ОПАНАС КОЛПАК — ПОЛКОВНИК ВОЙСКА ЗАПОРОЖСКОГО

В середине августа 1762 года на Сечь кошевому Петру Калнышевскому пришло письмо из Петербурга. С повелением: ехать с депутацией в Москву на коронацию супруги Петра IІІ — Екатерины, в пользу которой император отрекся от престола 28 июня того же года. Кошевой собрался в дорогу и взял с собой наиболее отличившихся в боях казаков, в том числе и полковника Орельской паланки Опанаса по прозвищу Колпак, известного своими походами против татар.

Коронация в Успенском соборе Кремля была пышной и достаточно многолюдной, но новая императрица со свойственной ей немецкой дотошностью разглядела П.Калнышевского в толпе придворных и запорожцев. Кошевой с товарищами получил личную аудиенцию. Тогда-то и познакомилась Екатерина ІІ с полковником Опанасом Колпаком, которого ей представили как знатока Крыма. И когда понадобился начальник авангарда для войск, назначенных для похода в Крым, императрица, обладавшая феноменальной памятью, вспомнила щуплого и неказистого полковника с черными зоркими глазами, весьма скромно одетого в традиционную запорожскую одежду, но с дорогой татарской саблей на боку. Екатерина отдала соответствующее указание, бумага пошла на Сечь.

Так началась экспедиция императрицы по захвату Крыма и уничтожению Крымского ханства — форпоста Высокой Порты на северном побережье Черного моря.

Колпак и Долгорукий

Дорога на Сечь от Петербурга занимала тогда около месяца, и посланная в начале февраля 1771 года грамота была привезена Петру Калнышевскому 2 марта. Кошевой созвал старшину и, ознакомив с повелением императрицы, попросил высказываться по сути дела. Присутствующие, зная орельского полковника, не высказали никаких претензий, и кошевой атаман приказал «скликати загальну війскову раду». Довбыши забили в литавры, и вскоре около сичевой церкви Покрова собрались запорожцы. Выслушав грамоту императрицы, запорожцы решили утвердить орельского полковника командиром, а от каждого куреня дать по 14 «охочих казаков», то есть добровольцев. Так как куреней в ту пору было 36, то и добровольцев набралось 504 человека, не считая самого полковника Опанаса, его старшины, обоза с провиантом и боеприпасами, — в общей сложности человек 700. Поход был достаточно материально обеспечен, а командир российского передового корпуса, в который направлялись запорожцы, получил лично от императрицы указание снабдить разведгруппу боеприпасами и малокалиберной артиллерией (фальконетами).

В российских источниках информации читатель вряд ли сможет найти что-либо о действиях запорожцев в Крыму в 1771 году, хотя именно в этой кампании главная роль отводилась 2-й армии князя Василия Долгорукого, сменившего на этом посту графа Панина. Князь Василий происходил из знатного московского рода, который при Анне Иоанновне был в опале. В 1735 году его записали капралом в драгунский полк под именем Василия Михайлова: князю пришлось на время забыть, что он Долгорукий. В Крымской кампании 1736 года, когда ему только минуло 16 лет, капрал Михайлов первым оказался на валу крепости Перекоп, и фельдмаршал Миних перед строем произвел Василия в первый офицерский чин — прапорщика. Когда через четыре года началась война со Швецией, Василий Михайлов, отличившись в битве при Виланоках, получил следующий офицерский чин. С восшествием на российский престол Елизаветы Петровны опала с Долгоруких была снята, и храбрый российский офицер Василий Михайлов стал именоваться князем Долгоруким (Долгоруковым). За шесть лет боевых дел он получил последовательно шесть повышений по рангам. В день коронации, 22 сентября 1762 года, императрица Екатерина ІІ пожаловала храбреца чином генерал-аншефа.

