землю.

Здесь Борман и Розенберг составляли свои бредовые планы пожизненного онемечивания Украины поселенцами-арийцами. Спрятанные под землю, как кроты, они тайно замышляли полнейшее уничтожение украинцев как нации. Секретные намерения на совещаниях в Ровно с солдафонской прямотой выбалтывал Эрих Кох, гауляйтер Украины: «После победы поляков и украинцев и все, что крутится вокруг рейха, можно пустить хоть на фарш».

Закопался в 8 километрах от «Вервольфа» в собственных забетонированных внутренностях и другой верховод — Герман Геринг со штабом Люфтваффе. Огромные аэродромы, наземные и подземные, наилучшие асы рейха — все сосредоточено в этих краях.

Через всю оккупированную Европу от ставки фюрера и до Берлина 30 тысяч военнопленных тянули многоканальный бронированный кабель. 120 проводов прятались в медной трубке и закапывались на не доступной для злоумышленников глубине. Для сохранения тайны всех строивших секретную линию спецсвязи, конечно, уничтожат.

Безопасной мертвой зоной старались окружить захватчики это волчье логово. Из окружающей территории около 60 тысяч жителей выселили в трудовые лагеря. Вокруг ставки выкопали ров, через колючую проволоку изгороди пропустили ток. В наиболее опасных местах возвели двухметровую бетонную стену и еще на метр — против подкопа — углубили ее в землю. Когда «Вервольф» начнет функционировать, ставку намертво будут прикрывать танковый и зенитный полки и фельджандармерия. Даже немецким самолетам запретят пролетать над ней без специального разрешения. А бетонные в несколько метров стены бомбоубежища будут охранять фюрера от случайностей.

Саму подольскую землю тайно поделили тогда на квадраты. В каждом из них специальные службы, гестапо, СС, личная охрана Гитлера установили жесточайший режим. Любого, на кого падало наименьшее подозрение, бесжалостно расстреливали. Сжигали целые села. Полностью уничтожали их жителей.

А в середине этой смертельной зоны, словно насмехаясь, придворный фотограф увековечивает трогательную сценку: фюрер кормит с рук козленка, прибившегося к ставке, — маленькую серну. И рядом со смертными казнями, фамилиями подпольщиков, отчетами карательных экспедиций, совершавших в селах экзекуции, «Дневник охраны ставки» задокументирует однажды, а потом второй и третий раз крохотного козленочка, который так понравился индивиду с усиками столбиком, пускавшему под нож целые народы...

А впрочем, в истории «Вервольфа» был еще один макабрично-саркастический момент: пока достраивалось подземное убежище военных преступников, ставка располагалась в доме винницкой психбольницы. Перед этим полторы тысячи психически больных, не колеблясь, уничтожили, как и диктовала нацистская доктрина о чистоте человеческой расы.

На допросе в сорок пятом году генерал-полковник Йодль, начальник штаба оперативного руководства при ставке фюрера, расскажет:

«Летом 1942 г. я считал, что Гитлер плохо вел военные действия на Восточном фронте. Гитлер в это время находился в Виннице и оттуда руководил военными операциями. Я списывал это на то, что он плохо переносил русский климат».

В сорок пятом они, видите ли, заговорили о климате. А в сорок втором упоминавшийся выше и по-немецки пунктуальный «Дневник охраны ставки» (оригинал находится в Виннице) удостоверяет другое — не климат, а беспрерывную, раздражающую тревогу: в районе «Вервольфа» зафиксировано 1860 актов сопротивления. Секретные донесения в Берлин сохранили имена бойцов тыла, названия партизанских отрядов, ведших беспощадную борьбу с захватчиками.

«Не мертвое поле, — писал об этих событиях П.Вершигора, — где хозяйничала лишь гитлеровская ставка и ее многочисленная, вооруженная до зубов охрана, прикрывавшая ставку и с воздуха, и с земли, раскинулось вокруг. Нет, наполненная ненавистью украинская земля, населенная мужественными людьми, земля, дышащая ненавистью к оккупантам, непокоренная Украина раскинулась широко вокруг «Вервольфа».

