Наказан средними широтами

Средние широты,

ясная погода,

тихая работа,

да тоска полгода…

а еще полгода ожиданье чуда,

что найдешь на юге,

далеко отсюда.

Гидрометеоролог Вячеслав Скрыпник грезит Антарктидой. Он зимовал в третьей антарктической экспедиции 1998 года, в его активе и пятая зимовка 2000-го. Отдохнув положенный год в средних широтах, жил вполне оправданной надеждой попасть в седьмую экспедицию. Вячеслав Владимирович представил в антарктический комитет солидный план научных работ, но в состав экспедиции, которая сейчас зимует на острове Галиндез, Скрыпника не включили. С тех пор вместо Французского пролива он видит Французский бульвар, где работает в УкрНЦЭМе (Украинском научном центре экологии моря). За окнами кабинета, правда, тоже морской горизонт.

Скрыпник вынашивал несколько вариантов проникновения в высокие широты. Одним из таких путей могло стать трудоустройство в составе российской экспедиции. Разумеется, Вячеслава среди российских полярников среднего поколения знали, он не нуждался в рекомендациях, но часть российских станций законсервировано, а на обитаемые и своих желающих хватает, конкурс при отборе даст фору украинскому.

Будоражила и возможность устроиться на одно из российских судов обеспечения полярной экспедиции, где он лично знал капитана, на штатную должность, даже рядовую — матросом, коком. Одно время Вячеслав даже учился на курсах судовых поваров при учебном центре. Реальнее выглядит возможность устроиться «под фок» на иностранное пассажирское судно, совершающее в сезон полярные круизы к берегам Антарктиды, такие экзотические путешествия очень популярны на Западе.

…Тогда, после возвращения из пятой экспедиции, строгое начальство Скрыпника особенно не отчитывало, лишь по-отечески пожурило за романтический проступок, за мальчишество, которому, наверное, подвержен любой нормальный мужчина. Именно неясно пожурило без упреков и выговоров, а неясность порождает у ученого догадки и предположения. Насколько он отлучен от Антарктиды, Вячеслав Владимирович пока не знает.

Что же произошло на станции?

Отпетые романтики

Антарктическая весна. На глазах укорачиваются ломкие тени, свежее пахнет снег, видимость пронзительная. В шестидесяти километрах просматриваются манящие контуры острова Анверс, где расположена американская база «Палмер».

И вдруг нагонный ветер напрочь забивает пролив Лемайер колотым льдом, на рифах лед торосится, короткой белесой ночью смерзается, и конца-краю не видно бестолковой кутерьме.

При такой неустойчивой погоде еще на третьей зимовке к станции пробился новенький американский ледокол «Лоуренс М.Гоулд», вывозивший с «Палмера» смену полярников, отработавших положенных полгода. Встреча с коллегами была теплой, иначе в высоких широтах и не бывает. Деликатно выяснили, что полевое довольствие превышает суточные наших полярников… в 25 раз. Правда, удаляться американцам от станции разрешено только на два с половиной километра, слишком велика сумма страховки.

Наши же, умеренно застрахованные, совершали вылазки и раньше. Видимо, вирусом непоседства заражен сам добрый домовой «Фарадея-Вернадского». Гидрометеоролог Владислав Тимофеев (тоже, кстати, одессит) на третьей зимовке плавал в одиночку на утлой пластмассовой лодчонке к островам Крулз и Дарбо в пятнадцати милях от станции.

Идея рвануть за 70 км к «Палмеру» на надувном «Зодиаке», чтобы утереть нос американцам, родилась у доктора третьей зимовки Александра Бакуновского аккурат в 1998-м во время визита ледокола, но строгий командир базы Виктор Сытов тогда категорически запретил.

Однако, когда в марте 2000 г. в составе пятой украинской зимовки на станции «Академик Вернадский» оказалось четыре отпетых романтика из предыдущих экспедиций, идея получила чувствительный импульс. Характерно, что всем четверым было за сорок, ребята бывалые, каждый повидал экстрима вдосталь. Системный механик Николай Старинец до Антарктиды десять лет проработал на Шпицбергене. Дизелист Александр Стеренок пятнадцать лет трудился на метеостанции в тундре. Повар зимовки Василий Хомицкий семь лет отдал тюменским нефтепромыслам. Сам Вячеслав Скрыпник десять лет работал на научно-исследовательских судах погоды, в отпусках ходил на яхтах, он единственный в группе по сути дела нюхал серьезного моря-океана.