В начале кампании 1771 года Вторая армия князя Долгорукова, к которой уже шел на конях отряд Опанаса Колпака, включала в себя главный корпус под командой самого князя Василия (23 тыс. 950 штыков и сабель), Сивашский отряд генерала, князя Щербатова (3 тыс. 395 штыков и сабель) и войска для охраны коммуникаций (около 21 тыс. штыков и сабель), стоявшие мелкими гарнизонами на Днепровской линии и следовавшие за Второй армией по мере ее продвижения к Сивашу и Перекопу.

Полковник Опанас Колпак прибыл в ставку князя Василия Долгорукова, вероятнее всего, 10 мая 1771 года. Даты подаются ориентировочно, потому что в разных источниках они расходятся. Например, Аполлон Скальковский указывает, что штаб авангарда главного корпуса Долгорукого под командованием генерала Прозоровского (при котором находились запорожцы орельского полковника) 16 мая уже перешел Днепр и находился на берегу речки Конские воды. В то время как Александр Широкорад пишет, что Сивашский отряд князя Щербатова покинул Днепровскую линию укреплений и направился к Сивашу 27 мая и лишь 9 июня авангард Долгорукого под командой генерала Прозоровского, имея впереди запорожцев Колпака, двинулся к Перекопу.

Дикое поле

Запорожцы шли степью быстро и компактно. В центре традиционно двигался обоз, коней в нем меняли каждый час. Впереди и с боков обоза шли степью тройные дозоры, и противник не смог бы подобраться внезапно. Полковник Опанас, как было условлено, оторвался от Прозоровского на один переход, чтобы сбить хана с толку. 21 мая запорожцы были уже в устье речки Белозерка, оттуда направились на речку Каирку. Полковник Колпак, оставив там обоз под прикрытием двух сотен казаков, сам с тремя сотнями пошел в тыл противника: он должен был доподлинно выяснить вражеские замыслы и как можно быстрее ознакомить с ними Прозоровского и Василия Долгорукого.

Провести российское войско через Дикое поле да еще в июне удавалось немногим. Достаточно вспомнить поход на Киев фаворита царевны Софьи — князя Василия Голицына. Когда 13 июня 1687 года московское войско, перейдя реку Конку, вошло в Дикое поле, стрельцы и немецкие наемники увидели только выжженную степь. Пыль, перемешанная с пеплом, стеной стояла в плотном знойном мареве. Идти вперед было невозможно, и, пройдя за три дня меньше двенадцати километров, князь Голицын собрал военный совет, на котором было решено отходить. Возглавивший войско гетман Самойлович лишился булавы: 25 июня того же года Голицын поддержал кандидатуру Ивана Мазепы, возлагая на нового гетмана надежду на помощь в завоевании Крымского ханства. По совету Мазепы князь Василий Васильевич, собрав московских стрельцов и дворянское ополчение, в феврале 1689-го вышел из Москвы с 112 тыс. войска, чтобы попасть в Дикое поле в начале мая, избежав степного пожара.

Дважды, 14 и 16 мая, крымский хан пытался атаковать фаворита царицы, но стрельцы отбились пушками, а через четыре дня Голицын подошел к Перекопу и послал к хану парламентеров. Крымский хан Эльхадж Селим Гирей от переговоров не уклонился, но, зная, что в окрестностях нет колодцев, тянул время, ожидая, когда московиты начнут страдать от жажды. Тем временем трава подсохла и степь вновь задымилась. Обвинив во всем Мазепу, Голицын повернул назад, на Москву, куда пришла лишь половина войска. Неудачный поход привел к государственному перевороту — в сентябре того же года сторонники Петра взяли власть в свои руки, и лишь это обстоятельство уберегло гетмана Мазепу от участи Самойловича.

Все это сказано для того, чтобы была понятна тяжелая и почетная миссия, которую императрица возложила на орельского полковника. Именно от перехода Дикого поля и благополучного прибытия российских войск к Перекопу и Сивашу зависел успешный результат кампании.

