Нищие и благодетели города Киева

Нищие, уличные попрошайки. Они всегда были больным местом городов. Громадное количество сирых, убогих калек испокон веков считалось и бичом Киева. А ведь кое-кому из них удалось вписать себя в историю, да еще как! В «Белой гвардии» Михаила Булгакова описывается «король» киевских нищих, собиравший подаяние возле кафе «Маркиз» (современный ресторан «Лейпциг» на углу Прорезной и Владимирской).

Известно, что когда он выдавал дочку замуж, то приданое составило… доходный дом и 40 тысяч серебром. Что ж, у париев тоже своя элита, свои отверженные. Но кто лучше настоящего киевского старожила опишет нравы городского дна? И подобный источник мы действительно находим: в Государственной исторической библиотеке хранится уникальная книга С.Ярона «Киев в восьмидесятых. Воспоминания старожила», изданная в 1910 году. Ее автор ко времени издания воспоминаний прожил в Киеве 29 лет (с 1881 г.). Записав воспоминания свои по памяти, он оставил их потомкам. Вот почему сегодня словно бы на машине времени мы вслед за С.Яроном отправляемся в «город, которого нет» — Киев 80-х XIX века...

Чего не было

Материализовавшись на Крещатике, обнаруживаем, что здесь нет ничего похожего ни на Крещатик-2001, ни даже на Крещатик образца 1910-го, когда он был уже застроен «громадными» 4—5-этажными домами. Вместо них на каждом шагу — маленькие деревянные постройки с ютящимися в них мелкими ресторанами и пивными.

Канализации не было. Нечистоты вывозились первобытным способом. Можно представить Киев без скверов? А ведь таким он и был: летом дышалось тяжело, пыль стояла столбом, бедной детворе и погулять было негде.

Отсутствовала в городе и скотобойня. «… всякий бил скот, где ему заблагорассудится; гарантии, что жители едят здоровое мясо, быть не могло, так как осмотр битого скота не производился», — сообщает
С.Ярон. А попробуй, приезжий, найти кого-нибудь в этом городе без адресного стола! Если известно, в каком из многочисленных полицейских участков разыскиваемый проживает, — твое счастье. Нет — обходи все участки по очереди.

Не было не только трамвая, фуникулера, но даже конки, несмотря на то, что проект конно-железной дороги вынашивался еще с 60-х годов. Оставалось одно — ездить на извозчиках. Автор «Воспоминаний» указывает, что тогдашние гинекологи усматривали в извозчичьих выездах причины женских болезней. Несчастные седоки часами тряслись в дрожках по отвратительным мостовым и счастливы были, если благополучно добирались до места назначения. Впрочем, на большинстве улиц не было вообще никаких мостовых.

Мы — в городе, не знающем электричества. Вершина прогресса — газовые лампы с тусклым светом. В большинстве же случаев жгли «керосинки», причем количество фонарей было более чем скромное. Люди забыли о чистом воздухе, ведь на каждом шагу попадались овраги, заваленные нечистотами. В массах усадеб разводились свиньи, свободно бродившие по городу и распространявшие вокруг ужасное зловоние. «Сколько ни предупреждали владельцев не выпускать свиней на улицы — не помогало, — пишет С.Ярон. — Наконец, нашли способ уменьшить число бродячих свиней. Приказом по полиции было предписано забирать свиней в участки и часть их передавать в пользу городовых. Незачем, конечно, уточнять, что приказ этот весьма ретиво исполнялся городовыми. Даже в городской думе состоялось постановление: бродячих свиней, за отсутствием их хозяев, передавать в детские приюты «для употребления в пищу».

Во время дождей потоками лились из дворов на улицы грязные воды и нечистоты. Никакого протеста — ни со стороны администрации, ни со стороны городского управления! Власти спохватывались только во время слухов о холере в каком-нибудь уголке России. Тогда, как из рога изобилия, сыпались протоколы, но не о нарушении санитарных норм, которых не существовало, а «по 102 уст. о наказаниях согласно общему закону». Иначе и быть не могло: ни санитарной комиссии, ни санстанции не было, весь город обслуживался двумя санитарными врачами. Но и эти двое не имели никакого права самостоятельной деятельности, выполняя лишь поручения управы.

