ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ БЛОКА

7 августа 1921 года на сорок первом году умер Блок, пророк революции. Как он ждал ее, как верил в ее очистительный пожар во имя справедливой, чистой и светлой жизни: «И всем казалось, что «радость будет». А наступили аресты, обыски, расстрелы. Все, что могло гореть, было растащено. Поредели даже узорчатые ограды когда-то красавца-города. Рушился даже гранит. Рушились мечты и надежды. Сердце отторгало такую жизнь.

Так во имя чего крестьяне сожгли его любимое Шахматово с уникальной библиотекой? Во имя чего он целыми днями стоит в очередях за вязанкой дров, стаканом пшена, воблой? Мрачно и скудно стало в доме поэта.

Блок голодал, и тому свидетельство цинготные отеки, страшная слабость. Революция сломила его душевно и физически. И он сам отдался в руки смерти. Боль в руках и ногах стала невыносимой. Слег. Разбивал склянки с лекарствами. Сознание мутилось. В забытье несколько раз сказал: «Люба». Так звали его жену, дочь Менделеева. Она стояла рядом. Но такое же имя было у той, которой он посвятил строки: «Была ты всех ярче»... Кармен, его последняя любовь.

Была ты всех ярче...

Так кто же она - эта Кармен, которую обессмертил Блок? Украинка из Чернигова, Любовь Александровна Дельмас окончила Петербургскую консерваторию, пела в Киевской опере, была приглашена в «Русских сезонах» в Монте-Карло, а затем - на партию Кармен в Петербург в «Музыкальную драму», там пел и Собинов.

До Кармен - Дельмас поэт не раз слышал оперу, даже с прославленной Марией Гай. На этот раз Блока настолько глубоко тронула полная огня и страсти, дерзкая, неукротимая, вся вихрь и сверканье, настоящая Кармен - он потерял голову. Все женщины Блока были не красивы, но прекрасны. Такими их творило воображение поэта. И у Дельмас «певучий стан», «зубов жемчужный ряд», копна медно-рыжих волос, лебединые руки. Ей шел тридцать пятый год. Она была замужем за известным певцом Мариинской оперы П. З. Андреевым. Поэт зачастил в театр - и только на «Кармен». Записывает в дневнике: «Дельмас -мое счастье». И в этот же вечер пишет ей первое, еще анонимное письмо: «Я смотрю на вас в «Кармен» третий раз, и волнение мое растет с каждым днем... Я - не мальчик, я знаю эту адскую муку влюбленности, от которой стон стоит во всем существе. Думаю, что вы очень знаете это, раз вы так знаете Кармен». К письму приложил букет красных роз. Через две недели - снова розы и снова письмо: «Не знаю, какой заколдованный цветок вы бросили мне, не вы бросили, но я поймал». Сознается, что покупает ее карточки, как гимназист, совершенно не похожие на ее таинственную Кармен. Просит сняться в этой роли. И в очередной раз идет в театр, но пела другая актриса. Вечером записывает: «Вышла какая-то коротконогая и рабская подражательница Дельмас».

Но Дельмас - в зрительном зале. Капельдинер показывает, где она. Блок в темноте переходит на свободное место, ближе к ней. Она простужена, кашляет, чихает. Но даже это чиханье и лицо без грима кажется ему прекрасным и милым. Он не может оторваться от этого лица. Она почувствовала его взгляд, сердито оглянулась, вскоре ушла. Он бросился вслед, в мокрую метель. Напрасно. Теперь постоянно ищет ее. Сама судьба за их встречу. Поэт и певица жили рядом с Мариинским театром. Он - в конце Офицерской улицы, она - на один дом ближе. По несколько часов поджидает ее у парадной двери, вышагивает вдоль всей улицы, а в мыслях уже зарождается бессмертный цикл «Кармен»:

Сердитый взор бесцветных глаз.

Их гордый вызов, их презренье.

Всех линий - таянье и пенье.

Так я вас встретил в первый раз.

Вышагивал порой до рассвета, подолгу стоял на мосту через Пряжку, который по имени моста в Венеции окрестил «Мост вздохов», снова подходил к ее дому, ждал: а вдруг загорится свет в окнах. Дневник поэта все фиксировал: «Я опять стою у стены дураком, смотря вверх. Окна опять слепые. Я боюсь знакомиться с ней. Но так не кончится, еще что-то будет». Напророчил: «И я забыл все дни, все ночи, и сердце захлестнула кровь». Опять посылает розы. В две недели, залпом, был создан цикл «Кармен». И это был роман воображения. Он был создан до того, как отношения поэта с его вдохновительницей приняли определенную земную форму. Они, конечно, встретились. Они не могли не встретиться - эти две родственные души. Поэт признается: «Я сам такой, Кармен». В последний раз поэт поверил в возможность совершенной любви. Многого он ждал от этой перевернувшей ему душу встречи: «Перед тем, как вас встретить, я знал давно о зияющей в моей жизни пустоте».

Три месяца Блок и Дельмас неразлучны. Длинные прогулки вдвоем по городу, езда в метель на лихачах. По многу раз в день телефонные разговоры. Летний сад, Озерки, белые ночи, театры, вокзальные буфеты, ужины в ночных ресторанах, возвращения на рассвете, чуть ли не ежедневные розы. Он все еще от нее без ума. Летом она всегда уезжает в Чернигов, Блок - в свое Шахматово. Их первая разлука. Вслед ей шлет стихи:

Я помню нежность ваших плеч -

Они застенчивы и чутки.

И лаской прерванную речь,

Вдруг, после болтовни и шутки.