Почти бесшумно, низко пригнувшись к шеям коней запорожцы продвигались по морю трав и цветов — они искали языков, превратившись из дичи в охотников. Но тщетно: следов противника Ковпак не нашел, хотя за две недели обыскал почти все Дикое поле. Так он и доложил генералу Прозоровскому: путь к Перекопу открыт, — добавив при этом, что колодцы целы и выпаса для коней и быков достаточно. Таким образом, первую часть своей задачи полковник Опанас решил: он без потерь подвел российское войско к Перекопу, встретил его на подступах к крепости и помог разместиться на позициях для штурма.

Запорожская уловка

Прозоровский, а за ним и князь Долгорукий подошли к Перекопу во второй половине дня 11 июня, а в ночь на 12-е Прозоровский попросил орельского полковника послать своих казаков промерить глубину крепостного рва. Полковник послал казаков с есаулом Кобелякой, а с ним пошли и донские казаки-пластуны. Задание было выполнено: ров оказался глубиной в шесть сажен (примерно 12,798 м.). Аполлону Скальковскому, автору книги «История Новой Сечи», чудом удалось отыскать донесение Колпака кошевому Петру Калнышевскому, помеченное 17 июня, где тот описывал действия своих казаков при взятии Перекопа. Из этого документа видно, что запорожцы были в гуще событий. Возможно, именно орельский полковник присоветовал Прозоровскому не сразу пойти на штурм, а обойти крепость со стороны Сиваша и отрезать, таким образом, коммуникации противника.

Прибывший в русский лагерь князь Долгорукий одобрил план запорожцев, который сразу же дал результаты: Перекоп перестал выполнять свои функции передового форпоста, закрывавшего путь на Крымский полуостров. Запорожцы пошли на Сиваш, а главный корпус Долгорукого в ночь с 13 на 14 июня атаковал Перекоп со стороны моря.

Тем временем разведгруппа орельского полковника столкнулась с конным отрядом неприятеля в 300 сабель. Татарская конница, не выдержав удара, отступила, оставив в руках запорожцев пленных, от которых казаки узнали, что этот передовой отряд был авангардом ханского войска в 30 тыс. сабель. Хан шел на выручку Перекопу, собираясь, ударив от моря в разрез между Прозоровским и Долгоруковым, отрезать авангард Прозоровского и отбросить в Сиваш. Это было вполне реально, так как силы противников по численности были равны. Но на пути хана встали запорожцы, которые смогли задержать его авангард, потрепать его, а главное — сообщить Долгорукому о прибытии главных сил хана.

Князь Василий приказал трубить тревогу. Запели трубы и рожки, затрещали барабаны, и когда показалась орда, главный корпус был уже полностью готов к бою и построен традиционным образом, как это было принято в запорожской пехоте: войска разместились полукругом, вогнутой стороной к противнику. Впереди встала наиболее боеспособная пехота, прикрыв собой большую орудийную батарею, а на флангах — драгуны и за ними пехота. Таким образом, хан, напоровшись на пушки (пехота к моменту подхода орды должна была расступиться, открыв пушки для залпа), в замешательстве начал бы отходить, но тут сомкнулись бы фланги, и тогда отход превратился бы в бегство.

Увидев запорожцев и донских казаков и предполагая, что это авангард наступающих царских войск, хан решил опрокинуть вражеский отряд и, ворвавшись в расположение российских колонн, получить долгожданный результат: разгромить противника в поле и деблокировать Перекоп. Разогнавшись в галоп, орда помчалась за казаками, якобы убегавшими от нее, и, казалось, нагнала их. Но один взмах сабли орельского полковника — и казаки внезапно разделились на два крыла, стали уходить за фланги боевого порядка российских войск, открывая стоявшие напротив скачущей орды российские пушки. Хан понял, что в который раз попался на запорожскую уловку, и приказал отходить, но грянул первый залп, а потом пушки принялись бить беспрестанно. Довершая разгром ханской армии, в атаку пошла кавалерия. Запорожцы и донские казаки ударили от моря, и часть татарской конницы вынуждена была вновь повернуть на главный корпус. Остатки 30-тысячной ханской армии стали собираться мелкими группами между солеными озерами. Но тут их достали запорожцы, и, как пишет в донесении на Сечь полковник Колпак, «атакувати всі їхні сили не могли, одначе до 1000 чоловік убили, а решту, де й хан кримський був, за 30 верст до Кам’яного мосту гнали. 15 числа два паші, які командували військом і втекли до Перекопської фортеці, вийшли звідти і переможній російській зброї на щастя нашої всемилостивої монархині підкорилися».

