О времени, Африке и хне

Каждое путешествие начинается с попытки установить в чужом монастыре свои правила. Попытка, как правило, оказывается неудачной, и затем раздосадованный турист понимает, что ему придется осваивать чужой мир, учиться понимать людей с другой ментальностью. В Тунисе украинские, да и русские, женщины сначала удивленно разглядывают рыжие от хны ладони и ступни ног местных дам, снисходительно фыркают, а затем то одна, то другая тайком от соотечественниц отправляется в тату-салон, чтобы покрыть ладони боевой раскраской.

Как оказалось, хна — это напоминание о знаменитых финикийских красителях, в частности пурпурных, алых и рыжих, которыми в древнем Карфагене, расположенном на земле богини луны Танит — на территории современного Туниса, окрашивали ткани. Тогда знаменитый финикийский пурпур был символом царского величия, цветом императорских мантий, теперь рыжая хна — знак женственности и обаяния. Я не решилась вернуться домой с рыжими ладонями и предъявить их своим студентам, а жаль. Это стало бы наглядным доказательством того, что межкультурная коммуникация свершилась.

Тунис — это одна из немногих мусульманских стран, где официально запрещено многоженство. Сказывается французское влияние — еще пятьдесят лет назад эта страна была французской колонией. Но купаются местные женщины все равно в одежде и платках — некоторые дамы с тайной завистью смотрят на туристок в бикини, другие потуже завязывают узел на платке — дабы не показать солнцу и посторонним мужчинам ни одного сантиметра тела. Таковы традиции, формировавшиеся веками… Одна почтенная пожилая дама, закутанная примерно в сто одежек — с застежками и без, заходила в воду, опираясь на тяжелый посох, а две на редкость тепло одетые женщины помоложе поддерживали ее с обеих сторон. Такая семейная взаимовыручка меня даже растрогала. Но как же тяжело, наверное, носить на себе все эти душные одеяния в пятидесятиградусную жару!

Тунисская семья — это на редкость сплоченный боевой отряд, племя в миниатюре, где голос крови и рода ощущается особенно остро. Вечером на верандах и террасах собирается все семейство: солидные авторитарные отцы, робко, но очень обаятельно улыбающиеся матери в темных платках или легких газовых накидках, дети — мал мала меньше. Все лениво потягивают мятный чай или растроганно наблюдают, как отец семейства балуется яблочным кальяном или местным ликером «Табарин». Никто никуда не спешит: торопиться в этой средиземноморской африканской стране не принято, да и незачем — жара легко гасит повышенную активность. Дети и родители сидят на верандах и террасах часами — и, заметьте, безо всякого дела. Любуются закатом, слушают, как где-то далеко шумит Средиземное море и рассказывают друг другу об одном из прибрежных районов Туниса — дивной Табарке, где иногда выпадает снег…

Снег для тунисца — это далекая и несбыточная мечта, знак умудренности и просветления. Видеть снег — значит, прикоснуться к одной из тайн земного бытия. По крайней мере, так рассказывал мне о снеге один приятный и интеллигентный араб средних лет, а его жена — одетая почти по-французски, только с темным платком на голове, трогательно кивала в такт. Оказалось, и муж, и жена мне немного завидуют — для них я приехала из «страны снега» или, по крайней мере, имела ни с чем не сравнимое счастье видеть снег почти каждый зимний день. А они — жители маленькой, но удивительно жаркой страны — даже к банальному дождю относятся как к чуду! «Выключите, пожалуйста, жару», — просил мой брат у небесной канцелярии почти каждый день нашего путешествия, но жару упорно не выключали. Напротив, нас нежно поджаривали, как рябчиков на вертеле — до золотистой румяной корочки…

В Тунисе я поняла, что времени не существует. Есть только вечность, которая, словно рука дающего, никогда не оскудеет. Если местный житель обещает сделать что-то через полчаса, обещанного приходится дожидаться, по крайней мере, часа три. Туристы сначала тихо ворчат или бурно негодуют — в зависимости от темперамента, а потом впадают в такое же блаженное оцепенение, часами сидят в шезлонгах, изредка лениво поднимаясь за минералкой.

Суть «восточной дремоты», о которой так много писали русские поэты-классики, я поняла только здесь — днем вся страна сладко дремала за яблочным кальяном и мятным чаем, и только вечером начиналась настоящая жизнь. Люди вспоминали о делах и заботах и по улицам быстро ходили, а не торжественно шествовали. Туристы из западноевропейских и славянских стран вспоминали о том, что слишком долго бездействовали и лихо наверстывали упущенное. Движение прекращалось примерно к пяти часам утра, когда вступало в свои права африканское солнце, а тунисцы отходили ко сну, чтобы днем снова приняться за мятный чай, ликер «Табарин» и кальян. Закрывались кафе на крышах домов, где можно смотреть на звезды и пить крепкий кофе… Начинались предутренний сон и дневная лень... И туристы, приехавшие из мегаполисов, забывали о том, что когда-то нервничали, суетились и торопились.

В Тунисе я поняла, что такое полихронное исчисление времени, когда пунктуальность — пустой звук, а ежедневник — макулатура. И стала чаще думать о вечном. О вечности, которую мы не замечаем из-за суеты. Когда вы устанете от жизни в мегаполисе, отправляйтесь в Африку, о которой, по словам Николая Гумилева, «в небесах говорят серафимы». Здесь все станет на свои места. И вы поймете, что торопливость — дурная привычка, а таймменеджмент — сомнительное изобретение. Со временем можно говорить на равных, но управлять им — едва ли… У него всегда найдется что сказать вам в ответ!