О дезинфекции понятия не имели. На базарах открыто продавалась одежда заведомо заразных. Свирепствовали инфекционные болезни. О качестве продуктов судили полицейские по внешнему виду: продукты негодны, когда они имеют неприятный вкус, плохо пахнут или цвет их какой-то не такой.

Нищие

А вот чего хватало на улицах Киева 80-х, так это нищих, калек, уродов. По словам С.Ярона, они кишмя кишели, «что, впрочем, замечается и в настоящее время и даже в большем размере». Проект создания общества борьбы с нищенством остался прекраснодушной мечтой. А посему реальную борьбу с обитателями трущоб и ночлежек вела все та же вездесущая полиция. Нищих арестовывали, представляли мировым судьям. В итоге их приговаривали к тюремному заключению. Но по выходе из тюрьмы профессиональные попрошайки снова принимались за прежнее занятие, усматривая в этом верный источник дохода. По приблизительному подсчету оказалось, что на тысячу нищих жители Киева конца XIXвека ежегодно тратили 330 тысяч рублей. Верным способом борьбы с нищенством было признано устройство «дома призрения», куда принимались бы нищие, не только способные к труду, но и неспособные — калеки и уроды. Содержание такого дома исчислялось в 150 тысяч рублей ежегодно. Т.е. на содержание тысячи нищих требовалась бы сумма, вдвое меньшая, чем тратилась киевлянами. Проект дома представили губернатору Л.Томаре, который для обсуждения вопроса пригласил на совещание именитых граждан Киева. На совещании проект одобрили. И уже первые пожертвования составили 15 тысяч рублей. Далее С.Ярон вспоминает о дальнейших пожертвованиях, гуляньях, сбор с которых предназначался на ту же цель, но проект в результате так и не осуществился. Почему и куда делись собранные для дома нищих деньги — автору осталось неизвестно.

«По поводу нищих припоминаю следующий случай, — пишет С.Ярон. — Пристав Лыбедского участка задался целью искоренить у себя нищенство и предложил городовым забирать всех нищих и доставлять в участок, дабы привлекать их к ответственности. В виде поощрения городовым было объявлено, что за каждого доставленного в участок нищего будет уплачено по пяти копеек. Началась погоня за нищими, их доставляли ежедневно чуть ли не сотнями. Надоело, наконец, приставу платить пятачки и стал он следить за действиями своих городовых. И что же? Оказалось, что городовые ради пятачков забирали нищих со всего города и доставляли исключительно в Лыбедской участок».

Кроме нищих улицы Киева были запружены душевнобольными. Переполненная Кирилловская больница с потоком явно не справлялась. Родные несчастных часто оставляли их прямо на улицах в надежде, что полиция скорее определит их в больницу. И не ошибались.

Благотворительность

И все же в том далеком, растворившемся в десятилетиях городе существовала благотворительность, ставшая единственной панацеей от нищенства. Киев 80-х располагал двумя категориями благотворительных учреждений. К первой относились учреждения на содержании жителей. Ко второй — построенные на личные средства меценатов из именитого купечества, обеспечивающих свои детища единовременным взносом крупных сумм. Золотыми буквами вписаны в историю Киева имена Николы Терещенко, Николая Попова, Израиля Бродского, а в особенности Михаила Дегтерева, оставившего городу свыше 3 млн. рублей на благотворительные цели. Уже тогда эти имена гремели по всей империи. И все же старожил Ярон обозрение благотворительности начинает с невестки императора, великой княгини Александры Петровны Романовой, основательницы Покровского монастыря.

«Как пройти
до княгини?»

Она не имела счастья в личной жизни и страдала тяжелым недугом. В 1874 году поселилась для лечения в Киеве. И сразу же задумала устроить монастырь и при нем больницу для оказания помощи всем страждущим, бедным, убогим. Город отвел Александре Петровне две десятины земли по Дионисиевскому переулку. Так началась в Киеве история Покровского монастыря, существующего и по сей день. По желанию великой княгини монастырь стал сосредоточием просвещения и благотворительности во всех видах. Одновременно при монастыре под ее личным наблюдением были созданы многочисленные лечебные и благотворительные учреждения: грандиозная больница, лечебница, в которой ежедневно принимались больные всех вероисповеданий и со всевозможными болезнями, образцовая аптека с бесплатным отпуском лекарств, училище для девочек-сирот, приют для слепых, приют для неизлечимо больных женщин, бараки для заразных больных, «странноприимницы», куда шел холодный и голодный, находя заботу о себе, приют и ночлег — вот только краткий перечень учреждений, созданных Александрой Петровной.