Таким образом, орельский полковник смог сберечь несколько тысяч российских солдат и донских казаков. Потери были бы неминуемы, если бы, по российской традиции, генералы пошли на штурм Перекопской твердыни. На счастье, военачальники прислушались к советам Опанаса Колпака. Путь на Крым был открыт, реальной силы у хана уже не было — противник был повержен не только физически, но и морально.

Взятие Кафы

На следующий день, 16 июня, орельский полковник получил приказ генерала Прозоровского отрядить сотню казаков на евпаторийскую дорогу на поиск воды, провианта и выпаса для коней и быков. Как писал в своем донесении на Сечь Опанас Колпак, на следующий день он с сотней запорожцев пошел в направлении Козлова (Евпатории). В конце своей депеши полковник сетовал, что бой был большой, а почти никакой добычи не досталось.

Вторая депеша орельского полковника была датирована 20 июля 1771 года. Опанас Колпак писал из лагеря у Карасева, то есть из Каразбазара. Он доносил, что запорожцы шли, не встречая сопротивления, за ними двигался корпус генерала Броуна, сменившего Прозоровского. Местные жители просили склонить хана к миру. А тем временем все пять сотен запорожцев шли на главное гнездо работорговли — морской порт и крепость Кафу (Феодосию). Жара стояла страшная, пыль, смешавшись с потом, застилала глаза и, не доходя до Кафы тридцати верст, полковник Опанас решил дать своим казакам три дня отдыха. Противник ушел в горы и активности не проявлял, однако полковник ночью послал в горы сотню казаков. Сотня по-пластунски подползла к противнику, атаковала, и на рассвете вернулась с трофеями, потеряв двух запорожцев убитыми и двух ранеными. Казаки взяли 30 пленных, пригнали 285 коней, 214 голов скота, захватили на 2000 рублей разного имущества. Это были исконно запорожские трофеи, однако, узнав об этом, князь Василий приказал всех пленных, коней, скот и имущество — вернуть. Для запорожцев это был удар, так как без добычи они не признавали победу таковой.

Кафу союзники решили пока не брать, а выманить из нее противника (как это было под Перекопом), разделаться с ним в поле, после чего город сам поднимет белый флаг. 28 июня вся Вторая армия — не считая, естественно, охраны коммуникаций и русского гарнизона Перекопа, — собралась у Кафы. Как и предполагал орельский полковник, противник, не выдержав, вышел из города, и за три версты от него пытался атаковать конницей. Но, когда Кафский паша получил донесение о подходе частей князя Долгорукого, он приказал отступать. Видя это, запорожцы и донские казаки, ударив с флангов, хотели отсечь отступавших от крепости, но неприятеля было много, и замысел не удался, хотя противник и понес значительные потери. Большая часть войск вошла в город, ворота захлопнулись, мост был поднят, и крепостная артиллерия открыла огонь.

Одна из возвышенностей невдалеке от крепости была проходима для артиллерии, на что орельский полковник указал князю Василию. Долгорукий распорядился, и солдаты потащили стволы и лафеты на гору. Там пушки собрали, подтянули вверх на веревках боеприпасы, и батарея открыла огонь по городу. Население и гарнизон в панике бросились в порт. После попадания одной из бомб в пороховой погреб сопротивление гарнизона Кафы потеряло всякий смысл. Тогда князь Василий приказал перенести огонь на порт: удар по переполненным судам поверг противника в отчаяние. Долгорукий, решив прекратить бессмысленное сопротивление, приказал французскому генералу на российской службе маркизу Сент-Марку идти в город в качестве парламентера. Однако, едва маркиз приблизился к стенам, прогремели два мушкетных выстрела, и парламентер упал мертвым.