Волос червонную руду

И голоса грудные звуки.

Сирени темной в час разлуки

Пятиконечную звезду.

Стихи напомнили ей о прощании в Таврическом саду, где буйно цвела сирень. Они искали и находили пятерики - на счастье. Радовались: значит, будет. И после возвращения из летних отпусков еще встречаются ежедневно. Но поэт уже чувствует: за неуловимым призраком счастья стоит суровая правда его дела и долга. Долга поэта. Это его судьба. И вскоре пишет: «Ночью даже не звонил к ней. Ничего, кроме черной работы, не надо, пишу прощальное письмо: «Я не знаю, как это случилось, что я нашел вас, не знаю и того, за что теряю вас, но так надо. Надо, чтобы сердце мое сейчас обливалось кровью, надо, чтобы я сейчас испытывал то, что не испытывал никогда, точно с вами я теряю последнее земное. Только Бог и я знаем, как я вас люблю. Позвольте мне прибавить еще то, что вы сами знаете: ваша победа надо мной решительна, и я сознаюсь в своем поражении, потому что вы перевернули всю мою жизнь и долго держали меня в плену у счастья, которое мне недоступно». Так Гамаюн сам бежит от своей последней любви и надежды на счастье. Рай любви, как и земное счастье, не для него. Он обещал людям, что «радость будет», но еще не нашел ее. Значит, не выполнил свой долг перед ними. А этот долг - самый святой. Блок просит не длить мучений расставанья, не отвечать ему.

Но Любовь Александровна теперь не только любимая, но и любящая. Теперь она борется за свою любовь. В записных книжках все фиксируется: «Ее цветы, ее письмо, ее слезы, и жизнь опять цветуще запутана моя».

Еще несколько дней боренья с самим собой, думы о правде жизни, о суровой правде его дела, в жертву которому раз и навсегда теперь будет принесена его личная жизнь. Его назначение - иное. И тогда поэт прощается со своей Кармен уже в стихах, отчаянно и решительно:

Была ты всех ярче, верней и прелестней,

Не кляни же меня, не кляни!

Мой поезд летит, как цыганская песня,

Как те невозвратные дни.

Он крепко обжегся, но реальная Кармен не для него, поэта. Невозможно сочетать счастье с тревогами жизни, с ее ужасами, с совестью, с трудом. Невозможно уклониться от пути, предназначенного Богом, судьбой, долгом. Дельмас еще будет гостить у поэта в его любимом Шахматово. По вечерам петь за старинным клавесином романсы, «Хованщину» и «Кармен». На склоне лет она вспоминала: «Он говорил, что художник и не может быть счастлив, что искусство там, где страдания. Я с этим никак не соглашалась, я любила все солнечное, светлое». Да, уровень духовности был разный. В Шахматово они много гуляют, говорят о том же, о взаимном непонимании. И тогда Блок решается на суровое и прямое письмо: «... ни Вы не поймете меня, ни я Вас - по-прежнему. А во мне происходит то, что требует понимания, но никогда, никогда не поймем друг друга мы, влюбленные друг в друга. Той недели, которую Вы провели в деревне, я никогда не забуду. Разойтись все труднее, а разойтись надо. Меня настоящего, во весь рост, Вы никогда не видели».

Бегство от жизни в соловьиный сад любви - не для поэта. Бог создал его таким. Наконец, Кармен что-то поняла:

Превратила все в шутку сначала,

Поняла - принялась укорять,

Головою красивой качала,

Стала слезы платком вытирать...

Подурнела, пошла, обернулась,

Воротилась, чего-то ждала,

Проклинала, спиной повернулась

И, должно быть, навеки ушла.

Еще не совсем ушла. Иногда все же встречались, потом и он получил от нее письмо «любящее и мудрое», каких не бывало еще. Когда Блок был призван на военную службу, писала туда, слала подарки. Уже после 1917 года, поддавшись воспоминаниям, он стал разбирать «ящик, где похоронена Л.А.Дельмас». И записал: «Боже мой, какое безумие, что все проходит, ничто не вечно. Сколько у меня было счастья с этой женщиной. Останется эта груда лепестков, всяких сухих цветов, роз, верб, ячменных колосьев, резеды». Иногда ночами все еще снилась, однажды плакала во сне.

О Кармен, мне печально и дивно,

Что приснился мне сон о тебе.

Но время было к ней великодушней: поэт обессмертил свою Кармен. Вскоре они стали просто добрыми знакомыми, хотя Любовь Александровна много раз проявляла заботу о Блоке, пыталась помочь сильно голодающему поэту. Он отвергал и это, хотя, разбирая в последний раз свой архив, все записные книжки о ней, оставил:

О да, любовь вольна, как птица.

Да, все равно - я твой!

Нам остались не просто стихи, а шедевры интимной лирики. И вот эти строки: «Она вся благоухает, золотой, червонный волос, из миллионов единственный, я ничего не чувствую, кроме ее губ и колен». Гениальный поэт надолго замолчал. Он вслушивался в гул революции, после которой «всем радость будет». Звал других вслушаться в ее музыку. А когда она безжалостно пронеслась по огромным сугробам разоренного города - все понял и отрекся от нее.

В первый же приезд в Петербург мы вдвоем с дочерью разыскали три дома: Пушкина, Достоевского, Блока. В комнатах на Офицерской улице долго стояли у посмертной маски поэта. Никогда и никого смерть так не изуродовала. Это ли златокудрый красавец Александр Блок?.. Какие же страшные муки изглодали прекрасное лицо? Обманула музыка революции? И жить, в ней и с ней, не захотел.