Среди горстки посвященных, названных в шифрограмме поименно, был и начальник Винницкой железной дороги. Но прежде чем об этом узнает герой нашего рассказа, в конце шестидесятых сидевший передо мною посреди своей лаборатории с прессами, приборами для испытания новых стройматериалов, поседевший, в очках с толстыми, словно донышко стакана, стеклами, — этому будет предшествовать довольно длительная предыстория. Точнее — история его, Ивана Бялера, мытарств на той войне.

До армии Иван Яковлевич Бялер успел защитить в Киеве кандидатскую диссертацию. В предвоенные годы это было еще редкостью, а в нашей истории сыграет незаурядную роль.

Войну встретил в 8-й танковой дивизии 4-го мехкорпуса 6-й армии. Комкором, кстати, был печально известный генерал, тогда еще не предатель, а молодой баловень самого Сталина, — Власов.

В начале августа сорок первого под селом Подвысокое на Кировоградщине немцы, стремительно наступавшие вглубь Украины, окружили остатки двух разгромленных армий. Но Бялер оказался среди тех, кому удалось вырваться из кольца. Фронт между тем откатился далеко на восток, и попавших в окружение свели в партизанский полк. Около месяца воевали они в степях.

— Сначала было очень тяжело, — вспоминал Бялер. — Без опыта, чужие территории. Но немцы были еще беззаботные. Поэтому мы сумели разгромить их инженерный батальон, а потом штаб венгерской кавбригады. После этого небольшой группой, около сотни человек, подались на север, за Умань. Под селом Паланочка, изможденные переходом, попадали в кусты и уснули. А тут — немцы...

В плену он попадет в одно из самых ужасных мест сорок первого — так называемую Уманскую яму. Сталин, угрожая расстрелом, запретил отступать на Юго-Западном направлении, хотя это был единственный разумный выход, а затем бросил на произвол судьбы, под гусеницы немецких танков войска целого фронта. Да еще и впервые поставил за спиной заградотряды с пулеметами (с тех пор это ужасное изобретение он будет использовать уже до конца войны). А немцы молниеносными танковыми ударами окружали, уничтожали и захватывали в плен целыми дивизиями, корпусами, армиями. И бесконечные толпы красноармейцев в сорок первом нашли свою погибель в Уманской яме — огромном карьере кирпичного завода, где гитлеровцы устроили концлагерь. Бялер утверждал, что при нем там ожидали гибели около 20—30 тысяч пленных. И обронил одну-единственную, но впечатляющую деталь:

— Выпили все лужи.

Далее на его крестном пути будет Винницкий лагерь. От гимнастерок осталось лохмотье, за восемь дней ни росинки во рту.

— Ели щепки, все ремни съели.

Но должно было когда-то и повезти. Один из товарищей случайно встретил своего бывшего коновода. Теперь тот служил в полиции. В сентябре он и организовал им побег.

На воле в группе из пяти человек Бялер нанялся на работу почти по специальности: в строительную фирму «Лани — Крез». Диплома, конечно, и кандидатскую ученую степень не спрашивали, дали в руки лопату — вперед.

Фирма должна была построить разъезд, Тюшки. Руководил ею почему-то не немец, а поляк — Роман Зеленский. Странный, как для нового режима, был начальник. Делали они однажды нивелировку на разъезде. Ветер в тот день был сильный — рейку из рук вырывал. А тут сбоку, незаметно, начальник, Зеленский, и тихонько, под нос, будто про себя:

— Выдует, словно рейку, немцев из России...

Перестали его бояться. Зеленский признался, что в прошлом, как и Бялер, киевлянин: отец имел на Сенном базаре винную лавку, только в двадцать четвертом выехал в Польшу. Скоро начальник уже не скрывал, что яростно ненавидит нацистов.

Теперь надежды на возвращение к своим связывали с окончанием строительства. Пойдут поезда, можно будет спрятаться, дойти до линии фронта. Это Зеленский шепнул, что паровозовагоностроительный завод будет ремонтировать танки.