Взбешенный князь Долгорукий приказал начать общую бомбардировку: в городе вспыхнул пожар. Ворота раскрылись, и паша вместе с главными лицами Кафы в сопровождении греческих, арабских и турецких купцов, выйдя за ворота, сложил на землю свой бунчук и булаву. Кафа пала.

Почему же Долгорукий, оставив в стороне столицу ханства — Бахчисарай, — пошел на Кафу и принудил ее к сдаче? Ответ прост: Кафа являлась портом, куда мог бы пройти десант и турецкий флот, и тогда операция могла бы и не получить позитивного результата, так как Долгорукому пришлось бы драться с регулярной турецкой армией.

В битве при Кафе запорожцы добыли три знамени противника и булаву, которые были переданы командующему корпусом. Князь Василий обещал Опанасу Колпаку присоединить запорожские трофеи к другим, но при этом указать, что эти трофеи взяты запорожцами, чтобы императрица знала о подвигах команды орельского полковника.

Конец кампании

За всю кампанию, идя впереди российских войск, запорожцы потеряли трех казаков убитыми и двух ранеными. А пользу войску принесли немалую: без потерь провели через Дикое поле, помогли с водой и провиантом, с выпасом для коней и скота. Крымский хан с их помощью был разбит под Перекопом и отбыл в Стамбул на корабле просить помощи у султана. Бахчисарай, Балаклава, Бельбек, Еникале, Козлов и Судак сдались без сопротивления, везде стали российские гарнизоны. Крым стал российским.

А что же запорожцы? Они остались вроде бы не у дел, не нужные ни князю Василию, ни императрице. Долгорукий вызвал орельского полковника к себе, сухо поблагодарил за службу и... направил на Кинбурн. Так кончалось донесение полковника своему кошевому.

Князь Василий остался в своей ставке в Феодосии, стал готовить армию и гарнизоны к зиме. Коммуникации в Крыму поступили под охрану донских казаков и драгун, а запорожцы вместе с полком регулярных войск полковника Бринка пошли на Каланчак. Затем, распростившись с Бринком, Опанас Колпак повел запорожцев к Днепру и там, близ урочища Козий мыс, устроил кош. До 15 сентября он находился на Кинбурне, охраняя паланку. Турецкие суда несколько раз бомбардировали косу, но запорожские пикеты не дали аскерам высадиться. Полковник с горечью сообщал своему кошевому, что казаки из всадников превратились в землероек, а когда придет приказ возвращаться в кош, на Сечь, пока неизвестно.

Однако уже через четыре дня нарочный привез полковнику приказ Долгорукого. Князь Василий приказывал 1 октября идти на Сечь, оставив против Кизикермена две сотни казаков для охраны Шингирейского шанца. Опанас Колпак собрался в дорогу со своим верным есаулом Кобелякой. В тот же день кошевой Петр Калнышевский получил высочайшее повеление от императрицы: быть в резерве пограничного корпуса генерала Прозоровского, размещенного на Днепровской линии крепостей.

Князь Василий оказался человеком порядочным: отдельным рапортом он доложил императрице о подвигах орельского полковника и его храброго есаула. Екатерина ІІ наградила Опанаса Колпака именной большой золотой медалью за Крым, а Евстафия Кобеляку — золотой медалью «За службу и храбрость», без имени. Именную медаль получил и соратник орельского полковника по Крыму, тогда еще есаул Матвей Иванович Платов, отличившийся при Перекопе, на Арабатской стрелке и при Кафе, герой Измаила и Итальянских походов Суворова, атаман Всевеликого войска донского в 1872 году, граф империи и генерал-лейтенант от кавалерии, которого Наполеон считал своим личным врагом.