Мини-экспедицию приурочили к пятилетию поднятия флага на станции и 54-й годовщине отечественного китобойного промысла (в декабре 46-го флотилия «Слава» (VIKING) вышла в первый рейс из Ливерпуля). Пообещали совершить восхождения на прибрежные вершины, с заложением в каменных турах памятных записок и вымпелов. Восхождения одобрило руководство антарктического комитета.

Добро было жаловано, но выход откладывался, мимо станции со скоростью курьерских поездов проносились ледяные поля, ледовая обстановка зачастую менялась в течение часа. Необходимо было выбрать день, когда вся акватория до острова Анверс, где находится станция «Палмер», очистилась бы ото льда примерно на двенадцать часов. Этого времени, по расчетам четверки, должно было хватить, чтобы дойти до Анверса, погостить не более двух часов и вернуться обратно. Вячеслав единственный из четверых, пожалуй, профессионально соразмерял опасность, потому ежедневно анализировал карты погоды, которые приходили из Чили, а также фотографии, передаваемые три раза в сутки со спутников.

Уже залатали все дырочки в «Зодиаке», в кокпите ожидал запасной мотор «Джонсон», но окна хорошей погоды не открывались. Месяц прошел в нетерпении.

День 10 декабря 2000 года выдался на редкость солнечным, температура воды поднялась до четырех градусов тепла, установился полный штиль. Видимость была идеальной, в шестидесяти километрах к северу от станции голубели горные цепи острова Анверс, цели похода, на юге слепил белизной пологий купол острова Рено, хотя до него было 100 км. Откладывать выход было больше нельзя, впереди маячили авралы по передаче станции следующей смене. Решили сниматься, хотя за горизонтом топтался очередной циклон. Рассчитывали на десяток часов прекрасной погоды. На самом деле их оставалось меньше...

«Вы — сумасшедшие… Впрочем, и мы тоже»

Пройдя десять километров, приблизились к Петерманну, перегрузили в «Зодиак» четыре канистры бензина, заранее завезенные на остров. Затем взяли курс на северо-восток к острову Уинки, где находится британская база-музей «Порт-Локрой», заложенная еще в 1944-м. Путь предстоял не близкий, до «Локроя» 60 километров. Чтобы уменьшить лобовое сопротивление, улеглись на брезент, под которым находился запасной мотор и 155 литров бензина. На понтоне возвышался только драйвер Николай Старинец.

Пролив Лемайер стелился под двойное дно «Зодиака». Четыре пары глаз напряженно обшаривали акваторию, чтобы не налететь на льдину или гроулер (прозрачную обтаявшую льдину, почти целиком скрытую под водой).

Минут через двадцать мотор поперхнулся и замолк. «Зодиак» продолжал скользить по инерции в самом узком месте пролива Лемайер, где ширина не более ста метров. Николай Старинец колдовал с мотором. Аварийная остановка затягивалась, лодка дрейфовала назад, а на западе бледную голубизну неба обволакивала вуаль облаков, погода портилась.

Наконец Николай выдул из системы охлаждения подсосанную льдинку, мотор заурчал. Наверстывая упущенное, «Зодиак» выписывал крутые виражи, экипаж хватался за капроновый леер, чтобы не выпасть за борт.

На выходе из пролива Лемайер сбавили обороты, заложили аварийный запас топлива. Высадились на берег удачно, не замочив ноги, чего нельзя было допустить ни в коем случае: сушиться негде, да и некогда. Затащили канистру по крутому пляжу на высоту десяти метров и быстро отчалили от мыса Ренард, расположенного у подножия одноименной черной горы, по форме напоминающей зуб. «Черный зуб» Антарктиды стережет выход в океан.

Погода продолжала портиться. Все чаще приходилось жечь бензин сверх нормы, обходя поля сплоченного битого льда. На черепашьей скорости пробирались через паковую кашу. Наконец подошли к острову Уинки. Потеряли время, пока искали вход в узкое гирло извилистого, несудоходного пролива Пелтиер.