К тому времени в городе на многих предприятиях и в организациях возникли уже подпольные группы. Образовался общий подпольный центр — Бевз (руководитель комитета, посмертно удостоенный звания Героя), Бойко, Левинец... Ну и его, Бялера, подключили. Собирались в библиотеке Коцюбинского. Якобы книжки читать.

В феврале сорок второго стало известно: в Винницу прибыл высокий немецкий чин — генерал-полковник. В городской управе подпольщики имели своего человека. Он и сообщил: в городе большая работа по выявлению жилищного фонда и ремонта. Залетный чин требует и требует помещений.

Задумались: зачем? Кого ждут? И для чего?..

Разведка подбросила новенькое: из лагеря, где Бялер с товарищами по несчастью съели напрочь все ремни, начали массово забирать куда-то пленных. Проследили маршрут — возят в Стрижавку и обратно, где-то по 50—100 машин ежедневно. Но потыкаться туда нельзя — везде патрули.

Вот когда понадобился профессиональный глаз Бялера. Диссертацию он защищал по железобетону, поэтому по маркам на мешках цемента, который в фантастических количествах немцы начали завозить в Коломихайловский лес, легко определит — это подземное строительство. Но что же строится? Подземный завод? Ангар?..

А там, в запрещенной зоне, где с конца сорок первого надрывались тысячи пленных, пять с лишним месяцев крупнейшие фирмы рейха «Тодт», «Краус — Гаар», «Галас», «Нойманн» показывали все, на что они способны.

На железной дороге у подпольщиков тоже был свой человек — Армянин. На самом деле родители его так нарекли или это было конспиративное прозвище, но в подполье его звали Сергеем. Служил на невзрачном месте — денщиком, но у самого начальника железной дороги. А для разведки у сообразительного денщика все данные: до плена служил оперуполномоченным особого отдела полка. В апреле Сергей принес в подполье новость:

— Моему шефу прислали нового заместителя. Полковник железнодорожных войск. Прощупать на всякий случай?

Позднее добудет и подробности. Фамилия новоприбывшего оберста — Стеглик (или Штеглик), Карл Иосифович по-нашему. Кажется, чех. А может, словак? По крайней мере точно, что при Чехословацкой республике был начальником станции Брно. Но родился в Вене.

Дальнейшая слежка подбрасывала все более странные сведения. Новенький в никаких сборищах участия не принимает, исповедует нелюдимый образ жизни — со службы прямехонько домой. Закроется, и целый вечер за дверью бубнит приемник.

Все станет ясно, когда Сергей поймает странноватого оберста на слушании Би-Би-Си. Стеглик хорошо понимал, чем пахнет прослушивание вражеской английской радиостанции, поэтому скрывать антифашистские настроения не стал. А Сергей, не торопя событий, шаг за шагом укреплял чувство взаимного доверия. Наконец почувствовал: уже можно поговорить в открытую. Предложил встретиться с кем-то из подполья.

Рискованное предложение Стеглик воспринял на удивление спокойно. Встречу назначили на Шмидта,14, в квартире Франи Иосифовны Дудковской, с ее сыном Славиком Бялер дружил. Последнему и поручили окончательно склонить Стеглика к сотрудничеству.

Незаметно проверили, не привел ли он за собой хвост. Ведь не исключается двойная игра. Может, и приемник настроил на Би-Би-Си по заданию гестапо? Нет, чисто.

Там, на Шмидта,14, Иван Яковлевич и дал неофиту первое задание — разгадать загадку, давно беспокоящую подполье. Что за объект возводится в Коломихайловском лесу? В конце мая Стеглик и принесет ошеломляющее известие:

— Будет ставка Верховного главнокомандования.

Такого, конечно, никто и представить себе не мог.

Когда в Винницу, а не в Киев или, например, в Ровно, объявленный центром рейхскомиссариата Украины, прибудет из Берлина оперный театр, все сомнения отпадут.

Но между тем подполье одно за другим сотрясали трагические события.

В апреле в городе нелегально объявился бывший секретарь сельского райкома партии. Он имел все пароли от ЦК, поэтому легко вышел на связь, о многом узнал. Но оказался провокатором.