Биография запорожца

Откуда же взялся на Сечи орельский полковник Опанас Федорович, по запорожскому прозвищу Колпак? В своей книге «История Новой Сечи» Аполлон Скальковский пишет: «Он происходил, вероятно, из дворянского рода Магденков. Мы судим из того, что еще теперь (третье издание книги вышло в 1885—86 годах) есть его потомки, украинские дворяне Магденки, а также основанное (полковником Опанасом. — Авт.) село Опанасовка, перешло к одному из Магденков, который умер бездетным. Портрет Колпака, подаренный Одесскому товариществу истории и древностей (кисти художника Андрея Маклаковского, написанный в 1775 году, Одесский исторический музей. — Авт.), но жаль, что он там изображен не казаком-молодцом, а смиренным титарем церкви, которую он сам построил».

Вероятнее всего, он попал на Сечь юношей, как и такие запорожские рыцари, как Сидор Билый, Захарий Чепига и Антон Головатый. Определен был казак Опанас в Шкуринский курень, служил там «чесно, вірно і сумлінно», за хорошую службу был избран куренным. На реке Орели у Опанаса был прекрасный зимовник, стада и имущество, и в начале войны запорожцы и кошевой назначили его орельским полковником вновь созданной тогда Орельской паланки. Но в 1769 году, когда татарский хан вторгся в запорожские пределы, все имущество и скот полковника погибло. Вернувшись из похода, полковник Опанас восстановил усадьбу, завел скот и пасеку (Скальковский писал, что в 1885 году усадьба Колпака еще существовала). Там он, практически, и жил.

Когда генерал Текелей громил Сечь, а донские казаки грабили сечевую церковь Покрова, орельский полковник был в своей паланке. Ему удалось, пользуясь влиянием в придворных кругах, — возможно, и через Долгоруких, — приобрести усадьбу в полную собственность. Когда же запорожцы из Сечи пошли по миру, орельский полковник поселил их на своих землях, основал село Опанасовку, на свои средства построил там церковь и школу. Запорожский рыцарь был очень набожным, совестливым и добрым, пел в церкви, построенной на его средства, и тихо скончался среди своих побратимов.

Но все это было уже после трагедии Запорожской Сечи, а тогда, в конце 1771-го, прибыв в Кош, орельский полковник вновь получил под команду запорожцев и участвовал в кампаниях 1772 и 1773 годов.

Крым в Российской империи

Князь Василий начал в Крыму с того, что насторожил в Петербурге всех: он решил прежде всего привлечь на свою сторону население, и весьма в этом преуспел. 28 июля в ставку российского командующего прибыли два татарских мурзы, сообщившие, что взамен бежавшего хана избран новый, из рода Гиреев — Сагиб Гирей, который согласен быть под рукой российской императрицы, вступить в вечную дружбу и неразрывный союз с Российской империей, если она защитит от Высокой Порты. Князь Василий встретился с новоизбранным ханом и потребовал, чтобы тот в знак вечной дружбы и союза освободил всех без исключения рабов-христиан. Хан дал согласие, но при этом потребовал от мусульманского духовенства денег, чтобы выкупить всех рабов по цене 100 левков за мужчину и 150 — за женщину. Князь Василий удивился, но мулла, присутствовавший при аудиенции, пояснил: рабов имела не только татарская знать, но и «чернь», и во избежание волнений среди «черни» это было просто необходимо.

После некоторого раздумья мулла согласился найти деньги, и выкуп состоялся: татары доставили в ставку 1200 мужчин и столько же женщин из Московии, Украины и Речи Посполитой. Но это была лишь капля в море. Когда слух об освобождении рабов докатился до всех уголков Крыма, они, бросив своих хозяев, побежали со своими пожитками к Долгорукому, и в августе набралось еще более 9000 человек. Многие украинские солдаты из пикинерных полков нашли там своих родных и близких.