И вот за очередным коленом Пелтиера открылся островок с двумя строениями, на флагштоке перед базой полоскался «Юнион Джек». На звуки мотора показались два загорелых человека в шортах. Хозяева привычно показали давно покинутую людьми станцию, сувенирный магазин, печать, которой они в сезон гасят туристам марки с антарктическими сюжетами, подарили четыре памятных диплома, удостоверяющих, что такие-то посетили «Порт-Локрой». Жили отшельники по-походному, спали в мешках, топили буржуйку, пищу из концентратов разогревали на двухконфорочной газовой плитке. Джим Фокс дважды зимовал на британской станции «Халли», а Кеннет Бек был начальником зимовки и метеорологом в 1977 году на станции «Фарадей» («Вернадский»).

Беседа под пиво продолжалась уже два часа, в буржуйке постреливал плавник, уплывать не хотелось, но Вячеслав поглядывал на небо и понимал, что пора сниматься, и как можно быстрее, хорошей погоды оставалось часа на четыре. На память обменялись сувенирами, и наш земляк оставил, по просьбе Джима, запись в журнале посещений. Когда обнялись на прощание, у Джима сорвалось:

— Вы сумасшедшие… Впрочем, такие же, как и мы.

Напоследок лодка обогнула остров. На полном ходу выскочили в пролив Ноймайер, который разделяет остров Уинки и огромный остров Анверс, где находится американская станция. За мысом Ланкастер Николай заглушил мотор. Предстояло решать и немедля идти на «Палмер» или давать деру от циклона. Из точки, где они находились, до родных Аргентинских островов было 62 километра, а до американцев — всего 26. Понимали, что другого случая побывать на «Палмере», одной из трех антарктических станций, больше не представится. И «Зодиак» понесся на запад.

Гвозди вместо вешалки

Встречная зыбь стала круче, все чаще приходилось пробираться на малом ходу через скопления колотого льда, отталкивать льдины баграми. Уже два часа шли вдоль суровых синих ледников острова Анверс, по правому борту маячил трехтысячник Францез.

За мысом Бонапарт открылись радиомачты на берегу. Вход в бухту Артур был чист, и «Зодиак» резво подошел к большому причалу станции «Палмер». Опытный полярный волк Джим Фокс известил американцев по радио о визите. Лидер летней команды янки, экипированный по-летнему в теплую куртку и шорты, принял конец.

Направились к жилым модулям. Бросилось в глаза обилие строительной техники всех назначений. У подножия ледника бульдозеры утюжили взлетную полосу для тяжелых грузовых самолетов. В ангаре прятались два законсервированных вертолета, на площадке отдыхали снегоочистители. С причала свесил стрелу подъемник для контейнеров. Во всем чувствовался американский размах.

Люди почему-то не показывались, хотя на станции обитало до сорока человек. Сопровождавший объяснил, что сотрудники после обеда отдыхают. В главном коридоре встретили единственного полярника, им оказался метеоролог. Вячеслав с коллегой побежали глянуть только что полученную карту погоды. Картина, как и ожидали, выглядела зловеще. Уже через час обещал сорваться сушняк, свирепый восточный феновый ветер.

Пора было уходить, но, как на грех, холл запрудили сотрудники. Вячеслав представил участников экспедиции, пообщались. На прощание попросили разрешения у лидера «Палмера» оставить запись в журнале посещений. Оказалось, что у американцев такого журнала не предусмотрено. Минут через десять все-таки принесли новенькую тетрадь, и Вячеслав сделал запись о визите на первой странице.

Скатились с третьего этажа, сорвали с гвоздей просоленные комбинезоны и побежали к причалу. Наспех попрощались, на полном ходу пересекли бухту Артур и вышли в океан.

За что лобызают моторы

Надвигающееся с запада сплошное ледяное поле подбиралось к бухте Артур. Через считанные минуты лед мог закупорить дорогу домой, поэтому Николай выжимал из 55-сильного «Джонсона» все, что было возможно. Решили возвращаться на «Вернадский» кратчайшим, но более опасным путем через россыпь мелких скал и островов архипелага Вауверман, надеясь, что рифовое мелководье замедлит наступление ледового фронта. Всего 12 километров отделяли их от желанного навигационного знака на острове Танджент по ту строну пролива.