Начались повальные аресты. Горький счет подобьют потом: расстреляно 86 человек, включая руководителя подполья — И.Бевза.

Едва ли не первым из руководящего состава схватили Бойко. Он не выдержал пыток и предал. А группы уже готовились к выходу в лес. Прятались на Островского,19 — бывшей Фастовской.

— В тот день легли в два часа ночи, — вспоминал Бялер. — Ночью убили двух полицаев, они особенно терроризировали население. А в пять утра — гестапо. Пистолеты спрятать успели, но не более.

Бялера, Потапова, Торокина и еще одного связали и повели к машине, а около 25 человек продолжали прятаться под полом.

— У Торокина в кармане были патроны. Так он прорвал по дороге дырку и спустил их в голенище сапога. Гестапо появится вторично — в час дня. А в пять начнет рубить пол над тайным убежищем.

Далее в старом блокноте неясности. Записи краткие, отрывистые: «Бегство бандита. Прокопович убежал. И приметы с вознаграждением». Это, очевидно, также о Бялере? При аресте, наверное, назвался Прокоповичем? А приметы и вознаграждение? Наверное, из объявления о поиске, поскольку чисто гестаповское определение — «бандит»...

Читаю продолжение: «Перекрасился в рыжий цвет. Менялись явки». Значит, скорее всего, прятался? И удачно. Поскольку запись в блокноте сохранила дальше такой случай.

Перевоплотившись, Бялер шел куда-то по городу со Славиком Дудковским. И вдруг на перекрестке улиц Котовского и Дзержинского навстречу, под руку с дочерью начальника полиции Павленко-Бородача, — гестаповский переводчик, лейтенант. Он переводил допрос Бялера.

Хух... не узнал.

После разгрома постановили создать новый подпольный комитет. Для налаживания связи на местах Побережец ехал однажды через Козятин. И вдруг видит...

На платформе с видом большого начальника... генерал Власов. В окружении гестаповцев!

— Вот сволочь! — поспешил пересказать увиденное Побережец после приезда Бялеру. — Твой же командир корпуса, а кем, гад, оказался?!

Но измена ходила не только где-то далеко. В Виннице появился еще один партийный функционер — секретарь Черновицкого горкома Левченко. Когда арестуют и его, он попробует откупиться: заложить разведывательную ценность подполья — железнодорожного оберста. Но, к счастью, о нем Левченко почти ничего не знал, а Стеглик на дознании держался с достоинством. Его так и не смогут расколоть.

Балансирование на краю гибели не испугало отважного антифашиста. На конспиративную квартиру он приносил новые и новые адреса верховных учреждений немцев.

… Генштаб сухопутных сил — в мединституте.

… Ставка Геринга и люфтваффе — в полутора километрах от Гулевца.

… В Житомире — ставка Гиммлера, СС.

Постепенно у подпольщиков накопилось множество ценных и уникальных разведданных. Как переправить их на Большую землю?..

С сообщением о «Вервольфе» в одной группе с Бялером должны были идти Бондарь и Прокудин. Так решил «Дядя Саша» — Александр Леонтьевич Парамонов, один из руководителей подполья, предвоенный депутат Верховного Совета. Если не посчастливится пробиться через линию фронта, важно дойти хотя бы до белорусских партизан — у них радиосвязь с Москвой. «Дядя Саша» сознательно не предупредил, что одновременно тайно будут снаряжать и вторую группу — Драхлера — в Брянские леса. Нечего надеяться на дублеров? Задача же и у тех, и у других почти безнадежная, так что грех не подстраховаться.