— А как пройти до княгини? — слышим на улицах Киева 80-х и видим перед собой бог весть откуда явившуюся изможденную фигуру. «Наслышавшись от добрых людей, что в Киеве есть больницы, где никому не отказывают в приеме, хорошо лечат и денег не берут, плетутся страждущие в Киев». И это при том, что в Киеве, несмотря на ряд благотворительных учреждений, больниц было совсем мало. У ворот Александровской больницы умирали больные. Для несчастных не было мест, и они в конце концов находили их… на кладбищах.

Больница при Покровском монастыре стала предметом особых забот Александры Петровны. Она ухаживала за больными в качестве сестры милосердия, выполняла те же обязанности, что и другие сестры. Ежегодно лечебница и больница принимали десятки тысяч людей, знавших, что в приеме отказа не будет. Сама же великая княгиня переехала в монастырь в 1889 году, приняв монашество и заняв скромную келью, где умерла 13 апреля 1900 г.

«Созданные великой княгиней многочисленные больничные учреждения, одаренные именем императора Николая II, спасли не одну сотню жизней, — читаем у С.Ярона. — Она считала лучшей для себя наградой — благие результаты, которые приносят ее добрые дела; ей присуща была фантастическая преданность делу благотворительности; утешение во всех своих заботах о благе ближнего она находила исключительно в сознании успеха своих предначертаний».

«Дом трудолюбия»

Инициатором открытия «дома трудолюбия» выступил в 1887 году барон Буксгевден. Суть предложения барона сводилась к тому, чтобы принимать в этот дом всех работоспособных обитателей дна и обеспечивать их работой. Размеры же первых пожертвований горожан не оставляли сомнений в осуществимости проекта. И действительно, уже через год «дом трудолюби»я в Киеве был открыт. В начале ХХ века при нем успешно функционировали шесть мастерских и школа для детей, работающих в этих мастерских. О популярности этого учреждения говорил хотя бы тот факт, что в числе жертвователей были и арестанты киевской тюрьмы, собравшие на «благую цель» 20 рублей. Сразу после открытия «дома трудолюбия» в декабре 1888 года туда приняли 40 нищих. Желающих там поселиться было, конечно, гораздо больше, но помочь всем не могли из-за тесноты помещения. Проект же «дома призрения», о котором С.Ярон рассказал выше, как известно, осуществлен не был.

Глазная лечебница
Н. и Е.Поповых

В 1887 году крупным благодеянием для Киева стало открытие супругами Поповыми глазной лечебницы, обеспеченной капиталом в сто тысяч рублей. Больница предназначалась исключительно для православных. Ее история связана с именем знаменитого хирурга Караваева, обратившего внимание на то, что в Киев ежегодно съезжается несметное число богомольцев. Среди них оказывалось много больных катарактой. Лично Караваевым было прооперировано до тысячи человек. Слава профессора Караваева росла, но постоянного приема и тщательного ухода за несчастными не было. Усилиями гениального хирурга при университете открылась глазная клиника на десять коек. К сожалению, летом, при наибольшем наплыве богомольцев, клиника закрывалась. Поэтому зажиточные супруги Поповы и решили открыть за свой счет постоянную глазную лечебницу. И открыли, облагодетельствовав всю Киевскую губернию! По статистическим данным, в губернии на 10 тысяч населения насчитывалось 25 слепых. В глазной лечебнице Поповых в первый же год ее открытия лечилось до 1500 человек.

«Хорошо тому жить — кому дедушка ворожит»

«Хорошо тому жить — кому бабушка ворожит» — гласила народная пословица. В Киеве 80-х пословицу переиначили — «хорошо тому жить, кому дедушка ворожит». Под «дедушкой» подразумевался известнейший киевский меценат Никола Артемьевич Терещенко.

Жертвуя крупные суммы для родного Глухова, семья Терещенко не забывала и Киев. Перечисление всех учреждений, на которые богатейшие Терещенки дали деньги, заняло бы слишком много места. С.Ярон упоминает лишь те благотворительные и просветительные учреждения, которые были созданы исключительно за счет Николы Артемьевича. Сюда относятся родильный приют, бесплатная больница цесаревича Николая для чернорабочих, ночлежный приют, городское смешанное училище, мужская трехклассная торговая школа. К этому следует добавить женскую торговую школу, ночлежный приют с бесплатными квартирами для вдов с детьми и наконец крупные пожертвования, сделанные сыновьями Николы Артемьевича — Александром и Иваном... В общем, огромное значение семьи Терещенко для киевлян трудно переоценить. «Нет ни одного благотворительного и просветительного учреждения, которому Н.А. не оказывал бы помощи в большем или меньшем размере», — пишет С.Ярон.

