ПИСЬМО ЧЕЛОВЕКУ, КОТОРОГО НЕДОСТАЕТ

Это уже не первый эпистолярный конкурс, который «Укрпошта» проводит под эгидой ВПС.

И каждый раз детские откровения потрясают. Наверное, именно поэтому конкурсы и рассчитаны на детское и юношеское перо, на его неприкрытую оголенность. Письма, которые пришли на этот конкурс, невозможно читать залпом. После каждого нужно остановиться и выдохнуть. Столько недетских переживаний и столько боли!

«Дорогая мамочка! Скоро год, как Вы навсегда ушли от нас… Это было так неожиданно! Ведь мы ждали Вас из больницы, представляли, как все вместе будем нянчить нашего мизинчика, как будем счастливы… Мне очень хочется сказать «мама» — и некому, моя самая большая мечта — встретить Вас, крепко-крепко обнять, прижаться, увидеть Ваше милое лицо, почувствовать Вашу теплую и любящую руку… Вы не представляете, как грустно стало в нашем доме, как тяжело проводить праздники без Вас. Гляну на папочку, а у него — слезы в глазах. Погладит нас и тихо уйдет. На Новый год я загадала одно, конечно же, неисполнимое желание… Только теперь я поняла, что нет на свете большего богатства, чем мама… И как же горько, что даже то, как сильно я люблю Вас, говорила Вам так редко…» (Юлия Копин, Львовская область).

Письмо человеку, которого недостает…

Конечно же, им в первую очередь недостает самых родных и самых близких. И тех, которые ушли навсегда, и тех, которые просто ушли, потому что не сложилось. Что происходит с детьми, которых таким образом предали, читаем в письмах. К сожалению, даже эти откровения, потрясающие глубиной трагизма детской обоженной души, не могут вернуть тех, кому они адресованы. Но не содрогнуться, читая их, от осознания вины перед тем, кого пустил в этот мир, мне кажется, нельзя.

«Добрый день, родной мой папочка!

Помнишь ли ты нас, твоих детей: Оксану, Дениса и Сергея? Почти десять лет мы не виделись с тобой, но я хорошо помню твое лицо и твои сильные руки, помню, как ты был рад, когда родился Сережа… Недавно я нашла нашу старую фотографию, где мы втроем: ты, мама и я, совсем еще маленькая. Какие у вас с мамой счастливые лица! Почему судьба развела вас (и нас тоже) порознь, почему мы так далеко от тебя. Нам так тебя не хватает! Тяжело мне с братиками: я им теперь и за папу, и за маму. Знаешь ли ты, папочка, что нет уже нашей мамы, что мы остались сиротами… Не могу привыкнуть к этому…

Помнишь, как ты писал мне письма, когда я еще была в первом классе? Как я надеялась, что вы помиритесь с мамой, и мы опять все вместе заживем в нашем большом и светлом доме. Но увы! Когда ты начал писать мне, было уже поздно: мама вышла замуж во второй раз. Этот дядька Олег не понравился мне сразу, и я ему не понравилась. Не признавал он меня за дочь, обижал часто, но я терпела — ради мамы и братиков. А потом начал бить нашу маму. Денис и Сергей боялись его такого и сразу убегали из дому, а я оставалась, все видела, но ничего сделать не могла... Мама слегла, она кашляла, задыхалась… А я, еще маленькая, не понимала, что она умирает на моих глазах… Сколько потом я переплакала страшными одинокими ночами, слыша ее голос: «Доченька, посиди возле меня…»

Сначала мы побыли немножко у тети Саши, но у нее свои хлопоты, потом нас усыновила бездетная пара. Но мы им, в общем-то, были не нужны. Нас только заставляли работать. Но самое страшное, что они сразу же стали требовать, чтобы мы их называли «папа» и «мама». А я не могла. Возможно, если бы они не подгоняли, я бы привыкла, но… Прожили мы у них год, но так и не привыкли друг к другу. Нам все чаще начали говорить об интернате… И вот теперь мы здесь, в Очакове. Здесь хорошо, здесь, наверное, почувствовали, что творилось в моей душе, и впервые за последние годы мне стало легче на душе...