Маршрут для бялеровской тройки определили такой: Бердичев — Житомир — Овруч — Лоев. Далее Молотково, это уже в Брянских лесах, если получится осечка с Белоруссией, или Мглин. Подготовка была тщательная и длительная. Не разрешалось делать никаких записей, все учили наизусть. Прежде всего точные географические координаты «Вервольфа», приблизительный план ставки, система охраны. Адреса и описания домов штаб-квартир родов войск, улицы и подходы, проходные дворы. Потом долго зубрили данные об авиации: расположение аэродромов, количество самолетов, прикрытие — в районе до Козятина и в Калиновке, возле ставки Геринга. Не один день потратили на транспорт: провозная способность железных дорог, состояние мостов, подвижной состав. Связь — на каких волнах и где запеленгованы радиостанции. Отдельно заучивалось расположение оберкомандовермахта и разных учреждений оккупационных властей. И еще бесчисленное количество данных.

А были же и собственно материалы подполья — длинные списки людей, фамилии, имена, отчества. В том числе — для Бялера здесь примешивался личный момент — тех, кто пропал без вести или оказался в плену. Это имело особую цену — по сталинским законам всех их дома считают предателями, а органам разрешается репрессировать семьи.

В общем предстояло загрузить в память такое огромное количество данных, что, когда переданный по рации их доклад расшифруют в Москве, окажется аж 217(!) страниц машинописного текста...

Для конспирации в период подготовки на здании снаружи, с улицы, повесят большой замок, зажигать вечером свет строго запретят. Пусть все выглядит так, будто никто здесь не живет. Но у Бялера будут еще и свои, отдельные заботы. Аусвайс ему раздобыли на имя столяра Чугунова. Друзья шутили:

— Документ и печать настоящие, а человек подделанный...

И в самом деле, разве какой-либо полицай или фельджандарм поверит в его столярничество, если попросит показать руки? Типичный интеллигент. Мелочь, скажете? В их деле мелочи все и решают. Он придумал в карманах прятать на случай провала крошки цианистого калия. Между хлебных крошек. А валюта — иглы. На любой барахолке на швейные иголки можно выменять хлеб и что угодно.

Для рук будущий столяр Чугунов ежедневно будет выкраивать несколько часов спецзанятий. С пилкой и рубанком, с лаками, морилкой. На это уйдет целый месяц. Постепенно ладони огрубели, появились мозоли. И накануне выхода — ну, чем не столяр Чугунов? — в трещины ладоней намертво въелись темно-коричневые следы от морилки, которые не сразу отмоешь.

Однажды в разгар подготовки неожиданно постучали в окно, выходящее во двор. Раз. Второй. И тишина. Бялер отважился немного приоткрыть глухую штору. Ну, слава Богу, — свой...

Это был Куксин, постоянный связной со Стегликом, закричал с порога:

— Ну-ка, побыстрей! Мой хочет увидеться с Бялером.

Оказалось, действительно надо было торопиться. Стеглик сунул ему какую-то бумажку. Немецкий язык бывший диссертант освоил еще в аспирантуре, так что быстро пробежал глазами. Вот так новость... В Виннице будет Гитлер!!!

Это и была шифрограмма, о которой говорилось в начале: номера литерных железнодорожных составов 427 и 427-бис, маршрут, меры предосторожности. Стеглик объяснил, что скопировал ее украдкой на столе у начальника железной дороги. А может, получил через английскую разведку? Недавно возникло небольшое подозрение, что оберст работает и на нее. А впрочем, какая разница? У них в руках последняя, а может, наиценнейшая информация. И главное — дата.

Фюрер тайно прибывает в Винницу 16 июля.

27 июля они отправятся в путь из Винницы. После споров для начала операции выбрали воскресенье. Когда же беспрепятственно, без проверок патрулей сели в железнодорожный состав, убедились: все-таки был прав «Дядя Саша», настаивавший на воскресенье. В воскресенье меньше облав.

Утром уже были в Бердичеве. И здесь повезло: и на вокзале проскочили, и удачно дошли до шоссе. На шоссе договорились с шофером попутной машины, что подбросит до Житомира. За папиросы. Еще одна валюта, которой предусмотрительно снабдили в подполье, ибо кто же считает деньгами оккупационные марки?

Дорогу на Овруч одолели без приключений. Лишь однажды возле них неожиданно затормозил легковик. Ов-ва, полковник жандармерии... Но полковник лишь небрежно покрутил в руках их документы и уехал. Оправдалось все-таки давнее партизанское правило: чем выше чин, тем меньше придирается.