Шлюпка вышла в пролив Бисмарка. Сушняк разогнал с востока метровую волну, волна сталкивалась с метровой зыбью, образуя беспорядочный кипящий хаос. «Зодиак» проваливался в полутораметровые ямы, его подбрасывало, вода перехлестывала через понтоны, в кокпите плавали пустые канистры. На понтоне теперь было опасно сидеть, Николай стал на колени и двумя руками еле удерживал румпель. Через час свистопляски, совершенно окоченев, добрались до острова Танджент.

Повернули на юго-восток и проливом Нимрод пошли на «черный зуб» Ренарда у входа в пролив Лемайер. Стало меньше качать, и можно было поменять позу. У островка Детур, где пролив Нимрод соединяется с проливом Лемайер, отталкивали веслами гроулеры. Николай подключил бензопровод к последнему топливному баку.

С ревом, высоко задрав нос, «Зодиак» расколол шлейфом зеркало Лемайера.

За кормой остались 154 километра вдоль Берега Грейама. Поход продолжался десять часов. Когда затащили «Зодиак» на слип станции, пальцы Николая, сжимавшие шесть часов румпель, скрючились, он не мог их разжать.

Подарки от Кеннота Бека

Немного позже, 21 декабря 2000 года, четверка в том же составе предприняла еще одну океанскую вылазку к Берегу Данко, преодолев на «Зодиаке» 100 километров. Целью похода было определение границ зоны небывалого развития диатомовых водорослей. По пути посетили аргентинскую сезонную станцию «Альмиранте Браун», примостившуюся на берегу живописного Парадайз Бея, Райского залива. На станции хозяйничали трое испанских альпинистов во главе со знаменитым восходителем Йосу Фейхо.

На обратном пути все повторилось, как и в первой поездке: вновь угодили в шторм, укрывались от него за островами, разбросанными в широком проливе Жерлаш. В тот день винт «Джонсона» намотал еще 190 километров, суммарный километраж достиг 344 километров

Контакт команды с обитателями «Порт-Локроя» продолжался до окончания зимовки. Почти с каждым проходящим лайнером или яхтой Джим и Кен передавали на «Вернадский» трогательные подарки к Новому году, Рождеству и Крещению. Присылали приветы и с других станций, где о них были наслышаны. Знали, что на острове Галиндез обитают славные ребята из небогатой свободной страны.

В феврале пожаловал с круизной оказией Кен. Матерый яхтенный капитан Олег Белый, живущий с семьей на яхте уже более 30 лет, рассказал, что у Кена нет собственного дома. Средства, надо полагать, имеются, но необходимости оседать он не видит. Кеннет Бек живет один и работает только в Антарктиде на разных британских станциях.

Не исключено, что Кен наведается на «Вернадский», если будет летневать в сезон, справится, где сейчас «крэйзи драйвер» Николай, где остальные знакомцы, а ему ответят, что ребята ударно зимуют, то ли на новозеландской станции, то ли на Гренландии. Деликатный полярный бродяга Кен не станет выяснять, почему для его отчаянных знакомых не нашлось вакансий на «Вернадском-Фарадее».

Руководителей антарктического центра тоже можно понять, каждый дорожит ответственным местом. И все же реакция центра на два похода отважной четверки стала для виновников путешествий неожиданной. Надежда на прощение не покидала до последнего.

Не исключено, что со временем шлюпочные вылазки ограничат двумя с половиной километрами, как на «Палмере». Пока же в киевском госпитале МВД полярников донимают тестированием, в вопроснике две сотни коварностей. По тестам определяют склонность к риску. У нашего земляка Вячеслава Скрыпника она обнаружилась, как, впрочем, и у других бывалых ребят. А ведь не будь Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен рисковым парнем, не была бы открыта Антарктида.

Риск четверки в прибрежной Антарктиде был осознанным, и дальновиднее, наверное, было бы не шарахаться от парней, а использовать их, надежных, на макушке Земли с пользой для государства.

Еще разумно было бы усилить испытание очевидным вопросом: «Интересно ли вам знать, что там за Ренардом, «черным зубом» Антарктиды?». Подмывает ли рвануть за ближайший мысок? Если ответ будет отрицательным, то кандидата можно смело вычеркивать из списков.

P.S. Автор не удивится, если, позвонив в очередной раз Вячеславу Скрыпнику, узнает от домашних, что он южнее семидесятой широты.