Необходимо было возродить в Крыму православие: князь Василий приказал поднять кресты на всех греческих церквях в Кафе, превращенных в мечети. Мусульмане было воспротивились, но пришлось смириться, и уже в сентябре по мусульманской Кафе прокатился благовест.

Русским поверенным в делах при хане был назначен канцелярии советник Веселицкий. Он должен был подготовить акт, которым закреплялась автономия Крыма в составе Российской империи, и согласно которому хан ни под каким-либо предлогом не мог вступить в сношения не только с Высокой Портой, но и с другими суверенными державами. Кроме этого, Веселицкий должен был заставить хана подписать прошение на имя императрицы о принятии Крымского ханства в ее подданство.

7 ноября хан созвал всех главных лиц ханства и мусульманских священнослужителей, и те указали Веселицкому, что такое письмо — против их веры. Они ссылались на князя Василия, который заверил их, что не предпримет никаких шагов, противных мусульманской вере. Российский представитель отвечал, что он просит указать соответствующее место в Коране. В 1771 году этот вопрос так и не решили.

Князь Василий полагал, что за Крым ему дадут звание фельдмаршала, но получил он лишь военный орден св. Георгия I степени, 60.000 золотых червонцев и табакерку с портретом императрицы. Екатерина произвела в полковники его сына, к их фамилии было разрешено присоединить слово «Крымский». Князь Василий обиделся не на шутку: подал в отставку и поселился в одной из самых захолустных своих деревень.

Прошло девять лет. Князю стукнуло 57, императрица, решив, что он уже не так помнит обиду, в январе 1780 года вызвала Василия Михайловича в столицу. Там она вручила ему высочайший рескрипт на Московское губернаторство, и князь Василий отправился править Москвой. Но ненадолго: он скончался в 1782-м, 61 года отроду. В 1843 году, с высочайшего разрешения, внук князя Василия, князь Василий Васильевич Долгорукий-Крымский поставил своему деду памятник в Симферополе, резца знаменитого Кановы, из каррарского мрамора, привезенного из Италии.

Крым надолго остался болевой точкой Высокой Порты и на несколько лет — головной болью Екатерины. Уже в начале 1773 года Василий Долгорукий просит Петра Калнышевского прислать в Крым полковника Колпака. Орельский полковник и его есаул Прохоня с 2000 запорожцев наводят там порядок и скидывают турецкий десант в Черное море. Через год, 5 августа 1775 года, командование в Крыму принимает генерал Прозоровский. В 1776 году он вступает в Крым с украинскими казаками и регулярными войсками, подавляет восстание татар и восстанавливает на престоле хана Шагин Гирея, которого на следующий год императрица официально утверждает правителем ханства в составе Российской империи. В 1778 году в Крыму вновь вспыхивает восстание под предводительством Батыр Гирея, и вновь «специалист по Крыму» генерал Прозоровский устанавливает «порядок» и сажает Шагин Гирея на престол в Бахчисарае. В апреле Высокая Порта признает его полномочия. А в 1783 году императрице наконец-то надоедает возиться с крымской проблемой, и 8 апреля она специальным указом отменяет автономию Крыма, ханскую власть и присоединяет полуостров к Таврической губернии Новороссии.

Шагин Гирей вынужден отречься от ханского престола. С солидной пожизненной компенсацией (пенсией) он поселяется со своими приближенными и гаремом в центре империи. Однако хану в Российской империи как-то не по себе. Он просит у императрицы разрешения направиться в Стамбул, а оттуда — в Мекку, поклониться гробу Пророка. Екатерина не против, она-то знает, что ждет бывшего хана в султанском диване. Так оно и случилось: по приезде хан получил от султана черный шелковый шнурок, и палач немедленно нашел ему применение.

В 1784 году Сенат Российской империи ратифицировал указ Екатерины ІІ, и Крым официально вошел в состав Российской империи.