И все же, папочка, интернат — не родной дом. Как приду к кому-нибудь из воспитателей домой, так и вспомню свой дом, тебя и мою бедную мамочку…

Если найдет тебя мое письмо, приедь к нам хотя бы проведай. Мне очень нужна твоя помощь, ведь хлопцы подрастают: Денису уже четырнадцать, Сергею — одиннадцать, а мне — пятнадцать недавно исполнилось.

Ждем тебя, папочка!» (Оксана Мельник, Николаевская область).

А вот еще одно — в чем-то похожее на предыдущее, в чем-то совершенно другое, но с таким же сгустком горечи и боли.

«Здравствуй, папа! Не знаю, что побудило меня написать тебе это письмо. Написать впервые за 16 лет. Именно столько времени прошло с тех пор, как ты решил, что мы с мамой тебе не нужны, и отказался от нас, разведясь с ней. Почему же все-таки пишу? Наверное, просто хочу рассказать о себе, о том, как жила эти пятнадцать с половиной лет без тебя. Я знаю, что у тебя новая семья, но не думаю, что откажешься прочесть это письмо.

Когда вспоминаю детство, больше всего помню то, как мне хотелось иметь отца, как завидовала всем, кого в детсад приводил папа. Лет в пять я придумала себе его: мужчину, который каждое утро стоял вместе с нами на автобусной остановке. Я была глубоко уверена, что он не разговаривает с нами только потому, что обижается на меня за что-то. И Бог свидетель, как я старалась стать лучше, чтобы он простил меня!

...Сейчас я учусь в лицее. Сейчас у меня такой возраст, когда приходит первая любовь. Но я в нее не верю. Считаю, что это иллюзия, мираж, фата-моргана. Догадываешься почему? Лет в 10—11 я случайно наткнулась на твои письма, которые ты писал маме из училища, как мечтал о счастливом будущем, беспокоился о малыше, который должен был родиться (это я), просил назвать Юлией... Сколько в них было любви и светлых чувств! Но потом были другие письма, в которых ты писал, что твои чувства сгорели (так быстро, папа?!), что это была ошибка, что лучше развестись. Для кого лучше? Для мамы? Для меня?

Прости за резкие слова. Хотя это не слова. Это голос моей обиженной души…» (Юлия Левченко, Житомирская область, поощрительная премия).

А как примириться с тем, о чем — в письме Виталия Махоничева из Севастополя (поощрительная премия)?

«Я не знаю, правильно ли поступаю. Хотелось бы написать отцу. Нет, он не умер и не уехал далеко. Дело в том, что сейчас он инвалид I группы, после инсульта и говорить-то не может...

Раньше мне казалось, что это неправда. Мой папа не может заболеть (ведь каждое утро он отжимался по сто раз, купался в море и в июньскую жару и в февральский мороз). Это просто проверка «на вшивость», казалось мне. Вот встану однажды утром, а вы идете мне навстречу, улыбаетесь... — мечтал я. Вот она — детская наивность. Ваша болезнь была слишком тяжелым ударом для меня, а поэтому я представлял себе, что все это лишь игра, так было легче.

Мы продали все что можно — один день в реанимации обходился в 200—300 гривен, а то и больше. Пришлось расстаться и с компьютером, исчезли со стола дорогие продукты... Привыкший, чтобы меня заставляли есть, я вынужден был перейти на хлеб и воду... Когда Вы заболели, я не мог даже ровно отрезать себе хлеб. Теперь, когда проснусь, перед тем как встать, минут по 20 лежу в кровати — наверное, подсознательно ожидаю готового завтрака.

Спасибо Вам за счастливое детство, которое Вы мне когда-то обеспечили...