Со связным белорусских партизан они встретятся 8 августа. Убедят как-то, что свои, идут аж из самой Винницы на связь.

— Но командир отряда под Калинковичами, Бокун его фамилия, — рассказывал дальше свою одиссею Бялер, — оказался не таким доверчивым. Мало ли кто кем может назваться? Ну, если так, то и мы о своих секретах относительно «Вервольфа» помолчим.

Поверил он им лишь после боя с местной полицией. Подозрительного пришельца в очках Бокун приставил к «максиму» вторым номером (первым был свой, Шкрадек). И глаз с него не спускал. Нет, косили ребята полицаев исправно.

Вот тогда-то они и открылись: есть чрезвычайно ценные разведданные для самого Верховного главнокомандования. Как быстрее всего переправить их на Большую землю?

— Нужно вам, ребята, пробиваться к соединению Козлова, — посоветовал Бокун. — У него постоянная радиосвязь с Москвой.

Легко сказать — туда же километров двести? И все через полицейские районы. После тягостных размышлений пришли к соглашению: первым идет Прокудин. Если от Козлова не будет весточки, что прибыл, отправится следующий.

К счастью, все удалось с первого раза. И под диктовку Прокудина сеанс за сеансом, неделями застучала ключом партизанская рация. Отдельными шифрограммами в эфир и пошли те 217 машинописных страниц наиценнейших разведданных.

Шифрованные данные о ставке фюрера под Винницей будут принимать в Центральном штабе партизанского движения. А уже его начальник, П.Пономаренко, доложит все о «Вервольфе» лично Сталину. И замкнется круг одной из наибольших тайн третьего рейха.

В конце сеансов Козлов получит по радио приказ: винницкого связного отправить в Москву. Около полутора месяцев Прокудин будет дежурить на лесном аэродроме, пока сможет сесть в присланный за ним самолет. Аж в декабре.

Ну а Бялер с Бондарем в сорок втором и сорок третьем годах продолжали воевать в отряде Бокуна. Дороги их разойдутся в сентябре: Бондарь останется у Бокуна командиром роты, а Бялера отправят под Минск — командиром разведывательного отряда. Зона его действия будет такова: Барановичи — Минск — Луцк. Под Брестом его отряд и встретит наступающую советскую армию.

А у Прокудина в Москве приключения с «Вервольфом» не закончатся. На Лубянке в одном из коридоров он нос к носу столкнется с...

Неужели Драхлер? Почему же под конвоем?!

Позднее Прокудин узнает: Москва приказала брянским партизанам тоже — немедленно отправить и этого подозрительного посланника винницкого подполья. На Большой земле его тут же посадят в камеру на Лубянке. Прокудин же для Лубянки проверенный человек — служил в особом отделе. Под его поручительство Драхлера и выпустят.

Радиограммы от Козлова немцы все-таки сумели перехватить и расшифровать. Гитлеровскую верхушку буквально ужаснет сверхсекретное письмо шефа гестапо Мюллера «относительно планируемого покушения на фюрера псевдовоеннослужащими». Винница, которую они считали безопасным тылом, объявлялась «местом дислокации центрального партизанского штаба на Украине» (чего, конечно, в действительности не было). «Большевистские бомбардировщики получили задание внезапными ночными налетами уничтожить ставку. В случае неудачи большевистский штаб предусматривает высадить в воздух динамитом всю местность, где расположена ставка».

А Москва так и не решится на покушение в «Вервольфе» (возможно, из-за этого наверху и не хотели популяризировать винницкую историю). Но все равно польза для фронта от сообщения винницких подпольщиков будет ощутимая. Две дивизии — танковая и пехотная — из Франции перебрасывались под Сталинград, но с испугу их снимут с марша на прикрытие ставки в Виннице. Так же, как и 19-й зенитный дивизион плюс множество самолетов.

Проклятое волчье логово в Коломихайловском лесу все же высадят в воздух, но уже после освобождения Винницы.

Жаль, что его хозяина там уже не будет.