Бродский и сыновья

Коммерсанты, сахарозаводчики и выдающиеся благотворители Израиль Бродский и его сыновья Лазарь и Лев всегда занимали видное место. Н.Терещенко заботился о Глухове, Бродские не забывали Златополь. Но и Киев обязан Бродским очень многим. По свидетельству С.Ярона, пожертвования господ Бродских направлялись преимущественно на нужды их единоверцев, но и все остальные вряд ли могут пожаловаться. Исключительно на средства Лазаря Бродского открылся бактериологический институт, по его завещанию Киеву оставлено полмиллиона рублей на сооружение крытого (Бессарабского) рынка. На средства Льва Бродского построено здание бесплатной амбулатории детской лечебницы общества помощи больным детям.

«Скряга Дегтерев»

Об именитом русском купце Михаиле Парфентьевиче Дегтереве С.Ярон сообщает несколько подробнее. Да и неудивительно: более колоритную фигуру в истории киевской благотворительности трудно себе представить. Наш старожил познакомился с Дегтеревым в год перехода киевского русского купеческого собрания с Подола в собственное роскошное здание на Александровской улице. В деле приумножения миллионов Дегтерев, наверное, оставил позади всех: торговал железно-скобяным товаром, отдавал деньги в рост под мощные закладные домов и имений. Именно Михаил Парфентьевич помог купеческому собранию построить собственное здание. Да только боком вылезла эта помощь купцам, когда заломил Дегтерев немыслимые проценты! Вскоре Дегтерев стал председателем совета старшин купеческого собрания и взял дела в свои руки настолько, что превратился в его полного хозяина. Собственно, «председательство» Михаила Парфентьевича свелось к «выбиванию» денег, данных купцам в долг на постройку здания. В средствах Дегтерев не стеснялся. Доходило до смешного: являясь каждый день в клуб, председатель забирал ежедневную выручку от игры в бильярд в счет погашения долга себе. Даже само купеческое собрание прозвали «лавочкой» Дегтерева. О скупости его ходили легенды. Владея тремя крупными домами на Крещатике и обладая миллионным состоянием, Михаил Парфентьевич свел до минимума свои потребности и мог торговаться до бесконечности из-за пяти копеек. Казалось, вся его жизнь свелась к добыванию денег любыми путями.

Горожане заподозрили «неладное» еще при жизни Дегтерева в 1886 году, когда им был пожертвован дом для богадельни на Подоле. А вскоре он построил и вдовий дом на сто лиц, обеспечив эти учреждения капиталом в сто тысяч рублей каждое. Открыл Дегтерев и городское училище. Врожденная скупость и наряду с этим щедрые пожертвования повергали киевлян в шок. Окончательно загадка «скупердяя» стала ясной после его смерти в 1898 году. Вот как об этом рассказывает С.Ярон: «…этот самый М.П., умирая, завещал городу Киеву все свое недвижимое имущество и свыше 2 млн. в наличных деньгах и акциях; все это им назначено было для постройки и содержания богадельни и приюта на 660 душ (500 богадельцев и 160 детей), а так как оставшиеся капиталы превзошли всякие ожидания, то и постройки душеприказчиками были значительно расширены, что дает возможность городскому управлению призревать не 660 душ, а почти втрое больше. И только после смерти М.Дегтерева те самые киевляне, которые считали его скупым и ростовщиком, поняли, что М.П. всю жизнь отказывал себе во всем и исключительно собирая разными способами деньги, поставил себе единственной задачей — облагодетельствовать бедное население Киева».

***

Наше путешествие подходит к концу. Мы снова — на улицах Киева 2001 года и не знаем, заглядывал ли киевский старожил на сотню лет вперед. И если так, не надеялся ли он, что в том далеком «завтра» на улицах его родного города не будет нищих, страждущих, несчастных? И разве его вина в том, что он ошибся? А тему нищих «ЗН» еще продолжит. Только теперь путешествие во времени не требуется…