Но, папа, не расстраивайтесь, пожалуйста. Конечно, мы могли бы и не выжить на одну мамину зарплату, но нашлись хорошие люди, которые помогли в трудное время. Каждый делился чем мог, отрывая еду от себя и своей семьи. А люди, которых Вы считали друзьями (и отнюдь не бедствовавшие), бросили нас без малейших угрызений совести. Поэтому, если выздоровеете, обращайте внимание не на слова людей, а на их душу, сердце, поступки...

Простите, если мое письмо становится слишком похожим на нравоучительную беседу. Лучше расскажите мне, как Вам удавалось все в жизни. Каким образом за ночь Вы могли выучить книгу в 500 страниц, поступить в МГУ на факультет журналистики, закончив украинскую школу, и многое-многое другое. Надеюсь, когда-нибудь я стану хоть немного похожим на Вас.

Пожалуйста, выздоравливайте! Я не теряю надежды...

Р.S. Я очень рад, что могу поведать свои мысли бумаге. Если бы мне удалось повести такой разговор со своим отцом один на один, я бы не выдержал. Не знаю, что бы со мной произошло...»

Письмо победителя конкурса Алексея Яцыченко из Артемовска Донецкой области, как и все процитированные и не процитированные, — яркое свидетельство тому, что тема, заданная ВПС в этот раз, попала в «десятку», в самую сердцевину ощущений и переживаний наших одиннадцати-семнадцатилетних. Оказалось, что детям ничего не нужно было придумывать, чтобы их письма были столь красноречивы и разоблачительны.

«Здравствуй, Натаниэль Бампо! Или просто Натти Бампо! Я пишу тебе в Северную Америку в твой 18 век из своего 21 века из Украины. Я решил написать тебе, молодой охотник с восточных берегов Гудзона, потому что в тебе есть то, чего мне так не хватает здесь сегодня, в этой жизни.

...Мне не хватает такого друга, как ты, Зверобой: правдивого и открытого, смелого, но не хвастливого. Ты умеешь так просто и понятно сказать о вещах заумных и сложных. У нас в школе учат многому и разному: но эти взрослые иногда так грузят своими правилами, уставами, памятками, указами и приказами, что просто «крыша едет»! Слов понапридумали: «гуманизм», «коррупция», «инфляция», «мафия», «агрессия», «компромисс», «толерантность» и ещё тысячи подобных заморочек! А ты уже тогда, в 18 веке, знал, что «человек нигде не может спокойно пользоваться награбленным добром». Но у нас об этом почему-то многие забывают. Считается, что чем проще и легче ты сможешь отобрать что-то у другого, тем ты круче и достойней в этой жизни.

«Люди отличаются друг от друга цветом кожи, у них разные нравы и обычаи, но, в общем, природа у всех одинакова. У каждого человека есть душа», — говорил ты.

Но и представить себе не можешь, Зверобой, как в наше время стали все заботиться о душе! Акции всякие там милосердия проводят, марафоны добрых дел, аукционы щедрых поступков и тому подобное! Только почему-то зла меньше не становится. Помнишь, ты говорил: «Я не из тех, кто считает подвигом убивать людей в одиночку в лесу». А у нас, к сожалению, есть такие, которые считают это подвигом! Я знаю, что ты, Зверобой, сказал бы обо всем этом: «Каждый отвечает за свои собственные грехи, хотя сердечное раскаяние может искупить любую вину». Я, конечно, не совсем с тобой согласен: считаю, что есть преступления, которые нельзя прощать! Да ты же сам, Натти, считаешь почти так же: «Таков естественный Закон: делай другим то, что они хотят сделать тебе!» Вот только Законы нашего государства какие-то странные: в Конституции все так хорошо и красиво (мы в школе учили!), а в жизни получается все наоборот. Ты, Зверобой, уверен, «что долг сильного заключается в том, чтобы защищать слабого». Это круто! Я тоже так считаю, только... у меня силы не всегда хватает... быть сильным. Но если бы рядом со мной был ты, друг Зверобой, я бы, наверное, стал сильнее, смелее, уверенней в этой жизни...»

Спасибо конкурсу, писали его участники, за возможность высказаться. Ведь это было, мне кажется, не соревнование за звание победителя. Это была борьба за право быть услышанным.